По закону «Триады» - Фридрих Незнанский

Лянь взял ее за руку, посмотрел в глаза.

— Да! Как только все утихнет и меня перестанут искать, я найду работу. И заработаю много денег. Может быть, даже вернусь к своему призванию…

— Любимый, я знаю.

Девушка увлекала его все дальше от входа на стройплощадку, дальше от лязга и шума, в сторону подсобок.

— И мы получим разрешение родителей. И моих, и твоих…

— Я как раз хотела тебе сказать. Из-за этого я и настаивала на встрече…

Чонг Ли смотрел на нее, затаив дыхание.

— Я получила письмо от родителей. Они согласны, чтоб я вышла за тебя замуж.

— Заранее?!

— Заранее.

— Лянь! Любимая!

Чонг Ли обнял девушку за плечи. И тут же, как застенчивый подросток, стал суетливо копаться в карманах.

— У меня есть подарок для тебя! Я сумел его сохранить, хотя бегал, как заяц. Конечно, на кольцо я еще не скопил… это так, пустяк, но к свадьбе может пригодиться.

Максаков

В 23-летнем возрасте организационные способности Виталия Максакова проявились уже в достаточной степени, чтобы сделать его главой комсомольской организации одесского института, в котором он учился. Но к тому времени Горбачев развернул движение так называемых кооперативов, или квазичастных компаний. И Максаков встал на дорогу, которая завела его значительно дальше кресла «красного директора». Для начала он перебрался в Москву.

Судя по официальной биографии, первой его попыткой открыть собственный бизнес стало молодежное кафе, скоро, впрочем, прогоревшее. После этого он организовал предприятие по организации применения научных разработок российских университетов на производстве и в процессе обнаружил в тогдашнем законодательстве мало кому заметную брешь, которая позволяла обращать «неналичные» рубли, которые государственные предприятия держали на счетах для взаиморасчетов, в живые деньги.

Этот бизнес положил начало банку «Аргус», который продолжил зарабатывать деньги и в 90-х годах на эксплуатации законодательных дыр, которых тогда было множество в не до конца либерализованной экономике России. Нажитый на этом капитал он использовал для участия в российской программе массовой приватизации. Он покупал все, что попадалось под руку, — от пищевых заводов и текстильных фабрик до титаново-магниевого комбината.

Таким образом, к 1995 году он был уже достаточно богат, чтобы принять участие в проекте, который сулил превратить его миллионы долларов в миллиарды, а его самого — в одного из российских олигархов. Эта сделка называлась «кредиты в обмен на акции», иначе говоря — залоговые аукционы. Суть ее была проста. Узкая группа процветающих бизнесменов давала деньги в долг практически обанкротившемуся российскому правительству и финансировала кампанию по переизбранию первого президента России. Главной задачей было не допустить к власти его соперника — лидера коммунистов, у которого имелись все шансы на победу.

В качестве обеспечения долга правительство отдавало акции самых перспективных российских компаний, не допущенных к участию в первом раунде приватизации.

Когда долги возвращены не были (в чем все и так были заранее совершенно уверены!), бизнесмены получали право на продажу заложенных акций. Однако они их не продали, а купили сами по существенно сниженной цене.

Максакову достался пакет акций нефтяной холдинговой компании «Ойл-2000» в 68 процентов, за который он заплатил всего лишь 34 миллиона долларов. После этого он жесточайшими способами выдавил из бизнеса миноритарных акционеров — проводил даже массированный выпуск новых акций, в результате которых их голоса размывались в общем количестве.

Однако к 2000 году, получив полную власть над компанией, Максаков сменил вектор.

Большинство олигархов рассчитывало на сделку с вновь избранным президентом. Президент тогда пообещал богатейшим бизнесменам страны, что никто не тронет империи, построенные ими в 90-х годах, если они не будут лезть в политику, прекратят подкуп государственных служащих и начнут платить налоги. В 90-е годы олигархи вели себя как временщики, потому что не знали, сколько времени им еще отпущено быть хозяином. Обещание же президента как будто открывало перспективу долгосрочного бизнеса, где они были бы не «временными», а постоянными хозяевами.

