Путешествие без Надежды - Павел Улитин

Достаточно поставить дату, чтобы убить интерес к пересмешнику и его «Словам в январе». Тут приходится говорить серьезно, по-деловому и без междометий. Если он деньги не получит в театре, то придет к закрытию магазина. Там перерыв с 2 до 3, так вот он постарается придти до двух. У нас в Стамбуле господин Вертинский начинал импровизацию под «Работу в движении» другими словами. «И я склонился над стаканом». И она склонилась ПОКА.

«Уберите от меня эту книгу». Смешной мальчик. Героическая личность. А за это время вот что опубликовано. Вот какие события. ОДИН КОСОЙ ГЛАЗ, но обязательно с полтинником 1922 года. Специально для Ираклия.

Странно, что пропорция стала привлекать. В этом смысле всякие «Гады» Брэма в старом издании.

Мы пошли и узнали: у них украли картину. У них переполох. Ходят бравые молодые сыщики, у них стало напряженно и весело.

14 лет — год пробивных способностей: тут пойдешь на подлог и на ложь, прибавить себе год, чтобы быть в рядах, потому что только в рядах — интересные события и завидная жизнь. В 15 лет легко сказать: паскудная провокация. Мы присматривались к этим титанам. Сначала нам захотелось под Матисса. Все они стилисты (из ССП или из КГБ): умеют отличать по свисту.

Свирепый жест у этой анаконды.

Ее больше всего оскорбило: человек не от мира сего, а тоже смеет судить и осуждать. Если одна «оргия в морге», то без рисунка. Под «любовь в Стамбуле». Старик — пустое место, осколок, окаменелость. Она еще выйдет замуж. А за молодым будущее и его во всяком случае можно понять, простить и извинить. Она ему нужна, как Бетховену образ Фиделио. Гад-искусствовед не должен вызывать симпатий, впрочем, он и не вызывает. Слишком много внимания требует и отнимает лучшие страницы, — это случайность. Тоже бывший абстракционист, теперь старший лейтенант.

Когда тебя затошнит от одной мысли. «А потом он принюхается и скажет что-нибудь ядовитое». «А у него по понедельникам? В карты играют!»

Он принял важное решение. Рассказ Бруно Ясенского «Форма носа» (1937). Тут же база курносых и фельетон Ильфа и Петрова о деборинских ошибках у Пети Крылова из 4 класса.

Они смеялись по своим причинам.

Я услышал смех, уже проходя к воде.

Как тот день на острове, когда кроме горячего солнца никого кругом не было.

Одна лежала засыпанная песком, а другая задумчиво сыпала горячий песок себе на колени. Я им что-то и кого-то напоминал.

Еще бы.

после 160 абзацев, конечно, а что делать?

179

Чем-то еще нужно было. Чем-то еще.

Закрепить плоды не удалось и в следующий раз пришлось начинать сначала. Было уже. Все было. И в таком виде. Какое к черту купание по-эстонски. Можно сказать, я штудировал 4 страницы из французского хроники 20-го столетия. Этих слов отыскивать я не буду. Еще 14 забот. Высохший источник. Ключ бил когда-то. Тут был родник. У самого края воды такой колодец и холодный светлый прозрачный ручей сбегал в теплую воду большой реки. (Это про станицу Казанскую, но еще ни слова про хутор Шумилин.) Это хотел бы проверить. Будем считать, что это тоже Чемордачка. (Замордовала она нам голову, это верно. Слово «Песковатка» — не то слово. В городе Франкфурт-на-Майне звучит дико, как вообще святая Русь и за Русь святую погибая.) Он был обижен, но промолчал и уехал в Болгарию. Там его ждала учительница, которая когда-то была княгиней. Это про хорунжего Кудинова из Вешек.

Горячий песок. Они мне строго сказали: «Не обижай нас». Я лег на песок и стал пожирать блины со сметаной, которой они меня угощали. «Чистый Пал Филиппыч. Ну вылитый Пал Филиппыч»{88}. Это они говорили потом, когда я ушел. Через 10 лет она удивилась: «Стал ниже».

Разные штуки, несовместимые по своему начертанию. Явно не то. Стремление похвальное, но вот что из него выходит. Хоть 20 раз попробуй. Объясни мне, что такое евгюбические надписи на 303 странице 1-го тома{89}. Рассказы о редких словах. Да, были такие. И все время насчет поклонников в «Национале». У них не спросили. Я тебе сейчас продиктую. Пошли их к черту. Это легко сделать. Просто не подходи и все. Размах. Мне всегда казалось, одного этого достаточно. Как было просто раньше. Это все нужно выбросить. Верно. Я так и сделаю. Такой чепухи еще не было. И все г. пританцовывают таким образом, научили их пританцовывать. Все не так. Все не так. Не такие там были слова.

Таким же путем все претворялось и дальше. Я напрасно остановился в поисках собеседников. Это была ошибка. Хватит. Но как ему сказать, этому Гречу?

