Том 4. Стихотворения, поэмы, агитлубки и очерки 1922-1923 - Владимир Маяковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последняя смерть
Хлеще ливня, грома бодрей,Бровь к брови, ровненько,со всех винтовок, со всех батарей,с каждого маузера и браунинга,с сотни шагов, с десяти, с двух,в упор — за зарядом заряд.Станут, чтоб перевесть дух,и снова свинцом сорят.Конец ему! В сердце свинец!Чтоб не было даже дрожи!В конце концов — всему конец.Дрожи конец тоже.
То, что осталось
Окончилась бойня. Веселье клокочет.Смакуя детали, разлезлись шажком.Лишь на Кремле поэтовы клочьясияли по ветру красным флажком.Да небо попрежнему лирикой зве́здится.Глядит в удивленьи небесная звездь —затрубадури́ла Большая Медведица*.Зачем? В королевы поэтов пролезть?Большая, неси по векам-Араратамсквозь небо потопа ковчегом-ковшом!С борта звездолётом медведьинским братомгорланю стихи мирозданию в шум.Скоро! Скоро! Скоро!В пространство! Пристальней!Солнце блестит горы.Дни улыбаются с пристани.
Прошение на имя… Прошу вас, товарищ химик, заполните сами!Пристает ковчег. Сюда лучами!Прѝстань. Эй! Кидай канат ко мне!И сейчас же ощутил плечамитяжесть подоконничьих камней.Солнце ночь потопа высушило жаром.У окна в жару встречаю день я.Только с глобуса — гора Килиманджаро*.Только с карты африканской — Кения*.Голой головою глобус.Я над глобусом от горя горблюсь.Мир хотел бы в этой груде го́рянастоящие облапить груди-горы.Чтобы с полюсов по всем жильямлаву раскатил, горящ и каменист,так хотел бы разрыдаться я,медведь-коммунист.Столбовой отец мой дворянин,кожа на моих руках тонка.Может, я стихами выхлебаю дни,и не увидав токарного станка.Но дыханием моим, сердцебиеньем, голосом,каждым острием издыбленного в ужас волоса,дырами ноздрей, гвоздями глаз,зубом, исскрежещенным в звериный лязг,ёжью кожи, гнева брови сборами,триллионом пор, дословно — всеми по̀рамив осень, в зиму, в весну, в лето,в день, в сонне приемлю, ненавижу это всё.Всё, что в нас ушедшим рабьим вбито,всё, что мелочи́нным роемоседало и осело бытомдаже в нашем краснофлагом строе.Я не доставлю радостивидеть, что сам от заряда стих.За мной не скоро потянетеоб упокой его душу таланте.Меня из-за угла ножом можно.Дантесам в мой не целить лоб.Четырежды состарюсь — четырежды омоложенный,до гроба добраться чтоб.Где б ни умер, умру поя.В какой трущобе ни лягу,знаю — достоин лежать яс легшими под красным флагом.Но за что ни лечь — смерть есть смерть.Страшно — не любить, ужас — не сметь.За всех — пуля, за всех — нож.А мне когда? А мне-то что ж?В детстве, может, на самом дне,десять найду сносных дней.А то, что другим?! Для меня б этого!Этого нет. Видите — нет его!Верить бы в загробь! Легко прогулку пробную.Стоит только руку протянуть —пуля мигом в жизнь загробнуюначерти́т гремящий путь.Что мне делать, если я вовсю,всей сердечной мерою,в жизнь сию,сеймир верил, верую.
Вера
Пусть во что хотите жданья удлинятся —вижу ясно, ясно до галлюцинаций.До того, что кажется — вот только с этой рифмой развяжись,и вбежишь по строчке в изумительную жизнь.Мне ли спрашивать — да эта ли? Да та ли?!Вижу, вижу ясно, до деталей.Воздух в воздух, будто камень в камень,недоступная для тленов и крошений,рассиявшись, высится векамимастерская человечьих воскрешений.Вот он, большелобый тихий химик,перед опытом наморщил лоб.Книга — «Вся земля», — выискивает имя.Век двадцатый. Воскресить кого б?— Маяковский вот… Поищем ярче лица —недостаточно поэт красив. —Крикну я вот с этой, с нынешней страницы:— Не листай страницы! Воскреси!
Надежда
Сердце мне вложи! Крови́щу — до последних жил.В череп мысль вдолби!Я свое, земное, не дожѝл,на земле свое не долюбил.Был я сажень ростом. А на что мне сажень?Для таких работ годна и тля.Перышком скрипел я, в комнатенку всажен,вплющился очками в комнатный футляр.Что хотите, буду делать даром —чистить, мыть, стеречь, мотаться, месть.Я могу служить у вас хотя б швейцаром.Швейцары у вас есть?Был я весел — толк веселым есть ли,если горе наше непролазно?Нынче обнажают зубы если,только, чтоб хватить, чтоб лязгнуть.Мало ль что бывает — тяжесть или горе…Позовите! Пригодится шутка дурья.Я шарадами гипербол, аллегорийбуду развлекать, стихами балагуря.Я любил… Не стоит в старом рыться.Больно? Пусть… Живешь и болью дорожась.Я зверье еще люблю — у вас зверинцыесть? Пустите к зверю в сторожа.Я люблю зверье. Увидишь собачонку —тут у булочной одна — сплошная плешь, —из себя и то готов достать печенку.Мне не жалко, дорогая, ешь!
Любовь