Из пережитого. 4-е издание - Юрий Толстой

Эта история имеет свое продолжение. Судьба Сверчкова заинтересовала моего двоюродного брата, который, как и я, – правнук Василия Александровича Введенского. И вот какие сведения ему удалось почерпнуть в Интернете. Дмитрий Федорович Сверчков (1882–1938) – из дворян, внук адмирала Невельско́го, известного исследователя Дальнего Востока17. Учился в Санкт-Петербургском и Лозаннском университетах. С юных лет участвовал в революционном движении, неоднократно арестовывался и высылался. В 1905 году с Львом Троцким входил в состав исполкома Петроградского Совета. Затем примыкал к меньшевикам. В 1907–1910 годах жил в эмиграции, где познакомился с В. И. Лениным. В 1910 году вернулся в Россию, но вскоре в результате провокации Малиновского был арестован и сослан на каторгу сроком на три года. По ходатайству родных и близких и вследствие болезни каторга была заменена ему поселением внутри России (так в Интернете). 3 марта 1917 года амнистирован Временным правительством, после чего вновь стал участвовать в политической жизни России. В 1920 году принят в РКП(б). Работал в Наркомате путей сообщения (в 1922 году – заместитель комиссара Петроградского округа путей сообщения) и Верховном Суде СССР. Публиковался в периодической печати. Автор нескольких книг, изданных в 20-е годы. По-видимому, годы службы в железнодорожном ведомстве под началом нашего прадеда В. А. Введенского не прошли для него бесследно. Этим можно объяснить, почему при Советской власти он занимал ответственный пост в Наркомате путей сообщения, а публиковался зачастую под псевдонимом Введенский.

Жизненный путь Д. Ф. Сверчкова-Введенского, как и большинства тех, кто в молодости был воодушевлен идеями революционного преобразования России, закончился трагически – в 1938 году он был необоснованно репрессирован, а реабилитирован спустя много лет посмертно.

Оставим теперь на время семью Введенских-Толстых и перенесемся в Закавказье, где в тогдашнем Тифлисе жил Израил Иванович Санджанов, мой прадед, генерал-артиллерист русской армии, участник русско-турецкой войны. Бабушка рассказывала мне, что во время войны походная палатка прадеда была неподалеку от той, в которой расположился принимавший участие в походе композитор Ипполитов-Иванов. Прадед напевал полюбившийся ему мотив. Композитор его услышал и положил в основу одного из своих произведений, которое посвятил моему прадеду. Израил Иванович жил в Тифлисе и был близок к наместнику Кавказа великому князю Михаилу Николаевичу. Женат Израил Иванович был на француженке, урожденной Бенуа. От брака с нею у него было несколько дочерей и один сын Михаил, с которым мне довелось познакомиться уже после войны. Как звали всех дочерей и сколько их было, не знаю. В их числе были Аделаида, моя бабушка, и Наталья, тетя Наташа, о которой речь впереди18. В семейном альбоме сохранилась фотография сестер Санджановых. Почти все они, кроме, пожалуй, моей бабушки, – ярко выраженные армянки, и, надо сказать, очень красивые. Бабушка тоже была миловидной, но в ней черты национальности, к которой принадлежал прадед, так отчетливо не проступали. Бабушка вышла замуж за Леонида Викторовича Глушкова, военного инженера, выпускника Военно-инженерной академии в Петербурге. По национальности дед – украинец, родом с Харьковщины, происходил из обедневшей дворянской семьи. Учился в Петербурге, очень нуждался и пробавлялся репетиторством. От брака родились две дочери – Наталья, моя мать, Ирина и сын Виктор, которого называли на французский манер Виктор. Забегая вперед, скажу, что его я никогда не видел и называл, когда о нем заходила речь, дядя Виктор. Мать моя родилась в крепости Карс, которая в то время принадлежала России. Там дед проходил службу.

Впоследствии семья Глушковых переехала в Финляндию, куда перевели деда. В то время Финляндия входила в состав России, хотя и имела особый статус Великого княжества Финляндского. Семья Глушковых жила в Гельсингфорсе (так называли тогда Хельсинки). Дед, как военный инженер, руководил фортификационными работами и, помимо этого, по заказам частных фирм проектировал сооружение ряда объектов жилищно-гражданского строительства (если выражаться современным языком). В частности, по его проектам было возведено здание Учительской семинарии в Выборге. Фотография этого здания до войны у нас хранилась. 18 августа 1992 года моя жена и сын побывали в Выборге и это здание разыскали. Оно расположено неподалеку от сквера с аляповатым памятником Калинину. Так что здание уцелело.

