Когда я был настоящим - Том

   Как-то днем я стоял у Наза в офисе и глядел в подзорную трубу. Глядел я долго, наблюдал, как движутся люди за окнами моего дома. Потом я опустил трубу и стал глядеть на подъезжающие и отъезжающие грузовики и фургоны. В основном они отъезжали, что-то увозя. Меня поразило, как всего этого - того, от чего нам приходилось избавляться по ходу проекта - было много: земля, мусор, перила, батареи, плиты – чего там только не было. На каждый прибывший груз, большой или маленький, приходился другой, который надо было увозить. По крайней мере один. Если бы можно было собрать вместе и взвесить все, что привезли за недели работы, а потом сделать то же со всем, что вывезли, я совершенно уверен: вторая куча весила бы гораздо больше. Дело обстояло так с самого начала, когда мы разбирали хлам, контейнер за контейнером, до конца, когда ходили повсюду, собирая руками обрывки бумаги, чтобы непременно убрать все ненужное.

   - Избыточная материя, - произнес я, не отрываясь от подзорной трубы.

   - Что такое? – переспросил Наз.

   - Вот это все - лишнее, то, что надо вывезти. Это как с артишоками: когда кончишь есть, на тарелке всегда остается больше, чем было до того, как начал.

   - Мне нравятся артишоки, - сказал Наз.

   - Мне тоже. По крайней мере, в данный момент. Давайте поедим их сегодня вечером на ужин.

   - Да, давайте, - согласился Наз и, позвонив по своему телефону, велел кому-то сходить купить артишоков.

   За последние две недели все сложилось воедино по-настоящему. Были уложены коридоры, устроен и переустроен двор, квартиры отделаны или замазаны, чтобы получились пробелы, как было оговорено в моих чертежах. Теперь нам предстояло сосредоточиться на мелочах. Например, следовало довести до совершенства трещину – трещину в моей ванной. У меня все еще хранился листок бумаги, на который я первоначально скопировал ее тогда, на той вечеринке; плюс, разумеется, чертежи, на которые я перенес ее в последовавшие за тем двадцать четыре часа. Мы с Фрэнком и штукатуром по имени Кевин много времени потратили, подбирая нужный цвет штукатурки вокруг нее.

   - Это не совсем то, - говорил я Кевину, когда он ее смешивал. – Должно быть более мясистое.

   - Мясистое? – спрашивал он.

   - Мясистое – такое серо-коричневое с розовым. Типа как мясо.

   В конце концов ему это удалось, примерно после дня экспериментов.

   - Ну и где вы такое мясо видели? – ворчал он, размазывая штукатурку.

   Но это был еще не конец – высохнув, она потемнела и в конце концов стала какой-то серебристо- коричневой. Пришлось нам вернуться назад по собственным следам и смешать все по новой, так, чтобы в сухом виде получился тот же цвет, что у последней смеси - в сыром. И это был еще не конец – мы не учли, до чего трудно заставить штукатурку потрескаться определенным образом.

   - Я штукатурку для того и мешаю, чтоб не трескалась, - хмыкнул Кевин.

   - Что ж, тогда сделайте неправильно то, что обычно делаете правильно, - сказал я.

   Он сделал смесь гораздо более сухой; но ведь трещины – это, как говорится, дело случая, в какую сторону пойдут, не угадаешь. На эксперименты ушел еще день: мы перепробовали и соль, и лезвия, и нагрев, и всевозможные ухищрения, чтобы заставить ее потрескаться, как нужно. Кевин, пока занимался этим, часами насвистывал одну и ту же мелодию - популярную мелодию, которую я, кажется, узнал. Не всю насвистывал – только один кусочек, снова и снова.

   - Это что? – спросил я его после нескольких часов отделывания, затирания и переделывания трещины, сопровождаемого насвистыванием.

   - Чего – что?

   - Вот эта песня.

   - «История повторяется», - сказал он. – «Пропеллерхедс» поют.

   Он приподнял брови и, повысив голос, полупропел, полупроговорил строчку, которую насвистывал:

   - Все-э-то, прос-то, кусочек, истории, все пов-то-ря-ет-ся. Слыхали? – И тут же, отступив на шаг, спросил: - Ну как?

   - Довольно неплохо. Я ее по радио слышал.

   - Да нет – трещина как?

   - А! Довольно хорошо. Только еще порезче надо сделать.

   Кевин вздохнул и снова принялся за работу. Спустя несколько часов скальпелю, окунутому в смесь трикрезил-фосфата и лака, удалось разрезать и закрепить ее в нужной конфигурации.

   - Довольны? – спросил Кевин.

   - Да, - ответил я. – Но еще надо голубые и желтые мазки наложить.

   - А это уж не мое дело. Я все, пошел.