Личные заботы романской филологии: не 7 раз, а 9 раз она уходила от них утомленная, но ненасытившаяся, это из Ювенала{90}. Но тут же и беспардонные опечатки, прямо для записной книжки раннего Ильфа.

Такое удивительное спокойствие в тот самый момент, когда кипят еще желанья и немного виноватого чувства, слегка похожего на задумчивую похвалу в забытый адрес, — очень трудно это выразить на обще-доступном языке. Важно, конечно, что она сказала такие слова. Значит были чувства в этом направлении, мимолетные, но были. В следующий раз такой же спич был построен на другую тему. Тут необходим широкий контекст.

Я пробовал восстановить. В том шалмане трое инвалидов, вот был интересный разговор. На собраньи целый день сидела, то голосовала, то врала. Как я от стыда не поседела? Как я от тоски не умерла. В подворотне с дворником курила, водку в забегаловке пила. Штрафники идут в разведку боем. Все полягут тут тихи{91}, вот были какие стихи. Это в районе «Кирпича» (1959 г. в «Отдыхе»).

В этом смысле пока до них дойдет, кто скрывался под несколькими псевдонимами, они будут ставить «Пока арба не перевернулась»{92}. Just for your information: I'm keeping you up to date. I keep you informed and you pay no attention, that's your mistake{93}.

And why should she be arrested? That is the question. It's up to you to answer it. You know better. For you it is not only the right, it is a duty. 2 times. A sacred duty{94}.

Поскольку ты сам не знаешь, каково направление мыслей «Хабаровского резидента»{95}, нет смысла на него намекать или его цитировать. Кому-нибудь может пригодится: на всякий случай. Такой теперь ритуал. Обречь себя на что-то определенное. Поэтому она и старается убежать из дома. Вы — это что-то определенное, вы это заметили? Но Вы здорово ей помогли, когда ей было трудно. Она и теперь помнит. Она и сейчас готова вас защищать. Вы слышите, как она вас защищает? Но это почему-то новый вариант. Я про Пушкина до сих пор не слышал. Впрочем, онегинская линия — тогда логично. А в тот раз была другая формулировка: вместо Пушкина было сказано «пишет лучше всех».

К 100-летию со дня рождения В.Гаевского.

«Думала — Пушкин, оказалось — Винтовкер».

Впрочем, она вышла замуж за грузина. А он в пику кому-то уже член-кор. У нее девочка, а не мальчик, и живет она тоже в том же районе.

Каким способом разговор о рыбе попал под «Красный телефон», об этом нужно спросить Голубые Шорты. Кстати, с тех пор его по всем известным местам я не встречал нигде. Это было в год выхода однотомника Пастернака{96} и проблемой было — а кто скрывается под псевдонимом Абрам Терц? Одно время было такое объяснение — их было трое, поэтому и Терц.

Усталая собака ни на шаг не отставала от задних колес. Она же сказала, что ей евреи надоели. И он тоже оказался еврей, но поскольку ученый и родом с Кавказа, то все его считают грузином. Родной язык у него грузинский и все тосты на академических попойках он говорит витиевато и по-грузински. Работа под Шодерло де Лякло на этом не кончилась. Но он уже забыл, что когда-то в чьих-то глазах он тоже был как виконт де Вальмон.

— У тебя одно на уме.

— Но я буду рисовать поясной портрет.

Разговор по телефону, актуальный для четырех человек на Комсомольском проспекте, не цитировался. Циркачка на Селигере распугала всю рыбу. Во всяком случае, отбила охоту рыбалить.

Мелькнул лохматый чичисбей. Но мы ошиблись. Во-первых, он ее верный рыцарь, во-вторых, родственник, ну и самое главное, конечно, — он умер. Именно про него говорили «тунеядец выдавал себя за поэта». В Ленинграде так говорили о Бродском, в Москве о Галанскове, в Минске о Горячеве, в Ростове о Москвичеве и Антонникове. Я цитировал К.Улак Урта. Что такое слава. Иногда нехватало одного слова на английской машинке. Она не арестована.

Рассказ про бутылки с молоком: как отец учил ребенка красть у молочника бутылки с молоком для больной мамы. Умению нечитать или пробрасывать неинтересное — сам научил, сам же теперь и страдаешь от этого. Если я возьму «Красный телефон», там почти все есть. А про двух поэтов и стихи про колхозы — в «Первой комнате». Разборчиво написанные слова — если они контекст, тогда конечно. Иногда они помогают прояснить сказанное. Но не настолько, чтобы их вынести из ритуала в самостоятельное сочинение. Вместе с тем, дайджест по «Холостому заряду» напоминает старую статью о Фолкнере еще когда он был жив. Два слова — зубной врач или Фрунзенская набережная — могут испортить настроение на целый день. Открыть и прочитать вслух как «Волны» или как «Поэму конца». Без всяких сверхзадач — найти и прочитать. Кое-что выписать или отметить карандашом. Или стереть отметки в конце концов. В очереди за стипендией он меня спрашивал: