Украинский Брестский мир - Ирина Михутина

В заключение генеральные секретари предлагали Совнаркому для разрешения конфликта прислать к ним специального посла или миссию, что и было сделано в лице члена ВЦИК Советов и ЦК Партии левых эсеров П. П. Прошьяна, который выехал в Киев в числе 15 делегатов, направленных туда крестьянским съездом {55}.

Характерно, что Василюк заранее сомневался в успехе этого начинания. В Киев он сообщил, что делегация едет с полномочиями крестьянского съезда и с «официальным заявлением Троцкого о возможности соглашений на платформе съезда. Он вообще уже много здесь распространил таких и тому подобных слухов. Наше отношение к делегации пессимистическое» {56}.

Троцкий, напротив, был оптимистичен и без особых к тому предпосылок полагал, что все утрясется само собой. 8(21) декабря на запрос Иоффе перед началом мирных переговоров об отношении к Украине он с легкостью отвечал: «Что касается представителей Рады, то необходимо по возможности столковаться с ними по представительству их. Они объявили себя самостоятельной Украинской республикой, но фронт остается пока что общим и разделение внешней политики не проведено. Такова основа вашего соглашения с украинскими делегатами. Необходимо предварительно столковаться с ними. Если они откажутся войти в общую делегацию, ввиду возможных заявлений с их стороны, имейте в виду, что мы формально признали в своих заявлениях существование Украинской республики, хотя границы ее еще не определены. Всероссийский крестьянский съезд… отправляет на Украину делегацию с целью побудить Раду помогать борьбе против Каледина, не разоружать наших полков, вернуть оружие разоруженным и таким путем избегнуть кровопролития» {57}.

Между тем лидеры Центральной рады старались разными способами укрепить свои, как им тогда казалось, выигрышные позиции в противостоянии с Совнаркомом. Подобно тому, как Симон Петлюра приказывал украинизированным частям дать отпор большевикам, не отходя от Петрограда, его коллеги в правительстве стремились с помощью пропаганды воздействовать на общественное мнение внутри России. Украинский штаб получал задания размещать в петроградской печати соответствующие материалы Рады и Генерального секретариата. В них нередко демонстрировалась поддержка тех российских сил, которые киевские политики предпочли бы видеть у власти в Петрограде вместо большевиков.

Так, 5(18) декабря Винниченко и А. Я. Шульгин подписали ноту правительствам «новообразованных республик России», в которой упрекали их за молчание и торопили с ответом на свой проект федерации. «Единственное исключение, – утверждали при этом генеральные секретари, – составляет Донское войсковое правительство, которое через своих представителей заявило о приемлемости для них условий, предложенных Генеральным секретариатом и об их согласии на образование однородного социалистического правительства на федеративных началах» {58}. Дальше мы увидим, что это было чистой выдумкой. Но курьезным и вместе с тем вызывающим в ноте секретариата было то, что петроградским адресатом ноты, почему-то посланной по телеграфу только 11(24) декабря, значилось не реально осуществлявшее власть правительство, а оставшийся лишь в благих пожеланиях небольшевистских кругов Народный совет.

Даже 7(20) декабря, не в самый благоприятный для Украинского штаба день, очевидно, между утренним арестом двоих и ночным – еще троих членов штаба, атаман Байздренко и его адъютант Усик поспешили оформить для Совета народных комиссаров и в петроградскую печать документ за № 820 с изложением полученных в семь часов вечера из Киева резолюций «Всеукраинского съезда Советов крестьянских, рабочих и солдатских депутатов», завершавшего свою работу. Это были настоящие филиппики против петроградского правительства, составленные для съезда украинским эсером А. А. Севрюком.

В первой из них, с отсылкой на ультиматум большевиков и на «централистические тенденции теперешнего великорусского {59} правительства» («Великороссия» – из деликатности перевели с украинского штабисты; в оригинале стояло ругательное «Московщина»), ставилась под вопрос целесообразность федеративной связи с Россией, как будто не сама Украинская центральная рада при учреждении Украинской республики добровольно и в одностороннем порядке предъявила свой федеративный проект. Большевики обвинялись в том, что их политика «разрушает идею братства всех наций, пробуждает проявления национального шовинизма и затемняет классовое самосознание масс, способствуя тем самым росту контрреволюции».

