Плохая мать - Маша Трауб

Дед связал мне персональный веник, которым я мела по утрам двор. Еще я гладила постельное белье в зимней кухне, носила воду, убирала в доме, кормила курей, кошек, которых было штук десять, и старую собаку. Она мучилась кошмарами, по ночам отгоняя лаем одной ей ведомых призраков.

Мыть полы – два раза в день. Промывать землю между половицами. Застилать постель без единой складочки. А сверху обязательно положить кружевную салфетку, связанную Лялей. И на огромный черно-белый телевизор – тоже салфетку. И подмести улицу перед воротами, иначе соседи скажут бабушке, что я неряха. И перемыть всю обувь, которая через пять минут станет грязной. По меркам села я – десятилетняя – вообще ничего не делала.

По выходным бабушка готовила для меня и деда.

Запах и последний забег по двору свежезарубленной курицы забыть невозможно. Тогда же бабушка решила, что пора и меня приучать к готовке. Она совала мне в руки топор и приговаривала: «А если завтра война? Что ты будешь делать? Ходить вокруг нее?» Я должна была поймать курицу и тяпнуть ее топориком. Не смогла. Курицы, оказывается, клюются очень больно. Я дула на палец и ныла. Этого я никогда не забуду: моя бабушка – творческая натура, тонкая, нервная – отобрала у меня топор, взмахнула, и – раз – безголовая курица побежала по двору.

– Бабушка! – закричала я.

– На войне и не такое было. Я тебе потом расскажу, что надо делать при ранении осколком, – хмыкнула она и пошла за чайником.

Я помню, как пахнет ошпаренная кипятком курица. Бабушка сажала меня перед большим эмалированным тазом и учила правильно и быстро ощипывать. Удалить желчь, опалить над газом. И этот запах подгоревшей кожи и волос я тоже помню.

У нас никогда ничего не выбрасывалось. Из куриных ног – главное, снять с них желтую рифленую кожицу – и головы (куриный глаз становится белым, каждый раз страшно смотреть) можно сварить невероятно вкусный бульон. Вкуснее только из петуха. А еще вкуснее – желудок и сердце, которые всегда отдавались детям. А дед любил мозги. Рукояткой своего ножичка он разбивал косточку и шумно высасывал содержимое. Бабушка сидела и смотрела на нас. Она вообще любила смотреть на едящих с аппетитом людей.

Это очень странное ощущение – жить в доме своей бывшей учительницы. С бабушкой, которая совершенно не изменила своим привычкам и образу жизни после замужества. И дедом, который всегда молчал и не расставался с тем ножом, которым располосовал щеку Ляли. Нож, похожий на маленький изогнутый кинжал, висел у деда на поясе.

Да, портрет Ляли висел на стене у меня над кроватью.

– А помнишь, как ты к нам на Новый год приехала? – спросила я маму.

– Нет, не помню...

Все она помнит. Тяжелый был год. Мамин отдел лишили премии – проиграли дело. Пришлось брать сверхурочные. Уволилась подруга, которая работала в «столе заказов» и доставала колбасу, конфеты и чай. А с новой отношения как-то сразу не заладились. Билет тоже еле достала – только до Минвод, а оттуда на автобусе и машине.

Мама сидела у товароведа в «Детском мире» и кивала головой. Товаровед рассказывала про мужагада и его имущество, на которое она сильно рассчитывала в случае развода.

– Оль, ну что, – окликнула товаровед маму, – есть шанс?

– У тебя чеки сохранились? – устало спросила мама.

– Конечно, – обрадовалась товаровед, – совершенно случайно сложила все. Вот, тут все документы, на дом, на ремонт, на стройматериалы...

– Давай я дома спокойно посмотрю, подумаю, – сказала мама.

– Давай-давай, конечно. Ну, Олечка, я на тебя не знаю прям как рассчитываю. Пойдем, покажу тебе нашу новинку.

Товаровед отвела ее в отдел и поставила на прилавок механическую куклу, которая пела «Во поле березка стояла», махала платочком и покачивалась из стороны в сторону, как будто танцевала.

– Бери, не пожалеешь. Партия маленькая. Больше не будет, – сказала товаровед.

Мама смотрела на эту куклу и думала о том, где покупать продукты, где взять денег, да еще вернуться надо четвертого.

– Оль, ну что, берешь? – окликнула ее товаровед.

– Да, давай.

Тридцатого декабря маму вызвал к себе начальник и объявил о новогоднем подарке – всем вернули премию, но в следующий раз полетят головы...

В этот же день новая продавщица из «стола заказов» позвонила и сказала, что уже все – колбаса, конфеты, чай – готово, только приходите и забирайте. И она же не знала, что Ольга – та самая Ольга, которая может помочь с наследством, а то еще сестра есть и брат... ну и так далее... А так, если что надо – в любой момент. Конфеты, водочка, икра.

– Слушай, чем пахнет так? – спросил маму сосед в самолете.

