Чистый кайф - Андрей Валерьевич Геласимов

Толстый очень доволен, он гулко смеется, показывает всем пойманную пиранью, похожую на большого карася, а потом начинает расспрашивать Пистолетто про его внешний вид. Потому что вид Пистолетто вызывает вопросы. Почему он побит? Что случилось? К чему на нем все эти ссадины и синяки? Пистолетто обстоятельно отвечает, но не может при этом избавиться от ощущения, будто отвечает он какой-то говорящей пещере. Все остальные на бортике бассейна в два раза меньше этого Джаббы Хатта. А некоторые даже в три.

Когда толстый слышит, что Пистолетто ушатали менты, он говорит своим людям проводить из бассейна всех прочих кандидатов на вакантную должность. Пистолетто теперь в уважении у толстяка.

Пистолетто получает работу. Как только мусора в следующий раз возьмутся тебя пиздить, говорит ему Джабба Хатт, скажи им, что ты со мной, должно хватить.

Жора, который до этого слегка подмораживался от страха, начинает вести себя более естественно. Он ходит вдоль бортика, интересуется устройством бассейна и жизнью рыб. Пистолетто готов получить аванс, ему хорошо, но тут ситуация меняется. Из раздевалки выходит тот самый браток в белом «Адидасе», что караулил Майку на брошенном хуторе после того, как Дёма обменял ее на чеки. Только сейчас у него нет кобуры под мышкой. Он не сразу замечает Пистолетто, потому что обнимается со своими друзьями, но когда последний браток обнят, этому в «Адидасе» уже нечем заняться, кроме как узнать Пистолетто. И тогда он подходит к доброму толстяку, говорит ему что-то на ухо, и вот толстяк уже не такой добрый.

Жора еще нежится в предвкушении аванса, он ничего не подозревает, а Пистолетто тихо говорит ему, что надо было все-таки брать плавки. Потому что, скорее всего, сейчас запустят купаться к пираньям. Жоре не нравится эта тема, но свалить по-тихому, кажется, уже нет мазы. Человек размером с небольшой террикон зовет Пистолетто к себе. И, судя по всему, не для того, чтобы вручить аванс.

Пистолетто не дрейфит, Пистолетто бывал в переплетах, Пистолетто знает в них толк. Мы все разрулили, говорит он толстому человеку в золотых цепях. Я работаю над этой проблемой. Средства будут возвращены. С ним соглашаются, но с небольшой поправкой. Он выступит на днюхе уважаемого человека бесплатно. В счет долга? – спрашивает Пистолетто. Бесплатно – повторяют ему. Через три недели.

– Слушай, а может, не так все плохо, – сказал Жора, когда мы вышли из бассейна. – У них, получается, связи с ментами, раз он предложил тебя прикрывать.

– Жора, ты дебил?! – Я чуть не втащил ему сгоряча. – На хера мне их связи? Менты, что ли, помогут мне полста косарей собрать? И потом – я не могу ждать так долго! Нет у меня трех недель.

– Но, может, они дело закроют на твоего деда? Кто знает, какие у этих там подвязки.

Он мотнул головой в сторону трех «мерсов» у входа в бассейн.

– Вдруг они реально крутые.

К одному из «мерсов» подошел браток в белом «Адидасе». Увидев нас, он показал большой палец и подмигнул. Костюм у него был что надо. Разрывной костюмчик, базара ноль.

– Ну? – легонько толкнул меня в плечо Жора. – Будешь играть для них? Слушай, давай. Деду поможешь. Он же из-за тебя вписался. На хера ему судимость под старость лет?

«А Тагир? – думал я. – Что с ним будет, если я в эти три недели ментам не сдамся?»

* * *

Странно устроена у человека башня. Или не башня – не знаю, где там у нас все расположено. Ну, то есть паришься о чем-то всерьезку, ночей не спишь, места себе не находишь, думаешь – как же так, что теперь делать, а потом вдруг раз – и приходит другая заморочка, на фоне которой первая уже не але – вообще ни о чем, как будто ее и не было. И ты такой паришься теперь по новому кругу. А он еще круче, виражи такие, что уши закладывает. И вот хочется иногда спросить – перерыв, вообще, будет? Переменка, как в школе. Хотя бы малюсенькая. Ну там, чтобы за гаражи сбегать покурить.

Короче, не успел я донять себя темой с Тагиром, как подтянулась темка пожестче. Со звериным уже оскалом. Нашел нас у Вадика в гараже браток в белом костюме «Адидас». Причем на следующий же день после нашего захода в бассейн. Проверить, очевидно, хотел, как там да чо. Ну, и проверил.

– Малой, ты торчишь, что ли?

И, главное, так удивился, как будто «баян» никогда не видел.

Я говорю:

– Да ни в коем случае. Это у друга пневмония, вот мы на дому антибиотики ему колем. В гараже, то есть.

Он говорит:

– Ты в курсе, как меня называют?

Я отвечаю:

– Нет.

А он:

– Меня все зовут Клеем.

Я говорю:

– Ух ты. Как БФ? Или типа канцелярский?

Этот Клей в «Адидасе» башкой мотает:

– Нет, малой. Как Мохаммеда Али. Боксер такой – знаешь? Его раньше звали Кассиус Клей.

Я ему:

– Конечно, знаю. Кто ж про него не слышал. Только зря ты его старое имя взял. Надо было новое. Помодней. Говорил бы всем, что ты – Али. А может, даже Мохаммед.

– Не, – он мне отвечает. – Мохаммед как-то не так.

– Стрёмно?

– Да нет, я со всем уважением. Просто Клей… как-то ближе.

– Понятно, – говорю я. – А ты к чему всю эту бодягу про имена, вообще, начал?

Он спохватился, вспомнил, с чего затеялся разговор, и снова подпустил понту:

– А к тому, малой, что я одним ударом могу быка склеить. Не то что такого дрища, как ты.

– Круто. И тогда я склею ласты?

Он одобрительно кивнул:

– Типа того. Так что завязывай с наркотой. Жить будешь веселей, интересней, а главное – дольше. Ну, и у меня меньше геморроя.

Оказалось – тот человек, у которого мы должны были выступать на юбилее, люто ненавидел торчков. Помимо обычных своих трудов и обязанностей, Клей отвечал и за то, чтобы рядом с ним даже случайно не оказался вдруг наркоман.

– А чо будет? – поинтересовался я.

– Да ничо. Умрешь просто очень быстро. А мне объяснять придется, как я тебя проморгал. Дорого станет. Штуки две баксов.

– Так, может, отменим?

– Не прокатит. Слон уже за тебя слово сказал. Там обратно слова не берутся.

– А Слон… это?..

– Он в бассейне вчера с тобой говорил. Жирный такой… Только ты не говори ему, что он жирный.

– Тоже умру очень быстро?

– Ну, типа того. Только, наверное, не совсем быстро. У него с головой не в порядке. Разные штуки любит придумывать.

– Какие штуки?

– Тебе лучше не знать.