Антология новой грузинской поэзии - Шалва Бакурадзе

УЧИТЕЛЬ АРАБСКОГО

Перевод И. Ермаковой

Буду твоим учителем арабского,НаучуСклонятьЛюблю во всех временах.Это легко —В арабском нетГрамматической категорииВремени,И ничтоНе делитсяНа прошлое, настоящее и будущее.В нем живет настоящее без прошлогоИ прошлое без будущего,Человек же подвешен за ногиВ их горящейЧерной печи.

Я твой учитель арабского,Мы начнем не со слова,А с дела —С корня фаала,Что по-грузински значит делание.Проспрягаем делать в трех временах:В настоящем без прошлого,В прошлом без настоящего иВ будущем без прошлого иНастоящего —Интересно закрутитсяКорень фаалаМежду мной и тобой.Давай, почитаем стихи,Разберем доисламскую арабскую вязьТемных времен,Времен темноты народа,СияющуюИз тьмы,Словно рыжий верблюд,Лениво раскачивающийся в пустыне,Пока нам светит полная луна иВсе равно — темень,Ведь на небе еще не сверкнулаОдинокая сабля луны, предвещая беду.Давай, почитаем Коран,Осветивший времена невежестваДарованными БогомИзящными сурами.

Сура восемьдесят первая,СВЕРТЫВАНИЕ:

Когда солнце свернется,и когда звезды погаснут,и когда горы сдвинутся с мест,и когда верблюдицы на десятом месяцеостанутся без присмотра,и когда дикие звери собьются в стаю,и когда моря переполнятся,и когда души соединятся,и когда похороненную заживо спросятза какой грех она убита,и когда свиток развернется,и когда небо сдвинется,и когда ад раскалится,и когда рай приблизится, —узнает душа, чего она стоит!

И взвоет душа:О Владыка миров,Я, похороненный заживо,В дарованном Тобой теле,Потакающий бессмысленным и бесцельным прихотям этого тела,Не смог освободитьсяОт человеческих обязанностей.Я не понял,Объясни, милостивый и милосердный,За какой грех с меня спрошено,Зачем я захоронен,За какое грешное дело убит,Если все за меня было решеноДо того, как явился яВ быстротекучий мир,Пока не изверг Ты меня несчастной каплейИ пока не заставил меня излить несчастную каплю!

Ибо все несчастные наши капли изливаются волей Твоей,Ибо Тобой созданыМягкие, как масло масляное, впадины,Плотные, как песчаные холмы, выпуклости,И пухлые алчные губы.Это Ты украсил меня, подобно полулунию в небе,Затвердевшей от страсти частью тела —Ятаганом, грозно блестящим, серебру подобно,Горящим желанием во все проникнуть,Все рассечь,Как душа,Или, точнееДух…

Тобою создана часть телаИ части речи,Коими пишутсяВсе книги всякого языка,В том числе, арабские…И писалась на арабскомТысяча и одна история:Тысяча и одна ночь,Макамы,Газели и ученые труды,Среди которых следует отметить:Толкователя любовных страстейМухи ад-дин Аль-Араби,Наущения шайтанаАль-Халладина,Послание о царстве прощенияАбуль-аля-аль-МаариИ Тысяча и один арабский способУдлинения уда —Автор неизвестен.

О Боже,Я был рассеивателем,из тех,кого Ты сделалЗаглавием Своей суры:

Сура пятьдесят первая,РАССЕИВАТЕЛИ:

Пусть убиты будут лжецы,пребывающие в пучине беспечности,вопрошающие: «Когда день Страшного суда?»В день тот будут они испытаны огнем:«Вкусите ваше испытание,это то, с чем вы торопили!»Истинно богобоязненные —среди садов и источников,принимающие то, что даровал их Господь,ибо прежде они творили добро.Ибо лишь малую часть ночи спали они,а на заре взывали о прощении,и в богатстве их была доля для просящего и лишенного.И на свете есть чудесные знамения для уверовавших и в душах ваших.Разве вы не видите?

Боже мой, посмотри на меня,Посмотри и ответь —Почему в моем телеЗабыто тело?В нем тоже масса чудес:Губы — нежный коралл,Зубы — ряд жемчугов,Звезды в небе, в душе и глазах.Луна-ятаган в небеИ луна-ятаганВ паху.Сердце, проникающее в Твои глубины,И фал, проникающий в глубины твоих созданий —Чем не чудо ТвоеКаждая жилка моего тела,Звездам подобная,ЛунеИли траве.

