Когда я был настоящим - Том

    В противоположном от входа с улицы углу парадного пол переходил в большую, широкую лестницу. Это было в точности то, что нужно. Узор на полу тоже был не тот, зато размер идеальный. Перила слишком новые, но их я сломаю и заменю в два счета. Взглянув наверх, я увидел, как они уменьшаются и повторяются, поворачивая на этаж за этажом. Я секунду постоял у их основания, наблюдая, как они уменьшаются и повторяются. Это было страшно интересно: до квартиры мотоциклиста-любителя был какой-нибудь пролет, до пианиста всего два; еще двумя этажами выше находилась хозяйка печенки. Вытянув шею, откинув голову назад и вглядываясь наверх, я различал даже границу своей собственной лестничной клетки. Я почувствовал, как в правом боку начало покалывать.

    Наконец я снова опустил глаза и заметил у подножия лестницы дверь. Над дверью, рельефно выбитое, совсем как название дома над парадным входом, только чуть помельче, виднелось слово «Сад». Я толкнул эту дверь; она была открыта, и я шагнул во двор. Тоже в точности то, что нужно: большой, с деревьями и кустами, со всех четырех сторон окруженный домами, их задними фасадами. Слева от меня стояли несколько сараев; их я снесу, чтобы освободить место для пятачка, где расположится мотоциклист-любитель. Шагнув дальше во двор и повернувшись, чтобы посмотреть на дом, я увидел окно пианиста, а тремя этажами выше – окна моей ванной и моей кухни. Дом напротив моего на дальней стороне двора был похож на мой – одинаковой с ним высоты, но не абсолютно такой же.

    - Хорошо, - тихо сказал я себе. – Очень хорошо. Вот только какого цвета у него крыши?

    Сразу ответить на этот вопрос было невозможно – отсюда крыша здания напротив виднелась под слишком острым углом, так что не удавалось разглядеть ни шифер, ни то, как он лежит, идет ли вверх-вниз. Однако видны были торчащие оттуда, похожие на домики части, их верхушки. Это тоже хорошо, подумал я: там наверняка будут двери, ведущие на крышу. Как раз то, что мне требуется для котов: можно будет выпускать их, чтобы нежились там.

    Я еще раз напоследок окинул взглядом двор, сделал глубокий вдох, вернулся внутрь через садовую дверь и направился вверх по лестнице. Повторяющегося узора, черного на белом, там, как я уже упоминал, не было; не было и тех чугунных перил с их оттенком окисления и идущим поверху почерневшим деревянным поручнем, но те, что были, обладали идеальными размерами, тянулись и поворачивали нужным образом. Квартиры начинались на втором этаже. Входные двери у них были не того размера – слишком маленькие. Придется сменить и это. Однако дверь моего пианиста я узнал. Я простоял у нее довольно долго, прислушиваясь. Изнутри доносилось какое-то шуршание – весьма приглушенное; вероятно, трубы, вода.

    Я двинулся вверх по лестнице, мимо квартиры неинтересной пары, еще выше, туда, где жила хозяйка печенки. Ее дверь, как и все двери, была не того размера, но место рядом с ней, куда она, когда я буду проходить мимо, будет выставлять мешок с мусором, чтобы его забрала консьержка, – оно было как раз таким, как надо; разумеется, не считая узора. Я послушал и у ее двери - до меня донесся звук включенного телевизора. Походил вокруг пятачка, куда она будет класть мешок, разглядывая его под разными углами. Увидел, откуда буду спускаться по лестнице я, как раз когда будет открываться ее дверь. Теперь, стоя тут, я смог представить ее себе более подробно: ее похожие на проволоку волосы, обвязанные платком, ее спину, осанку, когда она наклонялась, то, как пальцы левой руки лежали у нее на пояснице и бедре. Мурашки поползли снова.

    Мне оставалось только подняться на свой этаж. Я так и сделал. Встал перед собственной квартирой. Послушал у двери – ни звука. Обитатели ее, наверное, были на работе. Я попытался просветить дверь рентгеном, - не для того, чтобы увидеть, что там внутри на самом деле, а чтобы спроецировать то, что будет: кухня открытой планировки с холодильником модели шестидесятых годов и ползучими растениями, деревянные полы, направо - ванная с трещиной, вокруг нее – розово-серая штукатурка, вся в бороздках и складках, голубые и желтые мазки краски. Дальше – кусок стены без зеркала, там, где у Дэвида Симпсона было зеркало, ванна с кранами побольше, постарее, окно, через которое влетает запах жарящейся печенки.

    Я стоял, проецируя все это вовнутрь. Покалывание усилилось донельзя. Я стоял совершенно неподвижно – не хотел двигаться, да и вряд ли смог бы, даже если бы захотел. Мурашки ползли от верха ног к плечам, добираясь до самой шеи. Я стоял очень долго, чувствуя напряжение и спокойствие, чувствуя покалывание. Это было замечательное ощущение.

