Пусть умрёт - Юрий Григ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как же, как же. И это я расслышал – совершенно случайно... Он говорил, что намеревается открыть производство такого же полотна здесь, в метрополии, и что ему необходимо содействие в этом начинании и ссуда...
— Хорошо, и что же было дальше, лавочник? – перебил нетерпеливо преторианец, уже начинающий убеждаться, что доносчик по всей вероятности ошибся и ничего заслуживающего внимания за всем этим не стоит.
— А дальше... дальше ничего, мой господин, – с наивным видом развел руки Захария. – Они пили вино и ели фрукты. Вот видишь, они все еще на столе. А потом, распрощавшись, покинули мою скромную лавку.
Хитрый Захария заверил командира отряда, что он не должен сомневаться, что он-де, Захария, всегда являлся законопослушным горожанином и, если проведает что-то, что может принести пользу командиру лично или Великой Империи, или божественному Цезарю, он без промедления ему сообщит. Видя, что преторианец все больше склоняется к его версии, Захария воодушевился и незаметно извлек из-за стоявшей в углу корзины с пряностями предусмотрительно заготовленный для таких исключительных случаев мешочек.
— Я был бы счастлив снова видеть столь доблестного воина и моего господина здесь, у себя в лавке, – поклонился он смиренно преторианцу и без дальнейших объяснений протянул тому мзду.
Командир отряда с невинным, даже немного отсутствующим видом небрежно принял мешочек, который немедленно исчез под начищенными пластинами его лорики. Затем он развернулся в сторону доносчика и с наигранным гневом в голосе прорычал:
— Если окажется, что возводишь напраслину на честных людей, тебе сильно не поздоровится.
— Но господин сам просил меня...
— Молчи, несчастный! – прервал его преторианец и, скорее для видимости, пригрозил застывшему побоку от него, Захарии: – А твои слова, лавочник, я проверю, и если солгал – берегись! Да, кстати, надеюсь, ты уплатил иудейский налог в этом году?
— Как ты можешь сомневаться, господин?! – с показным возмущением воскликнул старик. – Можешь проверить записи...
Но солдат, видимо, потеряв интерес, остановил его жестом и подал знак своим воинам.
Отряд, демонстрируя отменную выучку, мгновенно вытек из лавки и растворился в затопившем улицу неистовом зное.
Захария вышел на порог и задумчиво посмотрел им вслед. Он уже не казался таким старым и испуганным, как минуту назад. Спина распрямилась, голова поднялась, даже морщины на лице разгладились. Постояв так с минуту, он зашел в лавку, быстро написал что-то стилосом на восковой дощечке. Затем жестом подозвал мальчишку-раба и что-то шепнул ему на ухо, да так тихо, что любой, даже находящийся рядом человек, вряд ли смог бы расслышать хоть слово. Мальчик понимающе кивнул и поспешно выбежал из лавки...
Часом позже во дворце на Палатинском холме тайный советник, начальник секретной службы и доверенное лицо императора, докладывал своему господину:
— Не соизволь гневиться, мой государь, но сегодня я не могу порадовать тебя хорошими новостями. Мы идем по следу заговорщиков и вот-вот настигнем их. Но преступники хитры и изворотливы и располагают, как мы думаем, немалыми средствами.
— Луций, мне не нужны твои объяснения, мне нужны их головы. Немедленно! Ты слышишь?! Немедленно! – капризно воскликнул император. Потом помолчал и добавил с плаксивыми нотками в голосе: – Мне приснился сон, что меня зарежут мечом, как барана. Я даже рассмотрел этот меч подробно, когда он торчал из моего горла. Веришь ли, рукоять его украшал огромный синий сапфир... Я обожаю сапфиры. В сущности, такова и должна быть смерть великого воина.
— Тебе надо отдохнуть, государь.
— Я только и делаю в последнее время, что отдыхаю.
Домициан был высокого роста с близорукими большими глазами. В молодости он слыл красивым юношей. Однако сейчас, в свои годы, он успел растерять былую красоту и очень переживал по этому поводу. Его плешивая голова, тощие ноги и выпяченный живот выглядели смешно, когда он с пафосом примерял на себя свою будущую смерть, украшая ее в своем больном воображении драгоценными камнями, амулетами и реликвиями, подобно тому, как модница примеряет новую одежду.
