Война и люди - Василий Песков

– Можно ли проследить замысел операции большого масштаба, увидеть «семечко», из которого выросло дерево?

— Не всегда. Но в Сталинградской операции зарождение замысла зафиксировано. И я один из тех, кто (прибегаю к вашему образу) держал это «семечко» на ладони.

Теперь, имея возможность сопоставлять по датам, что делали в наших штабах и что в это же время делал противник, с любопытством останавливаешь внимание на двенадцатом дне сентября 1942 года. В этот день Паулюс из-под Сталинграда вылетел в Винницу. Туда же прилетел Гитлер. И Паулюс получил приказ взять наконец Сталинград решительным штурмом. В тот же день, 12 сентября, из-под Сталинграда в Москву прилетел заместитель Верховного Главнокомандующего Георгий Константинович Жуков. Мы сразу же встретились в кабинете у Сталина.

Речь шла о Сталинграде. Положение там для нас резко ухудшилось. Нужны были новые силы. Главнокомандующий, помню, склонился над картой. Мы с Жуковым отошли в сторону и очень тихо обсуждали возможные действия. Сталин вдруг выпрямился; «А какое еще решение вы предлагаете?» Мы изложили идею. На другой день Сталин вызвал нас обсудить ее более подробно, уже с первой прикидкой сил и возможностей. Замысел операции Сталин сразу же оценил, он сказал: «То, что мы здесь обсуждали, кроме нас троих, пока никто не должен знать». Так выглядит «зерно», из которого выросла наша победа на Волге.

Не надо, однако, преувеличивать роль идеи самой по себе. Идею можно загубить, если действовать неумело. Но тут все, что последовало за первым замыслом, было сделано безукоризненно.

– Мы уже говорили о коллективном уме. В Сталинградской операции этот принцип хорошо соблюдался?

— Да. На разных этапах разработки плана контрнаступления к делу подключились все, от кого зависел успех. Ставка учитывала все точки зрения. В связи с этим приведу мало кому известный эпизод.

В канун решительного наступления я находился в войсках у Сталинграда. До условленного часа оставалось два дня. И вдруг звонок из Ставки: Главнокомандующий требует, чтобы я немедленно вылетел в Москву. Он сразу же принял меня и показал письмо командира 4-го механизированного корпуса В. Т. Вольского. Этому корпусу предназначалась решающая роль в операции. Комкор писал в Государственный Комитет Обороны, что запланированная операция под Сталинградом при том соотношении сил и средств, какие сложились к началу наступления, не только не позволяет рассчитывать на успех, но, по его мнению, обречена на провал со всеми вытекающими отсюда последствиями. Далее Вольский писал, что, как честный коммунист, он просит немедленно проверить реальность принятых планов, пересмотреть их и, может быть, отказаться от них совсем.

Государственный Комитет Обороны, естественно, потребовал от меня объяснений. Я выразил удивление по поводу письма и заявил, что никаких оснований не только для отмены подготовленной операции, но и для пересмотра сроков ее начала не существует.

Сталин приказал тут же соединить его по телефону с Вольским. После короткого совсем нерезкого разговора он сказал, повернувшись ко мне: «Не обращайте внимания на письмо. А Вольского оставьте в корпусе командиром. Я уверен, он будет хорошо драться».

– Ну и как показал себя Вольский? — Его корпус сражался великолепно.

– Александр Михайлович, наверное, можно припомнить момент — день и час, когда вы лично почувствовали: война выиграна… — День и час обозначить, я думаю, невозможно. В победу мы верили в самые трудные дни. Сражение под Москвой показало: выстоим. Сталинград показал: выстояли. Третий этап — Курская дуга. Под Прохоровкой я почувствовал: противник выдохся, наступательный порыв его иссяк. Я подумал тогда: ну теперь наступать будем мы. В те дни каждый, кто чувствовал пульс войны, понял: пришел и на нашу улицу праздник.

– Теперь несколько частных вопросов. Разведка. Какова была ее роль в минувшей войне? — Очень большой. Без знания сил и замыслов врага не готовится ни одна операция.

– Какого уровня разведывательными сведениями пользовались вы лично, планируя ту или другую операцию? Ставились ли военной разведке особые задачи?

