Река меж зеленых холмов - Евгений Лотош

— Мне все равно, — Суэлла закрыла глаза, чувствуя сквозь веки палящий солнечный свет.

— Не все равно. Тебя держали здесь, угрожая убить других, если ты сбежишь. Ты все еще чувствуешь за них ответственность. Прошу тебя, помоги им еще раз.

Суэлла открыла глаза. Яна Мураций склонилась к ней, протягивая руку.

— Ты поможешь мне, Су? Хотя бы сегодня?

— Да, — тарсачка ухватила ее за запястье и встала, пошатываясь. — Помогу. Сегодня. Что нужно делать?

— Понятия не имею! — широко улыбнулась Яна. — Начнем с того, что я объявляю себя военным комендантом храма, а тебя — своим первым заместителем с правом подписи. У меня в келье передатчик спрятан, я сейчас быстренько Кампаху в курс дела введу и вернусь. Заодно вырублю тех, кто на представление не явился — за пределами двора шум не слышали, они ничего не подозревают. А ты пока что обойди наших любезных хозяев и удостоверься, что ни у кого не осталось оружия. Те, что в меня стреляли, долго в себя не придут, а остальных пятерых нужно обыскать как следует. И знаешь что…

Ее улыбка стала еще шире.

— Мало ли где на теле можно спрятать оружие. Возьми девочек себе в помощь, раздень их всех догола и свяжи как следует. Пусть провялятся на солнцепеке. Они, кажется, любят так за провинности наказывать? Вот пусть и попробуют на себе свое лекарство.

Ее взгляд упал на безжизненное тело Тиксё, и улыбка резко поблекла.

— Только не переусердствуй, Су, ладно? — почти жалобно попросила она. — Хватит на сегодня жертв.

Тела Тиксё и Микана зашевелились, медленно поднялись в воздух и повисли в полусажени над землей. Только сейчас Суэлла осознала в полной мере всю силу Аямы-Яны. Синомэ. Первая категория. С легкостью держит в воздухе два тела общим весом в сто тридцать килограмм как минимум. И удар, сломавший шею Микану, она нанесла с расстояния в почти две сажени. По сравнению с ней вторая категория Суэллы — детский лепет. Ребра ломать в пьяной драке, не больше…

— Я отнесу их в дом, — Яна повернулась и пошла к двери в дом "кающихся грешниц". Тела плыли перед ней. — Пятнадцать минут, Су. Через пятнадцать минут вернусь. Давай, действуй.

Суэлла посмотрела ей вслед и пожала плечами. Что бы ни ждало ее в будущем, все лучше, чем раньше. Слишком неожиданно — но, в конце концов, какая разница? Она дотянулась манипулятором до валяющегося на земле пистолета Микана, покрутила его в руках — рукоять неожиданно удобно легла в руку, словно и не покидала ее никогда — и выстрелила в воздух.

— Слушайте меня все! — громко сказала она, и головы лежащих начали поворачиваться в ее сторону. — Жрецы Тинурила, ваша власть над нами кончилась. Если кто хочет умереть — только скажите, прикончу с радостью. Мужикам подняться на ноги и отойти к стене, вон туда. Все оружие — на землю возле меня.

Фигура Джикаэра медленно воздвиглась в дальнем углу двора. Настоятельно заметно покачивался и иногда мотал головой, словно вытряхивая что-то из уха. А он-то когда успел здесь появиться? Или она, перепуганная, просто не заметила его раньше?

— Суэлла Тарахоя! — властно прогремел он. — Чудовищный грех совершаешь ты, идя против священной воли Тинурила…

Суэлла выбросила вперед руку с пистолетом и почти не целясь выстрелила. Прошлой весной — как давно это было! — на соревнованиях она выбивала девяносто пять из ста на двадцати саженях. Пуля взметнула из ограды облако глиняной пыли в нескольких сантиметрах от левого уха осекшегося жреца, и девушка почувствовала странное удовлетворение. Оказывается, не забылись еще навыки! Может, прикончить его в качестве примера для остальных?

— Плевать я хотела на волю Тинурила! — холодно сказала она. — Если бы я не была атеисткой, все равно стала бы ей после пребывания в вашем гадюшнике. Джикаэр, если бы не просьба момбацу самы Яны Мураций, я бы с большим удовольствием пристрелила тебя. Ляпнешь еще что-нибудь — точно пристрелю.

Она выстрелила снова, и на сей раз облачко пыли взметнулось возле правого уха дернувшегося настоятеля.

— Джикаэр, выходи сюда и раздевайся догола. Живо! И пусть только кто-нибудь попробует дернуться!

— То есть, по твоему мнению, с боевиками в храме пора кончать? — осведомилась Цапара.

— Да, — Хоцобой скупо кивнул. — Потеряв хозяев, они сорвались с поводка и стали слишком опасны. Пятерых еще можно было игнорировать. Но сейчас их стало тринадцать, и сколько еще приползет из западных лесов — неизвестно. Когда я там болтался две недели назад, местные шептались, что солдаты бегут из уцелевших лагерей десятками и сотнями. И если хотя бы каждый сотый решит, что у нас сытно и уютно… В городе и без того хватает воров и мошенников, чтобы позволить собраться еще одной большой банде. Тем более — совершенно отмороженной. И не забывай — все, что они берут у жрецов, могло бы стать нашим.

— Логично, — согласилась Смотрящая. — Только, кажется, тебя еще что-то волнует. Я же тебя двадцать лет знаю, Хоца. Что случилось? Схлестнулся с кем-то из них?

— Не без того, — лицо Хоцобоя осталось невозмутимым. — Цапара, ответь мне на один вопрос.

— А именно?

— Ты знаешь, что в борделе при храме содержится тарсачка? Тарсачка-синомэ?

— Конечно, — уголком рта усмехнулась Цапара. — Я же все-таки Смотрящая. Что тебя так взволновало?

— Из какого она клана?

— Зачем тебе знать?

— Затем, что она тарсачка. Сестра по крови. Я могу стерпеть, когда в бордель силой загоняют гулану, сапсапу или кого еще. Но тарсачку!..

— Ну и что? — Смотрящая нахмурилась. — Она из Северных Колен. Поделом высокомерной стерве. Пусть-ка на собственной шкуре прочувствует, каково оно — своими руками на кусок хлеба зарабатывать.

— Цапара! — заместитель стукнул кулаком по столу. — Какая разница, из Северных колен она или еще откуда? Она — тарсачка! Как я могу жене и дочерям в глаза смотреть после такого?

— Да мне плевать! — Смотрящая поднялась из-за стола, в беспорядке заваленного бумагами. — Шлюха есть шлюха, кем бы ни родилась.

Она обогнула стол и угрожающе нависла над мужчиной.

— Не лезь не в свои дела, Хоца. А то ведь в мире много тайных вещей, которым неплохо бы такими и остаться. Интересно, как твоя жена отреагирует, если узнает, что ты сам регулярно в бордель захаживаешь?