— Я только и делаю в последнее время, что отдыхаю, Луций, – повторил он, подойдя к столику, на котором лежали пергаменты. – Я хочу, чтобы ты проследил за Домицией. Она предала меня один раз с этим актеришкой, Парисом. Тогда я ее простил,.. – он беззвучно пожевал губами, а вслух произнес: – Мне кажется, она участвует в заговоре против меня...
— Что ты, мой господин! Государыня любит тебя, это всем известно. А то, с Парисом, это был навет. Зря ты приказал казнить бедного мальчика...
— И ты, Луций, тоже мне не веришь! Никто не верит... Все предали своего императора! – не дав ему договорить, воскликнул царственный параноик, которому с недавних пор повсюду стали мерещиться заговоры.
— Я твой раб, Государь наш и Бог! Ты же знаешь – я отдам за тебя жизнь не раздумывая, – поспешил отвести от себя подозрения Луций, благоразумно перейдя на официальный тон и назвав императора по титулу, который тот присвоил себе в специальной булле.
— Вы все мне врете! – снова посетовал Домициан, – я не могу довериться ни одному человеку в этом мире. Скажи, Луций, хоть ты мне предан?
— Я же только что тебе говорил...
— А ты скажи еще раз! И поклянись Юпитером! – плаксивым голосом воскликнул Домициан.
— Клянусь всемогущим Юпитером Капитолийским, да постигнет меня его кара, если я, ничтожный, нарушу обет верности и преданности тебе, мой господин и повелитель! – не моргнув глазом, поклялся хитрый слуга.
Его слова, судя по всему, немного успокоили императора и он, удовлетворенный, поверивший в то, во что хотел верить, продолжил:
— Я тебе еще не все рассказал о своем сне. Слушай же… Еще я видел ворона, который каркал с крыши храма на Тарпейской скале. Это хороший знак?
— Несомненно, хороший, – поспешил успокоить его Луций.
— А вдобавок на прошлой неделе мне приснилось, что на спине у меня вырос золотой горб. Что бы это значило, как ты думаешь? Где мои астрологи, где все эти ясновидящие, толкователи снов, прорицатели и гадалки! Пусть немедленно скажут мне, что означают эти сны! – он был вне себя и в возбуждении мерил шагами комнату.
— Государь запамятовал, что недавно поведал мне этот сон и даже приказал переговорить с толкователями.
— И что же они говорят?
— Они утверждают, что золотой горб означает процветание и достаток, которые установятся в нашем государстве.
— А меч с сапфиром?
— Я еще не успел спросить их об этом, император! Ты, наверно, запамятовал, что рассказал мне о мече с сапфиром только что, – осторожно возразил Луций.
— Ах да... Так что же думаешь ты?
— Эта аллегория мне не совсем понятна, государь... Меч означает, скорей всего, испытания, которые ты берешь на себя за весь свой народ.
— А сапфир? Что же тогда означает сапфир? Всем известно, что этот камень предрекает измену...
— Не всегда, не всегда... Я советую все же вначале обратиться к гадателям.
— Не успокаивай меня! – упорно не желая расставаться с дурными предзнаменованиями, капризно вскричал император. – Так я и знал, так я и знал... Никто не верит мне, никто не понимает меня... У меня совсем не осталось друзей... Скажи мне, мой верный Луций, правда ли, что Домиция спуталась с этим Стефаном, управляющим матушки?
— Я тебе говорил не раз, что все это – досужие сплетни и наговоры. Домиция любит тебя.
— Ты просто боишься меня расстроить...
— К чему мне обманывать тебя?
— Я чувствую, чувствую – меня скоро убьют... Ты помнишь ту старуху? – он посмотрел на Луция.
— Сибилла, государь... Ее зовут Сибилла, – смиренно опустив голову, напомнил Луций. Ему уже порядком надоело рассеивать навязчивые бредни императора.
— И она тоже, как когда-то халдеи, предсказала, что меня зарежут мечом. Зря я ее не казнил... Не понимаю, что меня остановило? Старуха сказала тогда: «Остерегайся того, кого приблизил». Очень метко замечено. Боги должны уберечь меня от друзей, от врагов я уберегусь сам, – продолжал бормотать император.
Он нервно ходил по комнате, потом, резко остановившись, вперил взор в Луция и спросил:
— А что говорят люди об астрологе Асклетарионе, этом предсказателе будущего?
— Видишь ли,.. – замялся Луций.
— Продолжай!
— Говорят, что ты поспешил казнить его, государь, – нехотя проговорил Луций.
— Я всего лишь хотел доказать, что его предсказание о его же собственной смерти – вымысел. А что, разве я не имею право на это, Луций?