— Конечно, ставились. И сведения нас интересовали самые разные. Рассмотрим эту проблему на примере сражения на Курской дуге. Анализ обстановки показывал: именно тут фашистское руководство попытается дать решающее сражение. Но этого мало. Предположения нуждались в подтверждении разведкой, ибо в истории войн известно немало случаев, когда противник наступает не там, где его ждут (в этом, между прочим, состоит один из важных законов умения воевать).

Наша стратегическая разведка сработала хорошо. Мы получили полное подтверждение: да, именно на Курской дуге летом 43-го года надо ждать главного удара немцев. Мы хорошо подготовились к битве. Но крайне необходимо было узнать день и час начала фашистского наступления. За этой тайной мы напряженно охотились. Войсковым разведкам была дана задача: во что бы то ни стало добыть «языка». Подобные операции войсковая разведка выполняла обычно успешно и скоро. Тут же ничего не могли сделать даже самые опытные разведчики: фашистское командование отдало приказ предавать полевому суду командиров, из частей которых будут выкрадены солдаты. Каждую ночь наша разведка, теряя людей, возвращалась ни с чем. А в наших главных штабах ждали. Ждали с нетерпением, я бы сказал, с нервным нетерпением, очень нужных для нас сведений: «День и час». Это дало бы возможность в самый нужный момент упредить начало вражеского рывка, обрушить на фашистских солдат всю силу артиллерии и бомбового удара как раз в тот момент, когда они сосредоточатся в передних траншеях. Возникла необычная ситуация: проблема «языка» волновала всех, вплоть до Верховного Главнокомандующего.

В ночь на 2 июля поступившие в Генштаб сведения разведки говорили, что наступление надо ждать в ближайшие 3–4 дня. Нам же важны были День и Час. И разведка сделала свое дело. На Воронежском фронте захваченный пленный показал, что войскам розданы на руки сухой паек, порции водки и что 5 июля они должны перейти в наступление. На Центральном фронте другой немецкий солдат, захваченный нашей разведкой в момент, когда он делал проходы в минных полях, показал: наступление начнется 5 июля в 3 часа утра.

Показания и обстоятельства захвата пленных мы, разумеется, подвергли тщательному анализу. (Немцы были неплохими мастерами дезинформации.) И только после этого мы решили: пора!

5 июля в 2 часа 20 минут артиллерия и авиация двух наших фронтов огнем большой мощи накрыла немецкий передний край. Внезапность вражеского наступления была сорвана. Потери немцев были очень большими. В местах сосредоточения под огонь попала живая сила и техника, дезорганизована была тщательно подготовленная фашистами система артиллерийского огня, нарушено управление войсками. Сорвана была внезапность удара, имеющая на войне огромное значение. Оправились немцы только к шести часам утра.

– Разведчиков вряд ли можно считать обойденными славой. В литературе, в кино в последние годы разведчик — фигура очень приметная, иногда даже создается ощущение: разведчик стал почти что главной фигурой войны. Что вы скажете по этому поводу? — Я могу сказать только частное мнение. Все, кем была завоевана наша Победа, не должны быть забыты. Но ничто не должно заслонить ратный подвиг простого солдата. Он, солдат, — главный герой войны. Его нечеловеческим усилием спасено Отечество.

– Несколько слов о тайне своей и чужой…

— В этом смысле проблема всегда однозначна: выведать тайну врага и сохранить свою. Это важная часть искусства войны. Возвращаясь к подготовке контрнаступления под Сталинградом, я должен сказать: тайна тут тщательно сохранялась.

В процессе сосредоточения войск соблюдалась строжайшая маскировка. Все передвижения производились только ночью, без малейшего огонька. На день все замирало. Войска скрывались в оврагах, балках, лесках. Приостановлена была почтовая связь фронтовиков со своими семьями. (Перемещение полевых почт могло натолкнуть врага на передвижение войск.) Учтены были все средства сохранения тайны. Сами в это же время мы глядели за противником в оба. Беспрерывно, круглые сутки, велась визуальная и звуковая разведка. С самолетов систематически проводилась съемка расположения войск, особенно там, где мы намечали прорвать оборону…

На Нюрнбергском процессе ближайший сподвижник Гитлера генерал-полковник Йодль показал: «Мы полностью просмотрели сосредоточение крупных русских сил на фланге 6-й армии… Раньше здесь ничего не было, и внезапно был нанесен удар большой силы, имевший решающее значение». Вот что значит уметь сохранить тайну.

– А военная хитрость?