Иван Ефремов - Ольга Ерёмина

Поэтому подлинное жизнелюбие (говоря языком Фромма — биофилия) не отрицает смерть как факт и не испытывает ужас перед ней. Что вовсе не означает борьбы с ней, преодоления её как главного элемента инферно.

Жить полнокровно, полноценно, ярко — значит отрицать не смерть, а вялое угасание, бесцельное дление биологического существования. Такова логика Ефремова, близкая интуиции древних эллинов и в очищенном виде перенесённая им в будущее. Можно вспомнить и иную параллель: «Если бы ты был холоден или горяч… Но ты тёпл…»

Друг Ефремова Филипп Вениаминович Бассин, выдающийся психолог и нейрофизиолог, исследовавший проблемы бессознательного, психологической защиты и состояния предболезни, после выхода книги писал Таисии Иосифовне:

«В чём причина того очарования, которое неизменно охватывает читающего книги И. А. и, в частности, читающего «Тайс»? Я назвал бы три причины.

1. Я не знаю ни одного произведения ни в художественной, ни в научной литературе, которое с такой ослепительной яркостью воспроизводило бы жизнь ушедших эпох. Какое сочетание глубины знаний и мощи изобразительного таланта нужно для этого! Ему в этом отношении нет равных.

2. Чувство красоты. Оно, это чувство, которое есть вместе с тем чувство строжайшей меры, даёт о себе знать на каждой странице. Я вспоминаю единственное произведение, которое я мог бы в этом (только в этом!) отношении поставить рядом. Это «Стихотворения в прозе» Тургенева. Вся «Тайс» — это тоже цепь таких стихотворений в прозе.

3. Его благородство. Только он мог в чуждом, варварском непонятном мире, в который он нас погружает, увидеть искры человечности, которым не дано было погаснуть. А мог он их видеть потому [что] сам был озарён их позднейшим светом, нёс этот свет в своей душе».[327]

«Последние зубцы»

Солнце взбесилось, испорченная людьми природа мстила.

В Подмосковье пылали леса, выгорали целые деревни. Чад от торфяников днём и ночью висел в воздухе. Едкий дым щипал глаза. С одной стороны Москвы-реки не разглядеть другого берега. На борьбу с пожарами были брошены армейские подразделения. Три месяца жестокой засухи 1972 года, самой сильной за весь XX век, уничтожили урожай; страну ждал продовольственный кризис. Обыватели вздыхали: вот он, високосный год…

Речка Медведенка, протекающая возле дачного посёлка Новодарьино и впадающая в Москву-реку, пересохла. Поля вокруг щетинились сухими короткими стеблями овса и ржи. Леса, в июне ещё хранившие свежесть, к августу совсем пожухли. Воздух казался сухим и одновременно вязким, так что стук поездов почти не долетал со станции Перхушково Белорусской железной дороги до дачи № 69, принадлежащей вдове академика Ферсмана. И всё же на даче было намного легче, чем в раскалённом асфальтовом пекле города.

Иван Антонович, мечтавший обратиться к давно задуманной популярной книге по палеонтологии, не мог работать. Он сильно похудел, чувствовал себя неважно. Изношенное сердце тяжело переносило жару, а кардиальная астма могла в любой момент обостриться из-за смога. Таисия Иосифовна часто просыпалась по ночам, прислушивалась к дыханию мужа. Шприц и нужные лекарства были всегда наготове.

Но не только в природе было тяжко. Странным образом отягчилась атмосфера вокруг Ивана Антоновича, казалось, что вокруг сгустился колышащийся сумрак. Ефремовы замечали, что за ними следят.

Ещё при отъезде на дачу шофёр Семён Михайлович Соболев, всегда приходивший на помощь, возивший Ефремовых не только на дачу, но и в Ленинград, сказал:

— Иван Антонович, в вашем доме кого-то «пасут».

— Ну уж точно не нас!

Они жили на виду, ничего не скрывали.

Однако Таисия Иосифовна помнила, как однажды во время телефонного разговора вмешался со своими комментариями мужской голос. «Возмущённые, мы с сестрой позвонили на телефонный узел и в конце концов получили раздражённое разъяснение: «У вашего телефона подсадка».[328]

Иван Антонович беспокоился за жену.

В журнале «Молодая гвардия» начал печататься роман «Тайс Афинская». Сначала хотели публиковать его целиком, и это помешало Ефремову отдать несколько глав в другие журналы, которые просили об этом. Затем, когда роман был уже анонсирован, «Молодая гвардия» потребовала сокращений. Иван Антонович текстуально сокращать отказался, просто вынул из романа три главы. При этом даже предварительного договора с автором заключено не было, соответственно не было и предоплаты, хотя Ефремов сам оплатил редакторскую перепечатку романа. В августе из очередного номера журнала внезапно исчезло продолжение. Ефремова даже не предупредили об этом. В ответ на возмущённое письмо главный редактор А. С. Иванов ответил нечто невразумительное, прислал договор и в сентябре обещал возобновить публикацию.

Неясен был вопрос и с изданием «Тайс» отдельной книгой. При этом роман исключили из готовящегося собрания сочинений: якобы в собрание можно включать только те произведения, которые «имеют прессу». Ефремов возражал: к тому времени, как выйдет собрание сочинений, роман будет уже не один раз напечатан и прессы будет достаточно. Но чиновников от литературы заботил только страх за свою карьеру.

Итак, сначала собрание сочинений хотели издавать в шести томах. С исключением «Тайс» оставалось пять. Шесть томов обязаны были по обычаям того времени выпускать в течение трёх лет — по два тома в год. Ежели томов пять, то их печатали за два года. Иван Антонович грустно и одновременно иронично думал: что ж, больше шансов дожить…

Словно серая пелена обтягивала всё, что было дорого Ефремову. Последнее десятилетие писатель, знакомый практически со всеми произведениями не только отечественной, но и мировой фантастики, посвятил разработке её философских основ, опубликовав множество статей, ратовал за популяризацию этого жанра, за создание посвящённого ей отдельного журнала, за организацию её изучения.

Фантастическая литература вкупе с приключенческой была самой востребованной в СССР 1960-х годов, книги даже малоизвестных авторов раскупались как горячие пирожки. Однако власть, от которой зависело учреждение нового журнала, делала вид, что не замечает этой необходимости. Резко сократилось количество выпускаемых фантастических книг, уменьшились тиражи. В многочисленных институтах огромной страны официально изучением фантастики занимались только два профессиональных филолога-литературоведа — Наталья Ильинична Чёрная (Институт литературы им. Шевченко АН УССР) и Анатолий Фёдорович Бритиков, сотрудник ИРЛИ АН СССР, автор монографии о советской фантастике, старый друг Ефремова. Его стараниями в Пушкинском Доме был создан фонд писателя, куда Бритиков сдавал на хранение ефремовские рукописи и целые мешки читательских писем, привозимых им в Ленинград из московских командировок.