    В конце концов где-то внизу со стуком закрылась дверь, выведя меня из этого состояния. Я слышал, как кто-то вышел и зашагал вниз по лестнице. Я переместился на край лестничной площадки; над ней был еще этаж, с двумя обычными дверьми и одной поменьше, запертой на висячий замок. Вероятно, тоже домики для выпуска котов, подумал я. Футах в семи справа от моей двери было окно; я прислонился к нему и, уткнувшись в стекло лбом, посмотрел во двор. Отсюда мне было видно, что крыша напротив плоская, не уступчатая. К тому же не красная. Всего на ней имелось три чердака для выпуска котов, футах в десяти друг от друга. Я представил себе, как там нежатся коты – в каждый конкретный момент два или три кота, разбросанных по крышам, которые я сделаю уступчатыми, - нежатся, ленивые, черные на красном фоне.

    Все, что мне требовалось, я увидел. Я крутнулся от окна и, нигде не задерживаясь, пошел прямо вниз, в парадное. Пройдя и через него, вышел прямиком на улицу. Нашел телефон и позвонил Назу.

    - Успехи есть? – спросил он.

    - Да, нашел.

    - Превосходно. Где?

    - В Брикстоне.

   - В Брикстоне?

   - Да; Мэдлин-Мэншенс, Брикстон. Позади такого как бы стадиона. Рядом с железнодорожным мостом.

   - Найду на карте и перезвоню вам. Вы где сейчас?

   - Иду домой. Через двадцать минут буду там.

   Я пошел обратно к себе в квартиру. На автоответчике уже было сообщение, но, когда я его прослушал, думая, что это от Наза, оно оказалось от Грега. Я лег на сложенный диван-кровать и стал ждать. Наконец позвонил Наз.

   - Здание находится в частном владении, - сказал он, - и сдается жильцам. Владелец – некий Эйдин Хусейн. Кроме этой, он управляет еще двумя недвижимостями в Лондоне.

   - Так.

   - Навести мне справки, не заинтересует ли его предложение насчет продажи этой собственности?

   - Да. Купите его.

   Он достался нам за три с половиной миллиона. Якобы по дешевке.

   7

   Мы наняли архитектора. Наняли дизайнера по интерьерам. Наняли ландшафтного дизайнера для двора. Наняли подрядчиков, которые наняли строителей, электриков и сантехников. У нас были прорабы и заместители прорабов, координаторы доставок и ответственные за координацию. Мы нашли исполнителей, реквизиторов и костюмеров, парикмахеров и гримеров. Наняли охранников. Мы уволили дизайнера по интерьерам и наняли другого. Наняли людей для осуществления связи между Назом и строителями, прорабами, ответственными, а также людей для выполнения поручений осуществителей связи, чтобы те лучше ее осуществляли.

    Теперь, когда я оцениваю это, как говорится, задним умом, в голову приходит, что Наз, вероятно, мог все это организовать более эффективно. Он мог выбрать одно место, начать с одной конкретной точки и двигаться оттуда в логической последовательности – в хронологическом порядке, по прямой, отрезок за отрезком. Вместо этого он придерживался беспорядочного подхода: все возникало сразу, но в промежутках оставались огромные дыры, что создавало новые проблемы слаженности и совместимости, которые, в свою очередь, требовали дальнейшего руководства, дальнейшего координирования.

    - С окнами на четвертом этаже проблема, - сказал мне Наз однажды, через несколько недель после начала работ.

    - Я думал, все окна уже закончены.

    - Да, но теперь окна в основной квартире четвертого этажа придется снова вынимать, чтобы поднять туда рояль.

    В другой раз мы сообразили, что слишком рано довели до готовности двор – по нему придется ездить грузовикам, когда они будут вывозить из здания хлам, и усилия ландшафтного дизайнера пойдут насмарку.

    - Как мы об этом не подумали? – спросил я Наза.

    В ответ Наз улыбнулся. Я начал подозревать, что он намеренно склоняется к беспорядочному подходу. Когда нас возили с одной встречи на другую – к примеру, с самого объекта в наш ковент-гарденский офис, или в офис нашего архитектора в Воксхолле, или в мастерскую металлурга, который делал нам перила, или с аукциона «Сотбис», где выставлялись американские раритеты шестидесятых и куда мы ездили смотреть на холодильники, обратно на объект с заездом в администрацию Лэмбета (все, что я могу сказать - дали кое-кому на лапу) – так вот, каждый раз, покидая здание или снова к нему приближаясь, мы видели, как с территории выезжают грузовики, доверху нагруженные мусором, землей или выдранными батареями центрального отопления, и прибывают другие, с лесами, новой землей или длинными сосновыми досками. Попадались фургончики, набитые проводкой, фургоны с питанием, фургоны, принадлежащие экспертам в областях, о которых я в жизни не слыхал. Среди них были консультанты по каменным рельефам, техники-акустики, специалисты по сварке цветных металлов – у фургона этой последней компании на боку гордо красовалось: «В нашем искусстве мы – первые в Лондоне с 1932 года».