Пусть умрёт - Юрий Григ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я постараюсь помочь, – ответил Агриппа. – Дам тебе знать, как только договорюсь о твоем деле. Но скажи, Эльазар, а почему тебе недостаточно латинского гражданства? Не дает покоя тога римлянина? Прости, ты уже не так молод, детей у тебя, насколько я знаю, нет.
— Мой господин еще слишком юн, – уклончиво промолвил Эльазар, – а я знавал его благороднейшего батюшку, да прославится его имя. Еще он, доброй ему памяти, обещал мне помощь в этом деле. Жаль не успел…
В очередной раз при упоминании об отце Агриппа помрачнел. Он кивнул молодому нубийцу, ожидавшему приказаний снаружи у входа в лавку, поднялся и, распрощавшись с собеседником, вышел из портика. Там его ждала лектика с четырьмя дюжими рабами-каппадокийцами. Нубиец с ящичком в руках сопровождал хозяина до носилок.
Эльазар, пряча загадочную улыбку в бороду, почему-то с иронией наблюдал, как носилки, задрапированные пурпурным шелком с золотой вышивкой, двинулись в путь – впереди выступал раб, разгоняющий толпу, а позади эскорт из четырех юношей. Он дождался, пока эта процессия ни исчезнет за изгибом улицы, и, обращаясь к хозяину лавки, промолвил:
— И это они называют идеальным государственным устройством. И навязывают его всему миру... Все здесь покупается и все продается. А деньги на строительство величайшего амфитеатра Веспасиан с сыном Титом награбили в нашем храме четверть века назад, – вздохнул он. – Попомни мои слова, Захария, – Империя обречена. Но произойдет ее крушение не скоро. В конце концов, если они сами создали систему, которая дает умному человеку возможность заработать, почему бы этим не воспользоваться? А умные люди всегда найдутся, так ведь? – Он тяжело вздохнул, и подумал: «Но, какой же я умный, если похоже, что и на этот раз расплачиваться придется мне».
И купец нехотя отсчитал лавочнику несколько монет.
Захария, приняв плату, с готовностью поддакнул и осведомился – желает ли достопочтенный Эльазар чего-либо еще? Услышав отрицательный ответ, он дождался, пока купец, распрощавшись, вышел из лавки и растворился в неугомонной толпе. Он уже собрался было заботливо схоронить в заветном сундучке в задней комнате заработанную скорее за конфиденциальность, чем за обслуживание щедрую плату, как снаружи раздались громкие голоса.
Выбежав на шум, лавочник с удивлением, смешанным с немалым испугом, обнаружил, что его лавка заполнена полудюжиной преторианцев под предводительством командира, который, стиснув огромной ручищей в перчатке, горло мальчишки-раба, орал ему в лицо: «Говори, червяк, где твой хозяин!?». В нос ударил сильный запах раскаленного на солнце металла и солдатского пота. Ноги старого лавочника подкосились при виде своего насмерть перепуганного раба, извивающегося с выпученными глазами в могучей клешне воина. В этот момент мальчишка действительно походил на червяка.
— А! Вот и ты, лавочник! Отвечай, кто только что был здесь? – вскричал преторианец, повернувшись и обращаясь к помертвевшему от страха Захарии.
— Не понимаю, о чем ты, светлейший?..
— Я не светлейший, старый лицемер! Ты прекрасно понимаешь, о чём я. Сознавайся или твой ничтожный труп сегодня скормят императорским тиграм, а твою таберну сожгут в назидание другим!
— Смилуйся, добрый господин, не лишай жизни! Расскажу все, что знаю. Хочешь денег, скажи. – При этом он с тягостным вздохом еле слышно проворчал себе под нос: – Хотя в этом месяце я, помнится, уже платил за охрану.
Он посмотрел на преторианца, все еще надеясь, что это всего лишь обычные поборы и еще можно сравнительно дешево отделаться. Сделал даже движение в сторону задней комнаты, как бы намереваясь с готовностью исполнить свое обещание и тотчас же вознаградить доблестного воина за великодушие. Но солдат действительно был настроен крайне воинственно и, продолжая угрожать Захарии обнаженным мечом, который для убедительности даже приставил к его горлу, прошипел, брызгая слюной:
— Мы еще успеем поговорить о твоих грязных деньгах, старый плут.
Но жадность победила – на всякий случай он решил не упускать случай погреть руки на провинившемся лавочнике и, прищурившись, спросил, но уже мягче:
— Скажи-ка мне лучше, кого ты принимал сегодня у себя в лавке?