Так считали олигархи. И они начали решительно действовать, превращали свой бизнес в прозрачные компании с эффективными системами управления. Практически все, кроме Максакова. Он… вернул нефтяную компанию государству за цену в 34 000 001 доллар. В то время как, по самым скромным подсчетам, капитализация «Ойл-2000» составляла без малого полмиллиарда долларов.

Коллеги-олигархи остолбенели. Мотивов этого поступка не понимал никто.

А Максаков развлекался. Как и американские «бароны-разбойники» XIX века, бывший глава нефтяной компании стал филантропом. Он основал фонд «Расслабленная Россия» по образцу фонда Джорджа Сороса «Открытое общество» для поддержки в России гражданского общества. Также он создал организацию «Дивный новый мир», в которой молодежь в летних лагерях обучалась основам «функционирования закона и открытого рынка», а детей обучали пользоваться Интернетом. Он активно развивал контакты с Америкой и даже пожертвовал в фонд Библиотеки конгресса миллион долларов…

Кстати, с банком «Аргус» он поступил точно так же — все активы получило государство, а сам банк на правах филиала влился в систему Внешторгбанка.

Правда открылась в результате журналистского расследования репортера Би-би-си Артура Гринш-тейна. Миллионер и бизнесмен Максаков был пустышкой, фикцией, зиц-председателем. Такой человек существовал, но он был всего лишь кризисным управляющим компании «Ойл-2000», которого кремлевские политтехнологи несколько лет успешно позиционировали как набирающего силу олигарха. Он оказался наживкой, живым примером для олигархов реальных, когда первым принял участие в залоговом аукционе, призванном вытащить Кремль из финансового болота. Максаков был человек, по обывательским меркам, конечно, весьма состоятельный, но отнюдь не запредельно богатый. Никаких миллионов у него отродясь не было. Свою статью Гринштейн закончил так: «Нефть, конечно, страшная сила. Россия в свое время не захотела давать Кубе нефть в обмен на сахарный тростник и купила за деньги большую партию сахара… во Франции. Из того же кубинского сахарного тростника. Посмотрим, какой новый политический кульбит выкинет этот джентльмен жидкого топлива».

Так написал Артур Гринштейн. Источником информации для него стал бывший сотрудник кремлевской администрации, прочно осевший в Лондоне.

А Максаков, выполнив отведенную ему функцию, занял весомый пост в правительстве, став замминистра топлива и энергетики.

Теперь он яростно выступал против олигархов, упрекая их в чрезмерных политических амбициях. Широко известны стали его слова: «Конечно, люди, которые за пять-шесть лет заработали личного состояния по пять, по шесть, по семь миллиардов долларов, в состоянии истратить несколько миллионов для защиты своих интересов».

Защитники Максакова в бизнес-среде, впрочем, утверждали, что он такой же бизнесмен, как и все остальные, что у него своя стратегия и что его политическая деятельность в любой западной стране расценивалась бы как вполне законное лоббирование.

Максаков стал сторонником нового закона по налогам на добычу нефти, после принятия которого стал министром. По слухам, Ходорковский сказал ему относительно этого: «Или вы отзовете свой закон, или отзовут вас». Где находится Ходорковский, всем известно, а Максаков — первое лицо в министерстве, сегодня фактически определяет нефтяную стратегию.

Правда, последнее время поползли слухи, что Максаков предложил построить нефтепроводы из Восточной Сибири в Китай, а также — с подачи США — на северо-западное побережье России, где можно было бы организовать трансатлантическую торговлю нефтью. Это входит в явный диссонанс с официальной политикой и, вполне вероятно, вообще не соответствует действительности.

Турецкий

Рано утром Турецкий приехал на Неглинную. Заварзина он предварительно засунул в клуб «Китайский летчик Джао Да», наказал плотно позавтракать, сидеть слушать музыку и ждать сигнала.

Оперативники «Глории» были сдержанно рады возвращению товарища из опасной командировки, но откровенно импульсивно себя повел только Филя Агеев. Вдруг взял и подарил свой пистолет — ту самую огромную пушку с чудодейственным покрытием.

— Пистолет больше не узнает хозяина? — пошутил Турецкий, вспомнив их давешний разговор.

— Желаю вам никогда им не пользоваться, Сан Борисыч, — с пафосом сказал Филя. — Если только орехи колоть.

Голованов объяснил с улыбкой:

— Филя уже новой волыной обзавелся.