Приватная жизнь профессора механики - Нурбей Гулиа

Вскоре я встретил своё пятидесятилетие. Было хорошо, что тогда все мои ученики были при мне, и я свой день рождения отметил в их окружении. Чувствуя, что моя мисс Витольдовна нравится Саше (он был просто поражён её красотой, когда мы случайно встретились с ней), я умело познакомил их, и они с первой же встречи сошлись. Я выпил, заснул в одной из комнат её квартиры, а они остались наедине в другой. Счастливы они были года два-три, искренне любили друг друга. Это, несмотря на то, что Витольдовна была на десять лет старше Саши. Злыдня Витольдовна даже заявила мне, что со мной она только 'развратничала', а по Саше - 'тащится'. Неплохой лексикончик для переводчицы с английского! Я даже на время поссорился с ней за такие разговоры.

Дела моржовые

Я сказал, что начал моржеваться с холодных ванн. Препротивное дело, доложу я вам - ни пошевелиться толком, ни согреться в движении. То ли дело плаванье в свободной воде, пусть даже и в холодной.

Осенью 1987 года, что-то в ноябре, мы с Тамарой пошли на пруд в парк 'Кузьминки', взяв с собой термометр. Я поболтал им в воде и установил, что температура воды - шесть градусов. 'Вполне приличная температура!' - как сказал бы главврач курской Облбольницы. В пруду уже успели при нас выкупаться несколько человек.

- Что я - лысый, что ли! - почему-то подумал я, и, хотя и был 'лысым' - стриженным 'под нуль', раздевшись, полез в воду. Никаких неприятных ощущений, столь характерных для холодной ванны. Поплавал с минуту, потом растёрся полотенцем, и тут же почувствовал, как разлившаяся по телу теплота, усугубленная водкой с салом, взбодрила меня и подняла настроение.

Тамара, несмотря на мои уговоры, на сей раз в воду не полезла. Но мы стали регулярно, почти каждый день, по утрам ездить в Кузьминки, где я купался. Уже в декабре, когда тоненький, гладкий и очень острый лёд затянул поверхность пруда, мы с Тамарой рано утром уже возвращались с моего моржевания. Я назвал это купанье таким термином потому, что на поверхности воды уже был лёд. Во время замерзания воды и во время таяния льда весной, температура воды минимальна, и на пресных водоёмах приближается к нулю. Когда лёд уже достаточно толстый, температура воды под ним уже около четырёх градусов. Правда, отличить ноль от четырёх градусов при моржевании невозможно - обжигает и эта, и та вода. Состояние у меня было бодрое и благостное, негреющее солнце стояло низко на восточной стороне горизонта.

Вдруг послышалось тарахтенье трактора и нас обогнал 'Беларусь' с прицепом, в котором ехали двое парковых рабочих. Завидев нас, они что-то стали кричать. Я не расслышал и жестами стал переспрашивать. Трактор остановился, и до меня дошли слова рабочих:

- Уматывай в Израиль, а бабу нам оставь!

Вот и аукнулся мне этот Израиль - опять нос, видимо, сыграл злую шутку со своим хозяином! А пока я показал крикунам жест рукой по локоть: 'вот, дескать, это вам, а не бабу!' Пролетарии привстали, но мне они показались недостаточно понятливыми, поэтому я продублировал мой жест уже ногой, указав им на их брата по разуму. Ногу надо было согнуть в колене достаточно сильно, но я постарался.

Получилось очень обидно и пролетарии, выпрыгнув с прицепа, направились вразвалочку ко мне.

- Тамара, беги за милицией, - быстро проговорил я, и стал шарить глазами по сторонам, ища подходящее оружие против пролетариата. Я увидел палку, торчащую из мусорного бака, резво подбежал к нему и стал вытаскивать. Палка по мере вытаскивания всё увеличивалась в толщине, и скоро у меня в руках оказалась настоящая палица Ильи Муромца. Размахивая ею, я с криком самурая бросился на обидчиков. Они отступили, запрыгнув опять в прицеп, и трактор снова затарахтел.

- Пронесло, - решил я, но ошибся. Трактор развернулся и на всех парах понёсся навстречу мне. - Задавить хочет, что ли? - рассуждал я, ища глазами Тамару. И увидел её поблизости у беседки с группкой старушек, моционящих по утрам. Тамара взволнованно указывала старушкам в мою сторону. Я приободрился - свидетели расправы будут и неплохие.

Я поднял палицу и стал ждать приближения трактора.

- Перебью стёкла, как только приблизится, а выйдет кто-нибудь, то зашибу и его! Свидетели есть, все видели, как они напали первыми, причём с помощью трактора, - рассуждал я сам с собой.

Трактор подъехал ко мне вплотную, остановился, и из него вышел тракторист. Пролетарии наготове сидели в прицепе. Я не буду дословно приводить наш диалог с трактористом, скажу только, что пара-другая печатных слов всё-таки была. Таковыми были: трактор, Израиль, баба, свидетели, под суд. Пришлось вспомнить мои состязания того же рода с целинными трактористами, где я, как известно, выиграл.

- Так бы и сказал! - соглашается тракторист и снова залезает в кабину. Под улюлюканье старушек трактор с прицепом ретируется. А я сделал вывод, что с моим носом и без бороды, в малолюдных местах лучше не появляться. Сейчас меня от националистов выручает бритая голова, я становлюсь похожим на скинхеда. А когда по дороге попадаются нацмены, то я надеваю кепку и выставляю напоказ свой нос. Но что-то вроде палицы в руках в любом случае всё равно иметь надо!

Однако вернёмся к первоначальному предмету нашего разговора - моржеванию. Сам я начал заниматься этим от страха заболеть СПИДом. Но, познакомившись со многими моржами, разговорившись с ними, я понял, что просто так, 'за здорово живёшь', моржами не становятся. Нужен какой-то стресс, толкающий человека в прорубь.

Одна пожилая женщина постоянно болела пневмонией, медицина оказалась бессильной, она кинулась в спасительную прорубь и выздоровела. Молодую женщину бросил муж, у неё началась истерия, а спасла, разумеется, прорубь. Мужчина-наркоман решил завязать с 'наркотой' и призвал на помощь прорубь. И так далее, и тому подобное:

Спустя два года, когда я уже стал опытным моржом и начал делать по два-три захода в прорубь зараз, решилась искупаться и Тамара. Она не рассчитывала на такую смелость, но однажды после моего купания, когда мы выпили, она, наконец, отважилась. Но так как купальника у неё не было, то полезла в прорубь 'в чём мать родила'. Лицемерные посетительницы Кузьминок подвергли её остракизму, но не сразу, а только после того, как разглядели стройную фигуру Тамары. Толстых, кривых и артритных старух, купающихся голыми, они не критиковали.

Но даже после остракизма Тамара продолжала моржевание в Кузьминках. Меня поражает до сих пор психология Тамары: ей трудно встать утром, трудно взяться за изучение компьютера, трудно отказать себе в поедании сладостей. Но одномоментно бросить курить, после долгих лет увлечения этой заразой, она смогла. Это был единственный случай мгновенного и бесповоротного отказа от курения среди моих знакомых. Начать моржеваться - одномоментно и бесповоротно, она тоже смогла. А сколько наших друзей, поддавшись нашему примеру, лезли в прорубь, в эйфории вылезали из неё, но вторично этого опыта не проводили!

Научившись чувствовать себя в проруби как дома, я начал эксперименты по заплывам под лёд. Это уже когда мы, испробовав с десяток различных водоёмов и прорубей, остановились, наконец, на Красном пруде в Измайловском парке. Красным он назван не только потому, что он прекрасен, а ещё и потому, что в допетровские времена торговцы мясом мыли его перед продажей в этом пруду, окрашивая воду кровью в красный цвет.

Лёд из-под воды необыкновенно красив - этакие хрустальные купола над тобой, сказочная картина. И кислороду в холодной воде требуется меньше, поэтому погружение может длиться подольше, чем в тёплой. Я сперва отплывал от проруби метра на три-четыре, и тут же возвращался. А к весне уже проплывал метров до десяти. Как-то уже в начале апреля я поспорил, что проплыву от проруби до достаточно большой лунки метрах в пятнадцати. В лунку, оставшуюся от рыбаков-подлёдников, можно было просунуть голову, набрать воздуха, и вернуться снова назад. Спор был крупный - две бутылки водки, правильнее - самогона, так как всё ещё доживал 'сухой закон'. Принесли даже фотоаппарат, чтобы фиксировать моё появление из лунки.

Погода была солнечная; погрузившись в воду, я отчётливо видел столб света, идущий от проруби, и такие же столбы поменьше - от лунок. В том числе и от той, куда я должен был вынырнуть. Я отдышался, проделал необходимую в этих случаях гипервентиляцию лёгких (часто задышал до головокружения), и нырнул. Но, к моему ужасу, световые столбы от отверстий во льду исчезли. Оказывается, Солнце зашло за тучку. Я поплыл назад, заглядывая вверх, но лунки нигде видно не было. Решил, было, вернуться, но и прорубь исчезла из виду, и это всё из-за зашедшего за тучку Солнца. Что делать? Я понял, что спор может закончиться трупом.

Вспомнил, как прошлой весной милиция извлекала из талой воды труп утопленника, провалившегося когда-то под лёд. Зрелище было кошмарное. А теперь я могу запросто утонуть подо льдом с множеством лунок и даже прорубью, в десяти метрах от Тамары и моих товарищей-моржей. А они даже не будут знать, где конкретно я нахожусь, чтобы помочь. Положение аховое!