Сказка про наследство. Главы 1-9 - Озем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А можно еще подбросить в костер поленца? Ради объективности. Да, кровавый сталинский режим создал целую систему принудительного труда, но что, Сталин очутился здесь первооткрывателем? Лагеря в СССР «обслуживали» (слово-то какое!) многие стройки, а как иначе было строить? в отдаленных и зачастую малолюдных районах, в крайне неблагоприятных климатических условиях? Например, в диких пустынных местах на границе Уральских гор и Казахстана – это наш случай. Волшебства и джиннов из бутылки не существовало, роботов тогда не придумали, их и сейчас нет в потребном количестве, но наиболее дальновидные умники уже сейчас предостерегают, что они, роботы эти самые, есть страшное зло – проще и даже человечнее (о как!) согнать людей в одно место и с помощью кнута заставить работать. Созидательный труд сплачивает, а в основе любого общества лежит насилие. В то время все было просто и честно – прямо-таки убийственно честно. Но разве сейчас по-другому?.. Ладно, ладно! нет оправдания гулаговским жестокостям и тем, кто их совершал – всем, в том числе и майору НКВД, служителю зла и полному провинциальному ничтожеству Граниту Решову! Не забудем, не простим! Предъявим персональный счет! и документы – выписки из личных дел, заметки из Трудовой Вахты, расстрельные акты и пр. Должна остаться одна правда! На такие слова Максим Елгоков не нашелся, что ответить…
Или попробовать ответить? Так, попытаться… У бывших зэков в Кортубине родились дети, жизнь складывалась как у всех. Болезненный, вертлявый Андрюша Порываев в стенах школы сталкивался с рослым, крепким, основательным Провшей Сатаровым – и что им находилось делить? Для молодежи советской страны открывалась огромная, интересная и осмысленная жизнь, материальный фундамент которой заложили их отцы и деды, трудясь по ту и другую сторону колючей проволоки. И жить детям предстояло в самом справедливом обществе – при коммунизме. Святая уверенность, что все страдания, все войны, все жертвы остались в прошлом, а люди просто должны быть счастливы – ДОЛЖНЫ! они это заслужили.
Во всем мире миру быть!
Счастья всем должно хватить!
Да, лучшие шестидесятые годы. Страна просто жила, дышала, радовалась и никому не намеревалась мстить. Это такое счастье, сказочная легкость, что в твоем голосе звучат певучие нотки, а не душат стоны обиды и гнева, что горе не туманит разум, и ты свободен – СВОБОДЕН ЖИТЬ!.. Впереди широкая и светлая дорога в будущее.
Шире – дале, вверх и вниз
Воцарится коммунизм!
Оставалось немного.
Еще немного, еще чуть-чуть,
Последний бой-то мы проср… (автор извиняется…)
Последнее поколение Homo Soveticus, к которому по возрасту принадлежали Максим и его сверстник и родственник, нынешний глава АО Наше Железо Генрих Сатаров, да и товарищ Максима по Правому Блоку Леонид Чигиров – все они по молодости отличались беспечностью и вместе неясным недовольством, склонностью к самокопанию. У Сатаровых, правда, изначально сильна была очень практическая жилка – очевидно, у Чигирова тоже – а Елгоковы склонялись к излишнему теоретизированию; но трое наших товарищей (которые вовсе и не товарищи) – Максим, Леонид и Генрих – были из того последнего поколения, что оказалось вдруг без советского наследства. Отчего же так? ведь вроде решены первостепенные вопросы, одержаны колоссальные победы, материальные блага обеспечены, будущее прекрасно и абсолютно прозрачно. Живи и радуйся! Но дети тех, кто через огромное напряжение сил осуществил социалистический проект, построил фабрики и заводы, кто реально созидал – не последовали по проторенной дороге. Максим закончил учиться в институте аккурат к 1990 году – то есть поспел к краху Союза, подлинной геополитической катастрофе конца 20 века.
Россия как великая тайга – вверху шумит, внизу ничего не слышно, а в Кортубинской области даже не тайга – нет деревьев, чтобы передать движение. Во многих ситуациях это спасало. В 90 годы жизнь в глубинке продолжалась по накатанной колее, главное разнообразие – в телевизоре. Но отсидеться в своем углу не получилось (и потом, что значит отсидеться? аборигены не сидели, а работали – на комбинате пахали), когда бурные капиталистические ветра с политического Олимпа достигли южноуральских степей. Плановая экономика рухнула. С ней вся надстроенная гигантская пирамида в виде министерств, ведомств, промышленных отделов на местах, номенклатурной иерархии, партийного контроля. Все к чертям!! Как в сказке – комбинат падал в пустоту – никто не спускал планы, не устанавливал контрольные цифры, не диктовал, кому отправлять продукцию, не вмешивался в отношения со смежниками. Воцарился сплошной бардак – простите, бартер, и он, конечно, не мог выручить. Действовать приходилось в непривычных условиях. Уже нельзя пробиться к цели с привычным лозунгом «Даешь!». Сама цель преобразилась. Понадобилось искать новые методы, новые пути, вылезать из советских принципов. И красному директору Прову Провичу Сатарову пришлось вылезать – и ох! как нелегко ломать-то себя, достигнув шести десятков лет от роду. Но времени на раскачку не было. Впрочем, как всегда в российской истории.
Забегая вперед, скажем, что предприятие в тех условиях выжило и успешно функционировало. Вместе с комбинатом выжили город и область, когда властный центр, занятый увлекательным процессом дележа общего добра, не интересовался, чем живет остальная страна, и какой ценой она выживает. Все должен был решить рынок! казнить или помиловать (бум-бум-бум! истовый стук лбом в пол перед этим верховным божеством, как положено).
Поразительные достижения КМК и лично его директора нуждаются в пояснении – но отнюдь не в умалении. Вот и поясним. Пров Прович Сатаров сидел на своем месте – в директорском кресле – и слава Богу, что усидел. Советское мышление в нем укоренилось глубоко, многие вещи в жизни он воспринимал буквально. Только вспомнить, чем обернулись девяностые годы для Кортубина – никакой не свободой и не демократией! – остановкой производства, деградацией, нищетой. Зарплату не платили от слова совсем – ну, вот не платили! Две зимы в бытовых и конторских помещениях, и кабинетах вообще не включили отопление (тогдашними зимами температура достигала минус тридцати), в жилых квартирах батареи