В Гельсингфорсе Глушковы жили на широкую ногу. У них была квартира из двенадцати комнат и довольно большая обслуга, в том числе няня и гувернантка-француженка для детей. Вместе с ними жила бабушкина сестра, тетя Наташа, которая после вступления в брак с племянником генерала Брусилова получила фамилию Брусилова. У тети Наташи были две дочери, Людмила и Ксения, и сын Юрий, гвардейский офицер, в честь которого я был назван Юрием (при крещении – Георгием). О его судьбе расскажу позже. С мужем своим тетя Наташа, кажется, разошлась и жила с Глушковыми одной семьей, уделяя много внимания воспитанию детей. Глушковы были вхожи в высшие слои тогдашнего русско-финляндского общества, многих принимали у себя, да и сами, по-видимому, любили выезжать в свет, или, как говорят теперь, быть на людях. В частности, бабушка не раз упоминала фамилию финляндского генерал-губернатора фон Зеена, с женой которого была дружна. После революции фон Зеена в числе других посадили на баржу и утопили, а его вдова, кажется, жила в Ленинграде до убийства Кирова, после чего следы ее затерялись. По-видимому, она была выслана. Впрочем, я забежал вперед.

Бабушка рассказывала мне, что финны были на редкость честными и порядочными людьми, умевшими за добро сторицей платить добром. Никакого антагонизма между русскими и финнами (по крайней мере, в тех слоях, в которых вращалась семья Глушковых) в то время не чувствовалось.

К периоду пребывания в Финляндии относится драматический эпизод в жизни Глушковых. Произошел он во время Первой русской революции, которая захватила и Финляндию. Бабушка с тремя малолетними детьми и своим отцом, который приехал к дочери на побывку (никак не могу отрешиться от современной терминологии!), была во время этих событий в крепости Свеаборг, где вспыхнуло восстание. Дед, кажется, находился в отлучке. Семья оказалась в осаде и под огнем в буквальном смысле слова. Прадед не потерял присутствия духа. Воспользовавшись короткой передышкой между обстрелами, он в полной генеральской форме вышел к солдатам, которые вели огонь, угостил их папиросами из своего портсигара и договорился с ними, что они на время прекратят стрелять и дадут возможность молодой матери с малолетними детьми перейти в безопасное место. Жизнь семьи была спасена. Уже этот эпизод говорит о том, что прадед был не робкого десятка. Ведь его самого запросто могли пустить в расход как его превосходительство.

У деда не все клеилось по службе. Причиной разлада с начальством послужило то, что дед настаивал на укреплении Аландских островов, с тем чтобы подводные лодки и корабли возможного противника не могли беспрепятственно шастать по Финскому заливу. Однако военно-инженерное управление в Петербурге этот проект не поддерживало. Не берусь судить, почему. То ли потому, что не было средств, то ли потому, что в военных и придворных кругах были сильны пацифистские иллюзии, которые особенно усилились после встречи Николая II с императором Вильгельмом, то ли вследствие влияния при дворе немецкой партии. Но как бы там ни было, проект деда не получил поддержки. Кажется, дед обращался по этому поводу с прошением на Высочайшее имя, но и там потерпел фиаско. А это задержало его представление к очередным воинским званиям. На Первую мировую войну дед отправился полковником и был произведен в генералы лишь во время войны незадолго до Февральской революции. Впрочем, нет худа без добра. Может быть, это обстоятельство впоследствии и спасло семью от расправы. События Первой мировой войны показали, что по существу дед, по-видимому, был прав. Отсутствие оборонительных сооружений привело к тому, что немецкие подлодки получили возможность шнырять по всему Финскому заливу. Если я не ошибаюсь, до войны проекты деда где-то у нас хранились, хотя это и было небезопасно. Какая судьба их в дальнейшем постигла – судить не берусь.

А вот с рабочим людом, в том числе и с финскими рабочими, дед ладил отлично. Он нанимал их в большом количестве для осуществления своих проектов – как военных, так и гражданских. При расчетах не мелочился, не придирался по пустякам, словом, был строг, но справедлив. Видимо, не забыл свои молодые годы в Петербурге в период обучения в Академии. Его подчиненные это помнили, и когда в Финляндии во время войны стала ощущаться нехватка продовольствия, а дед находился на фронте (был он на Южном фронте), систематически снабжали семью деда продуктами, говоря при этом: «Мы не можем допустить, чтобы семья нашего инженера голодала». Спустя несколько десятилетий бабушка со слезами об этом рассказывала.