Антология новой грузинской поэзии - Шалва Бакурадзе

ИЗ ЦИКЛА «ПРЕДПОСЛЕДНИЕ СТИХИ»

Перевод А. Цветкова

В конечном счете и я научусь жить неплохои ничем, кроме того, что ты видишь во мне, уже не буду,вряд ли и тем, что ты видишь во мне.

И еще научусь писать о других и говорить о себе,говорить о себе как о других.Это будет моя месть поэзии.

Разве плохо она повелевала мной?Не требовала ничего, кроме измены,а запрещала только писать.

Изъян был во мне. Даже в стихах не удавалосьзаслонить глупостью трусость.

Вот и сейчас нет смелости на последние строки,остается лишь научиться жить неплохо,довольствоваться предпоследними стихами.

И каждый раз, когда призовут к разумной жизниили, напротив, попросят новых стихов, я сниму лицои всем покажу свою истинную маску.

Вот засыпаю снова, но все напрасно,каждый раз просыпаюсь совсем другой,каждый раз разный. Кем уже не проснусь.Кроме того, кем был, и есть надежда,что буду впредь.                    Не знаю, как долго сплюи сколько раз просыпался. Каждого сна,как бы ни был короток, хватает на сновидения.Каждого сна — на одно сновидение. И в нем

просыпаюсь другой. Засыпаю. Опять просыпаюсь,и снова другой. И вновь засыпаю, в надеждесовпасть на следующий раз, в следующей попыткес собой, со своим именем. Неважно, где совпасть —во сне или наяву. Я ведь не отличаю явь от снаи не знаю, когда где оказываюсь. Главное знать, что живой.

Как можно дольше верить, что живой.

Ежедневно,по нескольку раз в день,оплескивая лицо водой, моясь, чистя зубы,я вижу свое лицо в зеркалеи не замечаю, как меняюсь,а он видит меня раз в полтора-два месяца:в парикмахерском кресле, где время застывает,и я становлюсь почти вещьюна десять минут, на тринадцать,а он сверяет с зеркалом и считает перемены:ни упустит из виду ни седого волоса, ни морщины. Ни одного красноготонкого капилляра в бессонных глазах.И всегда под конец, когда парикмахеробметает с шеи опавшие волосы,я, смелея от того, что опять стану плотью,а его душу через мгновение втянет зеркальная глубь,оставив на поверхности лишь тень, отражение,в который раз тороплюсь спросить: почему ни разу не скажешь,                                       когда я умру?И слышу, как он не отвечает:сколько раз говорил.

ИЗ ЦИКЛА «ПУТИ И ДНИ»

Перевод Б. Кенжеева

Чуть ли не ежедневно переезжая на новоеместо, ты даже радовался; озябший,проголодавшийся, предполагал, что следпутешествий останется где-то, хотя бы россыпью буквна бумаге. Не вышло. Зато ты узнал о тайныхнедомоганиях странников, чьи силыто возрастают, то падают. Голос жены или дочкимерещится перед сном. Учащаются дежавю.Приступы беспричинной грусти одолевают все чаще.И еще одно чувство — боль, словно теряешь нечтоненазываемое, неотъемлемое, взамен получая лишьвозможность быть чужим, обладать тьмойлиц и имен. Быть чужим не для других (для нихты и так посторонний), но для себя самого,быть одним из бесчисленных «я», который вступаетв незнакомый город. Спрашивает дорогу. Переходит мост.

В эту страну часто тянет влюбляться. Бывает,и ты поддаешься соблазну, особенно еслитонет дорога в июльских горах, вьется. «Моиславные, я вас люблю!» — хочется крикнутьпридорожной деревне и коршуну, вывешенному,как флаг, на околице, и лесистому склону, откуда онспустился, и вотчине коршуна — небу меж горныхвершин, и траве, ждущей кровавых перьевбудущей жертвы, и самой этой жертве, что хищникне успел еще высмотреть. Лает дворовый пес,на забор бросаясь. Девочка-замарашкапровожает взглядом твою машину. Что делатьс внезапной радостью в сердце? Боль — проще, о нейтак нетрудно писать, но что сочинить о радости,если справиться с нею недостаетни одиночества, ни таланта?

