«Матросская тишина» - Б. Седов

– Зато мозги у тебя, вкладыш легавый, точно из парафина. Да что с тобой вообще говорить! Шакал… – Поняв, что слова здесь бессильны и плетью обуха не перешибешь, Артем брезгливо поморщился, матюгнулся и рухнул в кресло, уставившись в пол.

Игос медленно опустил пистолет.

– Вот так гораздо лучше.

– Кому лучше, ур-род?!

– Всем. Ты еще потом спасибо мне скажешь.

– Я?! – фыркнул Грек. – За что?! За подставу?! К врачу сходи, придурок.

– За то, что шкуру тебе, идиоту, спас, – холодно уточнил Уваров. – Если бы тебя попытались задержать, ты бы стоял и не рыпался?

– Хрена с два, – вынужден был признать Артем. – Не дождетесь.

– Об этом я и базарю. По какой причине машина слетела с набережной в реку – пока неизвестно. Зато известно, что трое наших парней погибли, а ты – сбежал. Утром об этом будет знать каждый сопливый пэпээсник в радиусе ста километров от Москвы. Знаешь, мне не очень хочется, чтобы по тебе стреляли на поражение. Даже если с точки зрения буквы закона это будет вполне оправданно.

– У тебя только что был реальный шанс все изменить, Игос, – тихо сказал Грек. – Но ты, ментяра пробитый, предпочел выслужиться и не рисковать жопой. Так спокойней. И начальство оценит. Особенно когда узнает, что мы с тобой, оказывается, старые знакомые. Что ж, – ухмыльнулся Артем, – с точки зрения закона ты все сделал правильно. Только ты забыл, что в мире есть и другой закон. Человеческий.

– Только не надо меня пугать. Пуганый уже.

– И по этому самому человеческому закону, – спокойно продолжил Артем, – ты, Уваров, поступил, как последняя сволочь. – Угодивший в ловушку беглец поднял взгляд на бывшего институтского сокурсника и закончил: – Даже если мне придется в течение следующих нескольких лет нюхать тюремную парашу, однажды я все равно выйду на свободу. Рано или поздно. И в первую очередь кончу тех, кто меня подставил и засадил за решетку. Это не пустые обещания, Уваров. Я клянусь памятью отца и сестры – так и будет. Но прежде я…

Закончить фразу сжавшийся, словно тугая пружина, готовый к броску Артем не успел. Вместо этого, точно уловив идеальный для атаки момент, когда на полсекунды отвлекшийся, чтобы подавить кашель, Игос окажется в наиболее уязвимом положении, буквально взмыл с кресла и бросился на противника. Левой рукой Артем намертво стиснул и отвел в сторону запястье сжимающей пистолет правой руки Уварова. А кулаком своей правой – нанес лейтенанту ОМОНа короткий, но чудовищно сильный удар в челюсть. В этот решающий удар, от которого зависел результат схватки, Грек вложил всю свою злость, все отчаяние и всю ненависть, накопившиеся в нем за один день пребывания в Москве. Однако не слишком полагаясь только лишь на внезапный нокаут – лейтенант Уваров вполне мог оказаться достаточно крепким и выносливым в драке бойцом, – тяжело рухнувший сверху на противника Артем предплечьем правой руки провел жесткий удушающий прием, пережав Игосу горло, а другой – дважды жестко припечатал его по-прежнему сжимающую «Стечкин» руку о покрытый ламинированным паркетом пол. На втором ударе тяжелый ствол вылетел из ослабевших пальцев громко хрипящего, дергающегося и извивающегося всем телом хозяина квартиры и с тупым стуком скрылся где-то под диваном. Артем понял: он победил…

Первым его желанием было сломать ему шею. Но он все-таки, хоть и не без усилия, подавил в себе этот мстительный порыв. В конце концов, этот непробиваемый мент сделал именно то, что должен был сделать на его месте любой легавый. Если отбросить сентиментальные сопли и взглянуть на вещи трезво, становится очевидно: нельзя винить Буратино за то, что он деревянный. Поэтому вместо смертоубийства Артем ограничился двумя точными, выверенными ударами ребром ладони по шее, после которых лейтенант надолго впал в нирвану.

Тяжело дыша, Грек медленно поднялся на ноги и, покачнувшись, в последний момент прислонился спиной к дверному косяку. Перед глазами все плавало. Его тошнило и мотало из стороны в сторону. После отнявшей последние силы яростной схватки с предателем Игосом накопившаяся за этот безумный день смертельная усталость навалилась с неотвратимостью снежной лавины. На то, чтобы отдышаться и хоть немного прийти в чувство, Артему потребовалось не меньше минуты. Ее хватило, чтобы окончательно убедиться: их возня, слава богу, не разбудила спящую где-то в глубине квартиры жену Игоса. Иначе картина бы вышла та еще – хозяин с разбитой в кровь мордой лица лежит на полу без признаков жизни, а закованный в наручники, одетый в хозяйский «адидас» ночной гость из Питера, ничего толком не объясняя, упрямо ломится на выход, норовя попутно прихватить в качестве трофея чужие куртку и ботинки. Не босиком же, в конце концов, по лужам ходить. Да, только женской истерики сейчас и не хватало, для полного счастья. Завизжит, бросится при виде нокаутированного супруга царапать когтями лицо – что с ней тогда делать? С мужиками, как ни крути, гораздо легче. Даже если они умеют махать руками, вооружены и уверены в своих силах.