– Колбасой, наверное, – ответила она.

– Хорошо пахнет, да! Как называется?

– Сервелат.

– Мармелад, сермелат... Слушай, продай одну. Детям привезу. Никогда не видели, – попросил он.

– Не могу, матери везу, – ответила мама.

– А, матери, тогда ладно... – Мама видела, что сосед расстроен, но настаивать не будет.

– Вот, возьми детям пакет ирисок, денег не надо, подарок на Новый год, – сказала она.

Она верит в знаки судьбы. Если кто-то попросил у нее колбасу, значит, это не просто так. Значит, надо хоть что-то отдать, чтобы потом что-то получить. Так надо.

– Слушай, спасибо тебе, сестра, – обрадовался мужчина, – московские конфеты, вот дети удивятся! А как их есть? – Мужчина рассматривал ириски. – Грызть надо или что?

Мама улыбнулась.

– Они разберутся, – сказала она.

– Слушай, сестра, тебе куда надо-то? Ты скажи, меня брат встретит, я тебя отвезу, куда скажешь. Ты вроде наша, я не пойму?!

– Ваша, ваша, мне еще далеко.

– Ой, что значит далеко? Не дальше, чем в Москву! Обижаешь. У брата «Волга»!

Этот случайный попутчик за пакет ирисок довез маму до самого бабушкиного дома.

Мама с сумками ввалилась в дверь. В доме никого не было. В сарае тоже. Мы с дедом были у бабушки в редакции, где отмечали праздник с бабушкиным «трудовым коллективом».

Мама накрыла на стол. Положила приборы, расставила посуду, разложила московские угощения, нарядилась и села нас ждать.

– Бабушка, у нас свет горит, – сказала я, когда мы шли из редакции.

– Забыли выключить, наверное, – ответила бабушка.

Мы зашли в дом, и я закричала. От ужаса и восторга. За сверкающим столом сидела женщина с фиолетовыми волосами, серебряной короной на голове, в серебряных брюках, обмотанная чем-то блестящим. Вслед за мной закричала бабушка. Дед начал материться.

– Бабушка, кто это?! – кричала я.

– Тьфу, Ольга, твою мать, на смерть перепугаешь, – перестала орать бабушка. – Ты что тут делаешь?

– К вам на Новый год приехала! Целый день готовлю, убираю, а где вы ходите? Небось в редакции уже отметили? Манечка, доченька, иди сюда, смотри, что я тебе привезла.

– Не пойду, – сказала я шепотом.

– Что? – переспросила мама.

– Ты не моя мама, ты – Снежная королева. Злая. Ты меня заберешь с собой и заморозишь.

Мама умоляюще посмотрела на бабушку.

– Манечка, это твоя мама, – сказала мне бабушка, – просто она у тебя с придурью, поэтому и выглядит так. Не может без своих фокусов.

– Манечка, ну какая я Снежная королева? Я твоя мама.

– А почему ты в короне и фиолетовая? – спросила я.

– Потому что краску для волос передержали, и вот что получилось. А корона тут лысину прикрывает. Ну, не лысину, а плешь. Волосы выпадают. На нервной почве.

Я опять закричала.

– Что? Что ты орешь? – не выдержала мама, которая чуть не плакала.

– Лысая Снежная королева! А-а-а-! – кричала я. – Бабушка, миленькая, не отдавай меня ей, пожалуйста. Она хочет меня забрать!

– Манечка, перестань, – пыталась успокоить меня моментально протрезвевшая бабушка. Она отрывала мои руки от своего платья, за которое я цеплялась.

– У нее штаны и на шее что-то! – орала я, из последних сил цепляясь за бабушкины ноги.

– Это мишура, обычная мишура! Вот, смотри, сняла, держи, потрогай! Господи, что ж это такое? – Мама совала мне в руки мишуру, которую я никогда раньше не видела. – Мама, она что, брюк никогда не видела? Я сюда еле доехала, а вы орете! Что ж, б..., за жизнь такая?

Дед при этой сцене не присутствовал. Он, когда начались крики, тихо ушел на зимнюю кухню, где стоял самогонный аппарат. Видимо, нужно было срочно снять пробу и проверить шланги.

– Манечка, Маргарита, смотри, кого я тебе привезла. – У мамы дрожали голос и руки.

Я выглянула из-за бабушкиной спины, потому что мама зашуршала пакетом и коробкой.

Она поставила на стол куклу – в русском сарафане, с кокошником на голове. Красивую настоящую куклу. Я медленно начала подходить к столу. Тут мама протянула руку к кукле, и та вдруг начала петь, танцевать и махать платочком.

– А-а-а-а-а! – заорала я, прячась за спину бабушки. – Она волшебница, точно Снежная королева! Она из людей кукол делает!

И тут я сделала то, чего даже бабушка не ожидала. Я подскочила к печке, схватила совок, набрала лежащие в углу угли и бросила в маму. Видимо, я решила, что холодного угля Снежные королевы тоже боятся.