«Упаси Господь болеть одному, тем более ночью,тем более, далеко от дома. Одному и далекоот дома. Ах, никто меня не утешит, никтоне подаст лекарства в тусклом гостиничномномере. Одеялом укрылся, курткой, а знобитвсе равно нестерпимо, и воды в бутылке осталосьедва на один глоток. Упаси Господь болеть одному,особенно если ты мужчина: они в болезнимного слабее, они вообще ужасно падают духом,хворая в отсутствие матери, или сестры,или возлюбленной, или жены, хлопочущейсо снадобьем в правой руке, холодным питьем —в левой». Ночь, гостиница, одиночество. Страхсмерти здесь и сейчас. Долго мерещился в темнотесобственный труп, жалко скорченный на несвежейпростыне. А поутру стало так смешно и так стыдно.

БЫЛО — И НЕТ

Перевод Д. Веденяпина

…А потом и стихи покинули людей.

Выбрали непогожую ночь, когда никто не высовывается на улицу,                                  тайно свернули свой лагерьи двинулись в путь, обрастая по дороге все новыми и новыми соплеменниками.

Скорбные — от того что все так плохо кончилось,И растерянные — потому что их оказалось меньше, чем они думали.Словно последние, чудом уцелевшие солдаты разбитой армии,уныло потянулись они по темным ветреным долинам домой,к далекой стране, надежно укрытой от глаз времени,из которой их — кого раньше, кого позже — обманом выманили.

Их ухода не заметили, потому что стояла ночь.

Их отсутствия не заметили,                                        потому что наступил день.

ДАВИД РОБАКИДЗЕ

ПЕРЕЖИВАНИЯ

Перевод Д. Лоскутова

1. Из прищуренных глаз солнце сегодняшнеебуквами золота вошло в свою незримую историю.

2. Будто вены мои перерезаны, — самолетом небо размежено,словно кровью дымом залито, шумомсмерть приближалась бесцветная.

3. С чурчхелой многоэтажной самолет столкнулся, бабушкадоставала ее как раз из кастрюли с пеламуши,а я ладони готовил подставить под стекающие сладкие капли.

«Жена Адама состоит из денег…»

Перевод Д. Лоскутова

Жена Адама состоит из денег,Из кофейных пенок,Из табака, дающего клубов длиннющий дым.Возьмем павлинов, что остались с ними послеКлубов ночных,Одарим их красою неуместной.Давайте лестницу воздвигнем от подъезда до затаившейся на чердаке кроватиИ установим так дороги мудрости змеи.С дециметровыми железными цветами (в качестве убранства) крышу домаВозьмем и к яблоне, наполненной ржой, привьем.Теперь пойдем осмотрим наш разрушенный забор АдамаИ подберем все камни, брошенные в рай.

«Мои чужие — мои же овцы…»

Перевод Д. Лоскутова

Мои чужие — мои же овцыИ я их пастух.Однажды проник в настроение волк незаметноИ выкрал ягненка, овцою рожденного.Смертью одною окончен был день тот.Сегодня же овцы мои обернулись волкамиИ я — звездный пастух. Я — луна.

ОБЪЕКТ

Перевод Д. Лоскутова

Вижу: красная раскрылась скала, выскочил мужчина в галстуке,С оружием (законноприобретенным), мобилой, путаной, на джипе,Заложил вираж влево, левее, по спуску пронесся иВрезался в отель. Ворвался в ресторан, из кармана вырвал деньги,До рассвета торчал в сауне.Вижу: сауны дверь раскрылась, выскочил мужчина в галстуке,С оружием (законноприобретенным), мобилой, усами, на джипе.Вывернул по пандусу направо, правее,Газанул и вперед — к зданию. В лифт, поднялся,Вошел в кабинет, подмял собой стул, задремал.

МАНЕКЕН