Я твой учитель арабскогоУчу и использую тебя,Ибо я уже не гомосапиенс,И не гомофабер.Я — типичный представительСвоего времени,Я то, во что окончательно превратился каждый —человек-потребитель,использователь.

Я — твой учитель арабского:Ас-саламу алайкум —Мир с тобой!Алайкуму с-саламу —Мир и тебе!Так здороваются Машрик и Магриб.

Я был твоим учителем арабскогоВ тот самый день, 11 сентября,На одном из балконовНью-йоркского небоскреба,Где стоял и щелкал на память.И на этом снимке яУлыбаюсь,Ничего не замечаю,Смотрю себе впередИ сердце не чует опасности.И, конечно, на фотографии четко видно,Как сзади меня накрывает огромный истребитель!

Хиру уммика!(Оставлю без перевода)Хиру уммика! —Так переговариваютсяМашрик и Магриб.

Коран же гласит:Богу принадлежат Восток иЗапад, и куда бы ты ни повернулся,Всюду лик Его, ибоГосподь всеобъемлющий — мудрец из мудрецов.

Я знал, это, Господи,В тот самый день, 11 сентября,Беспечно снимая мир,И даже не обернулся!

Я знал и то,Что лицо по-арабски — картина,Что по-грузински значит,Как тебе известно,Фото или картину —Именно то, что осталось от меня,Когда живое лицо моеТы прошил самолетомИ взорвал меня, как небо,Небо, сердцевина которого — Твой престол.Хиру уммика!Всего лишь Фак ю!Или Мать твою!Как переговариваются Машрик и Магриб.Не только американец — даже арабНе помнит уже, конечно,Тот арабский,Избранный Господом из языков,ИзбранныйИз-за точностиИ изящества этой точности,Когда язык столь изящно точен,Что походит на объятие,Объятие, а не убийство.Как часто, желая обнять,Мы только и можем,Что — раздавить друг друга.

Я был твоим учителем арабского,Я обучил тебя:Танцу живота,Езде на верблюде,Сидению за столомИ спокойной беседеО том, что мир этот создан Богом,И созданы в этом мире книгаи самолет,жертва и палач…Господь создал ученика и, главное,Такого вот учителя арабского.

Буду твоим учителем арабского…

СОХРАБУ СЕПЕХРИ — В ИНОЙ МИР

Перевод И. Ермаковой

Кто разбил хрупкий фарфор твоего одиночества,Втиснул в одежду чужого тебе языка?Разве мало нам одного языка и одной жизни?Я был твоим переводчиком,Своим языком, своей жизньюПереводя жизнь твою и язык твой, и разбивался фарфор.Я качался на точечной маковке одиночества,Ты толкнул меня,И полет был сладок,Пока я не разбился.Я всегда боялся высотыИ, летя на восток,Раскидывал руки на запад,Так походя на крест и полумесяц,Что меня принимали за Будду,Сущего в воде и огне и земле —Салам, Сохраб!Это я, когда надоело мне быть Георгием,Выдумал тебя заново в себе,Приютил тебя, лишенного крова,И выпрямил тебе воздушную дорогуВ пустыне:Прощай, путник!Пусть сотни пустых посторонних песчинокОбратятся в звезды,Освещая колючую твою дорогуИ ночь, опустившуюся на голову дегтем.Ведь и в твоей ночи увяла сирень?Салам, Сохраб!Это я оживил тебя, заставил говорить,Услышал,Что ты хочешь уйтиИ ничем не смог удержать.Так ты и улизнул —Упрямый мой, странный Пигмалион.С миром, Сохраб!Ты единственный, кого я любил всей душой,Чей язык так сладко вращалсяУ меня во рту,И капал гортанным грузинским медомПерсидский сахар.И только минуту,Пока не ускользнул из рук моих,Только секунду, — но все жеТы был моим,Единственным на этом свете,Разгоняющим туман,Проясняющим мозги,И я летел за тобой,Но ты исчезал отовсюдуИз этого мираВ другой.И вот здесь, на безлюдном кашанском кладбищеЯ нашел, наконец, вещественное доказательствоТвоей жизни —Могильную плиту с надписью:«Идущий ко мне,Ступай тише, сдерживай шаг,Чтобы, не приведи Бог, не треснулХрупкий фарфор моего одиночества».Эта узкая плита — дверь,Ведущая к тебе,Я нашел ее,Но так и не смог открыть, —Не взорвать, не ворваться,Не открыть и по воле Господней.Я стою один в кашанской пустыне,Где идет дождь,Бормочу стихи,И в голове моей с треском раскалывается фарфор…

ГАГА НАХУЦРИШВИЛИ