Тунисские напевы - Егор Уланов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жария иногда одевала энтири и была похожа на царицу. Энтири – это длинное платье, с рукавами до пола. Она ложилась на диван и раскладывала его многочисленные складки так, что они напоминали вершины величественных гор. Так было и сегодня. Мягко опиралась она на тоненькую ручку. Пальцы её терялись в светлых кудрях, которые в величественном беспорядке падали и на подушку, и на полуоткрытые груди.
Гайнияр в шапочке из белой парчи сидела рядом с Гайдэ, одежду которой составляли белые закрытые чешки с заострённым к верху носом, голубые брюки, синий Елек, то есть дамский жилет – плотно облегающий груди.
Слегка в центре была Мусифа, одетая в тоже, что и Гайдэ, только розового цвета. Девушка сложила ноги в лотос и облокотилась на поставленные за спину руки.
Так наложницы сидели полукругом. Под ногами у них блистали розовые лепестки цветков Мальвы. И возникала неловкость, такая, какая берется, когда все из женской общины сидят в одном месте и некого обсудить, осудить, и осмеять. Впрочем, женщины быстро выходят из этого положения с помощью болтовни. Да только что-то странное чудилось во всём облике. И вот почему: есть девы, которые издалека видят друг друга. Они объединяют вокруг себя других, но вместе не бывают. Когда же случайно заговорят или им приходится провести вместе полчаса, то они дружелюбны необычайно и всем видом стараются выказать недоумение, мол, почему же мы раньше не сходились поближе; хотя точно знают почему.
Жария притягивала ту часть девиц, кою автор нарек декорацией. Им нравились её речи: пренебрежительные и властные. Хотя все эти декорации потом уходили к Асире, пусть и со слабым сожалением. Старшая наложница все-таки имела власть и также была не лишена достоинств, свойственных Жарии.
Гайдэ была всегда с Гайнияр – они образовали свое общество; Мусифа часто была с ними, а чаще порхала то там, то здесь, и нигде подолгу не задерживалась.
Теперь же Гайдэ, Жария и Асира сошлись в беседе; будто небесные солнца притянули друг друга, а их планетам, астероидам и кометам осталось наблюдать и греться в их лучах, принимая то одну, то другую сторону.
Три повелительницы – так стоило их назвать – редко говорили, опасаясь чего-то; подобно военачальникам они лишь направляли ход словесного сражения, будто не участвуя в нем. И все-таки глаза заговаривали чаще, чем уста, по временам вспыхивая, напрягаясь, истончаясь, или делано скучая.
От имени Гайдэ в сражении участвовала Гайнияр – известная болтушка. И часто все праздные разговоры держались на её усердии. Со стороны Асиры были четыре декорации: дева с нефритовым браслетом, назовём её так, ибо самое примечательное в ней как раз браслет с серебреной пряжкой, изображающий змею; вторая дева отличалась узорами из хны, покрывавшими её руки, третья дева имела чёрный пушок над верхней губой, а у четвёртой не было никаких особых черт, кроме той, что она всё время некстати хихикала. Жария была как будто одна, да только ей иногда подыгрывали и эти четыре декорации, и Мусифа, и даже Гайнияр, словно нечто тайное заставляло их становиться на её сторону. Да и точно, есть люди никого за собой не ведущие, но в нужное время озвучивающие невысказанные домыслы и получающие тем чарующую власть над обществом.
– Чего ты всё возишься с этим Кирго? Разве не видишь, к чему всё идёт… – провозгласила Жария с усмешкой.
– Мы с ним друзья, – без промедления отвечала Гайдэ.
– Мне кажется, не дружбы ему от тебя надобно – в глазах Жарии зажегся странный огонёк, придавший всему её виду некоторую злобность. Такой огонёк у женщин загорается, когда они высказывают некую давно ими отмеченную правду, о которой долго думали.
– Мы лишь друзья… как о мужчине, я о нём и не мыслю.
– Очень зря, – отметила Асира и тут же данный пассаж был продолжен декорациями.
– О евнухах разные слухи ходят, – улыбнулась наложница с нефритовым браслетом, – говорят, они очень искусны в ласках…
– Да и Кирго какой ладный… будь он вполне мужчина, я бы с ним…– запнулась дева с узорами хны на руке.
Что было в этих словах – правда или насмешка, я как автор, уж поверьте, и сам не разберу. Да только девы после перешли к тому разговору о мужских достоинствах и делах сладострастья, которые ни одному мужчине, даже евнуху, полностью слышать не удавалось. Потому не вижу смысла предавать его бумаге, ведь он будет лишён главного, пусть и призрачного достоинства всех книжных разговоров – достоверности. Отмечу лишь, что Гайдэ вопреки ожиданиям не возмутилась насмешливым словам о Кирго и сама активно участвовала в обсуждении различных достоинств мужчин. Она даже пару раз посмеялась над Кирго, притворно или нет, какая разница. Это ведь не от зла. Смех есть анестезия души; нельзя смеяться и сопереживать. А Гайдэ нужно было сыграть безразличие перед испытующими глазами соперниц; во-первых, чтобы не открыть глубокой тайны, во-вторых, чтобы не унижать друга свои переживанием.
– Ох уж эти восточные нравы, – повторяла Гайдэ, переводя тему, – дикость и только.
Асира царственно восседала на кресле, перебирая пальцами в воздухе. На каждом из них блестело кольцо с драгоценным камнем. Она вопрошала едва заметно, – А что в них плохого? – тут дева декорация некстати захихикала. Асира, не обращая внимания, продолжала: – Взять хотя бы нашего господина: ещё красив, в постели вполне сносен, хоть и эгоистичен порой… – тут дева декорация некстати перестала хихикать, а остальные девы наоборот слабо засмеялись. – А всё же мы в достатке, у нас много украшений, пищи, одежд. Он даёт нам всё, хоть мы лишь его наложницы, – заключила она менторским тоном.
Глаза Гайдэ двумя углями впились в Асиру. Было странно, ведь генералы старались пренебрегать друг другом. – Пускай он даёт нам всё! – зазвенел голос гречанки, – я не хочу принадлежать. Я хочу быть равна.
«Какая глупость» – загудели девы декорации.
– Вы ведь тоже этого хотите! – поддерживала Гайнияр.
Асира слегка вышла из терпенья: – Зачем мне хотеть того, чего никогда не будет? Оставались бы в своих Итаках, жили бы всю жизнь в глиняной халупе и каблучили крестьянского дуралея. А здесь, в этом восточном мире, тем более на положении наложницы, даже не жены; такому не бывать, а значит, и хотеть этого не зачем.
Мусифа со вздохом вскрикнула: – И всё же было бы здорово! Как было бы замечательно!
– Тебе легко так говорить, Гайна, – отозвалась Жария небесным громом, –