Во второй резолюции, принятой в Киеве на следующий день после разгона в Петрограде Учредительного собрания, с одной стороны, для контраста подчеркивалась готовность к созыву Украинского учредительного собрания, а с другой – в противоречие с предыдущим тезисом утверждалось, будто устройство Украинской центральной рады равнозначно системе Советов {60}. (Документ № 820, несмотря на произведенные в тот день аресты штабистов, по всей видимости, был доведен до сведения народных комиссаров, так как экземпляр его имеется в архивном фонде Троцкого.)

Резолюции киевского съезда были переданы в Петроград, чтобы показать незадачливым большевикам, как ловко лидеры Центральной рады воспользовались их инициативой по созыву Всеукраинского съезда Советов. На самом деле это был один из последних, если не последний успех правящей группы Рады. Во внутренней жизни республики зрело глубокое разочарование ее политикой. Украинские крестьяне, как и великорусские, уже летом 1917 года приступили к решению земельного вопроса «практическими действиями», а украинские лидеры, провозгласив в III Универсале социализацию земли, вместе с тем запретили земельным комитетам самостоятельное изъятие крупных наделов {61}.

Когда же неспешно, лишь в середине декабря, они представили проект земельного закона с неотчуждаемой нормой в 40 десятин, возмущению крестьян не было предела. При обсуждении проекта старый крестьянин, депутат Центральной рады, предупредил «высокое собрание»: «Да когда с фронта вернутся наши вояки, то они штыками своими промеряют эти 40 десятин» {62}. Власть теряла опору в украинизированных войсках. «Они так рвались из Петрограда, с Северного фронта спасать „родную Украину“ (скорее рвались домой), – объяснял причины недовольства один из старейших, заслуженных деятелей украинского движения Е. Х. Чикаленко, – с большим напряжением и потерями пробивались через ряды московской армии в Киев, а тут для них никто не приготовил ни казармы, ни довольствие, и они сами добывали себе помещения, порой выбрасывая больных из госпиталей, самовольно забирали имущество и припасы из интендантских складов» {63}. В результате одни спешили по домам, а те, что оставались на службе, склонялись к большевизму. В городах нарастала разруха, безработица, безденежье, в повседневность входили грабежи, погромы и так далее.

Между тем после неудачи съезда Советов в Киеве затеявшие его большевики, часть украинских левых эсеров и несколько украинских социал-демократов, разом представлявшие 49 местных советов, выехали в Харьков, где вместе с делегатами ранее назначенного III Областного съезда Советов Донбасса и Криворожья 11–12 (24–25) декабря 1917 года провели новый Всеукраинский съезд Советов. Съезд объявил, что берет на себя полноту власти в республике, лишает полномочий Центральную раду и Генеральный секретариат, создает ЦИК Советов Украины и правительство – Народный секретариат {64}.

В радиотелеграмме, направленной 15(28) декабря из Харькова в Совнарком, говорилось, что ЦИК Советов Украины считает «непременной задачей… устранить вызванные прежней Радой столкновения… обратить все силы на создание полного единения украинской и великороссийской демократии» {65}.

Большевистское руководство вряд ли заранее рассчитывало на такое половинчатое решение, как образование параллельно с киевским харьковского украинского центра власти. Но, оказавшись перед совершившимся фактом, разумеется, учло харьковский ЦИК Советов как возможный очаг дальнейшей советизации Украины. 14(27) декабря, когда ЦИК Советов Украины еще только формировал Народный секретариат, пришла телеграмма Совета народных комиссаров, в которой ставился вопрос о посылке мирной делегации Народного секретариата в Брест {66}. Таким образом, первым импульсом советского правительства было оказать харьковскому центру поддержку в качестве субъекта украинской государственности.

1. РГАСПИ. Ф. 19. Оп. 1. Д. 2. Л. 22.

2. Там же. Л. 23.

3. ЦДАВО України. Ф. 1063. Оп. 3. Спр. 2. Арк. 50.

4. Там же. Арк. 51–52.