Впрочем, кажется, обошлось без эксцессов. Неслышно ступая, Артем вышел в коридор, не зажигая света торопливо обул стоящие возле обувницы синие, порядком раздолбанные беговые кроссовки Уварова, в своем нынешнем виде более всего подходящие для выноса мусора в ночное время. На плечи накинул старую, подстать обуви, короткую и донельзя вытертую кожаную куртку. Скрепя сердце и испытывая неприятный холодок в груди от того, что приходится воровать, открыл лежащий тут же, на полочке перед зеркалом, потертый кожаный бумажник Уварова, в недрах которого обнаружились кредитная карточка «СДМ-банка», две бумажки, в тысячу и пятьсот рублей, и кое-какая мелочь. Взял только пятисотку – на такси, – остальное не тронул.

Из комнаты донесся тихий стон приходящего в чувство Игоса. Швырнув кошелек на место и уже шагнув к входной двери, Грек бросил мимолетный взгляд на стоящий тут же телефон. Нет, риск слишком велик. Вызванная Уваровым группа ОМОНа будет здесь с минуты на минуту, и любая задержка может стоить слишком дорого.

Открыв замок, Артем покинул квартиру и, стараясь ступать как можно тише, стал торопливо спускаться вниз по лестнице. В случае появления милиции лифт – это гарантированная западня. Да и невысоко, всего четвертый этаж.

Проходя мимо консьержки, Грек старался выглядеть как можно спокойней. Бросил вежливое:

– До свидания, – на что не поднявшая глаз от вязания старушка лишь кивнула.

С улицы послышался стремительно приближающийся гул мотора, сменившийся визгом тормозов. Громко хлопнули дверцы. Топот нескольких пар ног, возбужденные голоса и, наконец, щелчок открывающегося кодового замка. Видимо, кто-то из бойцов, часто бывающий дома у лейтенанта, знал комбинацию. Дверь распахнулась, и в проеме показались четверо вооруженных автоматами бойцов ОМОНа. Хмурые, решительные лица спецназовцев не предвещали объекту их нынешнего интереса ничего хорошего.

– Милиция, – поймав испуганный взгляд консьержки, на всякий случай буркнул один из бойцов, хотя и так было понятно, кто именно пожаловал. И тут же плотно заинтересовался бандитского вида бугаем с отчетливо сверкающим на виске свежим кровоподтеком. – Эй, ты! Стоять! Кто такой!? – Омоновец недвусмысленно поднял автомат.

– Дед Пихто, – глухо ответил Грек, поняв, что для него все кончено.

– Лицом к стене!!! Живо!!! Руки за голову!!! – рявкнули одновременно несколько голосов, заметив на руках Грека разорванные браслеты и сообразив, кто перед ними. Один из группы, особо злой и нетерпеливый, не дожидаясь, когда будет исполнена команда, прорвался из-за спин товарищей и нанес Артему сильный удар прикладом автомата в переносицу. И – завертелось.

Скрученный, вжатый лицом в стену, получивший еще один коварный удар, Грек дальнейшее помнил отрывочно. Сознание, в котором то и дело вспыхивали молнии от очередного полученного удара, после прямого попадания носка тяжелого омоновского ботинка в пах сразу заволокло кровавым туманом. Колени подогнулись. Во рту появился соленый вкус крови. Омоновцы избивали его самозабвенно, со знанием дела, умышленно метя в наиболее уязвимые места. Одним словом – профессионалы. Затем подхватили под руки, приволокли к микроавтобусу со шторками на окнах, без опознавательных трафаретов, и, открыв дверь, как чурку, запихнули внутрь, на пол между двумя рядами боковых сидений. Двое остались сторожить, время от времени продолжая наносить удары ногами и прикладами автоматов, двое других побежали в квартиру Уварова. Когда бойцы вернулись и сообщили своим товарищам, в каком виде обнаружили лейтенанта, в тесном салоне микроавтобуса началась настоящая мясорубка.

На последних проблесках сознания скрюченный, густо измазанный кровью Грек услышал произнесенную кем-то из ментов реплику:

– Мочить его, гада, надо! При попытке к бегству! И весь х… до копейки, – после чего стремительно рухнул в вязкое, пульсирующее и отчего-то не чернильно-черное, а багрово-рубиновое забытье.