   С тем, чтобы найти нужного типа большие краны для ванны, особых проблем у нас не было – проблема была в том, как добиться, чтобы они выглядели старыми. Как вы себе, наверное, представляете, эта проблема возникала у нас часто: добиться, чтобы вещи выглядели старыми. Коридор пришлось ошкурить наждачной бумагой и обмазать небольшим количеством разведенного на масле дегтя. Перила пришлось обработать струей распыленного льда, чтобы окислились. А тут еще окна оказались слишком отчетливо-прозрачными – двор и крыши выглядели сквозь них не так, как надо. Поначалу я не мог ни понять, почему, ни выразить, что с ними не так – лишь без конца повторял своим сотрудникам, что двор выглядит не так, как надо.

   - И что же в нем не так? – спросил ландшафтный дизайнер.

   - В нем – ничего; дело в том, как он выглядит сквозь окна. Слишком отчетливо. Вспомнился он мне по-другому.

   - Вспомнился? – переспросил он.

   - Неважно, - отмахнулся я.

   Подошла Энни, посмотреть, и тут же разрешила проблему.

   - Это стекло такое, - сказала она. – Слишком новое.

   В самую точку. Нынешнее стекло делают аболютно правильным – ни сгустков, ни подтеков, ни ряби, все в него видно четко, в отличие от старого стекла. Мы убрали все окна и поставили новые.

   Мои гостиная с кухней вышли хорошо. Внутренние стены мы сломали, чтобы получилась открытая планировка и помещение приняло нужную форму. Дальше мы принялись за обстановку. Я раздобыл – после долгих поисков - растения нужного типа. Ох, эта португалка! Внушительная дама: голос, мощное сложение. Она тяжело выгрузилась из своего фургона, таща за собой эти замечательные, буйно разросшиеся, зеленые папоротники и ползучие растения, фонтанами бьющие из своих белых керамических горшков.

   - Эти не подходят, - сказал я Энни. – Слишком разросшиеся, слишком зеленые.

   - Зачем не нрабились? – бушевала португалка. – Мои раздения здоробый! Хороший раздения!

   - Я понимаю, что они хорошие, - ответил я. – В том-то и проблема. Мне нужны старые, жухлые, в жестяных кашпо.

   - Кажпо не подходид! – с этими словами она шлепнула меня ладонью по руке. – Им мездо надо, опора надо. Я знаю, чего надо!

   Позади нее, за окнами на той стороне двора, на крышах напротив люди трудились не покладая рук - заменяли шифер, который мы положили. Он оказался слишком кроваво-красным, не таким оранжевым, как надо. Португалка зажала длинный лист между пальцами, сунула мне под нос и свободной ладонью снова шлепнула меня по руке.

   - Смодри! Нюхай! Мои раздения оч-чень здоробый!

   Я вырвался и пошел к Назу, а Энни тем временем избавилась от нее. В тот же день мы нашли какие-то полумертвые растения в какой-то лавке старья.

    На следующий день привезли холодильник. Мы ухватили его не на том упомянутом мной ранее американском аукционе, а на интернет-аукционе, который нашел Наз. Выглядел он в точности как надо, но дверца слегка заедала всякий раз, когда ее открывали – прямо как предсказывал Грег, говоря, что так всегда бывает с дверцами холодильников, кроме тех, что в кино.

    - Достали! – возмущался я. – Нет, ну они просто достали! Строят из себя настоящих мастеров - (эту деталь холодильника они рекламировали на сайте) – так неужели нельзя сделать так, чтоб дверца не заедала. Ну какой, спрашивается, во всем этом смысл, если она все равно заедает?

    - Что вы имеете в виду? – спросила Энни.

    - Это... Нет, это просто... Ну не должна она так, черт побери!

    Я сел. Я был не на шутку расстроен.

    - Не волнуйтесь, - сказала Энни. – Нужно просто заменить резину.

    Кого-то отправили за новой резиной. Ожидая, пока ее привезут, мы проверили, как пахнет жарящаяся печенка. У хозяйки печенки над плитой была установлена вытяжка, труба которой с наружной стороны здания была повернута к окнам моих кухни и ванной. Печенку купили в тот же день – свиную печенку; однако тут обнаружилось, что, если жарить на одной сковородке, запах получается недостаточно сильным. Кого-то отправили купить еще сковородок и побольше печенки. Готовить ее стали сразу на четырех сковородках. Мы с Энни ждали у меня в квартире.

    - Ну как? – спросила она.

    - Отлично, - сказал я ей. – Брызганье и скворчание как раз такой громкости, как надо. Только одна вещь не вполне...

    - Что?

    - Запах какой-то странный.

    - Странный? – повторила она и, добавив в свою трещащую рацию: - Погодите минутку, - снова обратилась ко мне: - Странный?

    - Ага. Странный такой, на кордит немного похоже.