— Купец... он из Галилеи или из Сирии, я точно не знаю... был у меня сегодня, и больше никого! Я даже не помню, как его зовут, – поспешно ответил Захария. – Клянусь тебе, господин, именем нашего государя императора...
— Не смей произносить имя Цезаря,.. – прервал его солдат.
— Да-да, я понимаю... Не произносить имя государя императора.
— Кто еще? Соображай, только поживей, мошенник!
Он поманил рукой маленького человечка, до сего времени не видимого за широкими спинами солдат. Одет он был неприметно – бедные одежды не привлекли бы в здешней пестрой толпе особого внимания.
«Соглядатай!» – догадался Захария.
— А вот этот человек утверждает, что у тебя был еще кто-то. Так не соизволишь ли ты удовлетворить мое любопытство, старик? – С этими словами солдат вытолкнул вперед человечка.
— Да был еще один, – вынужден был сдаться Захария. – Я просто не придал этому значения. Но я не знаю ни его самого, ни даже его имени. Вид... видел его в первый раз в жизни, господин. Не знал, что это так важно для тебя, не то спросил бы...
Солдат многозначительно переглянулся со шпионом и опять заорал на заикающегося от страха лавочника.
— Вздумал дурачить меня, мошенник?!
— Да п-поразит меня молния на месте! Говорю только истину! – вскричал насмерть перепуганный лавочник, грохнувшись на колени и хватая за руку преторианца.
— Хорошо, посмотрим, как ты можешь послужить своему цезарю. Скажи мне, но только правду! – Если опять будешь лгать... – он сделал недвусмысленный жест рукой с мечом, означавший незавидную перспективу для того, кому этот жест был предназначен. – Скажи мне, о чем они говорили и... не передавали ли что-либо друг другу?
— Да-да, с превеликой радостью, но господин, как можешь ты подумать, что я, старый человек, могу подслушивать, о чем разговаривают другие?
Для пущей убедительности он всхлипнул, явно обидевшись на столь унизительные для достойного человека подозрения. Потом гордо выпятил подбородок вперед и с пафосом закончил:
— Нет, не могу сказать! Не в моих правилах совать нос в чужие дела! И потом… к сожалению, я находился в отдалении.
Тут он поймал на себе гневный взор преторианца.
— Я тотчас же прикажу отрезать твои старые, заросшие мхом длинные бесполезные уши, раз они все равно ничего не слышат. И заставлю тебя проглотить их без соли! А заодно и твой паршивый нос, червь! Где это видано, чтобы человек с таким длинным носом не совал его в чужие дела?
Солдаты загоготали, как стая диких гусей, да так громогласно, что стены таберны сотряслись, грозя обвалиться. Лавочник понял, что несколько переборщил, сник и стал торопливо выкладывать:
— Ну... конечно, конечно, кое-что я все же расслышал... совершенно случайно, разумеется! Иногда они повышали голос, и... некоторые слова все же доносились и до меня. Они говорили, что в этом году нет никакой управы на морских разбойников, и что, да прославят боги подвиги его, наш государь снарядит флот, дабы расправиться с пиратами. Еще они говорили о предстоящих играх в священном амфитеатре великих Флавиев...
Сметливый Захария уже начал догадываться, что у преторианцев, кроме показаний незадачливого доносчика, никаких улик против него нет. Вследствие чего осмелел и продолжал все уверенней нести всякую чепуху.
Командир вначале внимательно вслушивался в сбивчивый рассказ Захарии, но, в конце концов, ему это надоело. Прервав поток красноречия небрежно поднятой рукой, он, поморщившись, устало молвил:
— Хватит, хватит молоть вздор! – и будничным тоном пообещал: – Просто, если лжешь, тебе отрубят голову. Признавайся, передавал ли что-либо один из них другому. И попробуй солгать!
— Как добрый господин мог такое предположить? Захария никогда не осмелился бы солгать столь благородному господину. Как же, помню. Тот, которого звали Эльазар, передал тому, другому, штуку великолепной ткани. Я, господин, никогда не видел такой. Посмотри вокруг. Ты видишь, какая материя в моей лавке? Старый Захария никогда не позволит себе торговать второсортными или залежалыми товарами...
— Короче, старик!
— Так вот, я же говорю, эта ткань – я такой никогда не видел, будто соткана из солнечных лучей...
— Зачем он передал ему ткань? – вновь перебил его преторианец.
— Как же, как же. И это я расслышал – совершенно случайно... Он говорил, что намеревается открыть производство такого же полотна здесь, в метрополии, и что ему необходимо содействие в этом начинании и ссуда...