Чистый кайф - Андрей Валерьевич Геласимов

к июлю я уже запомнил трех или четырех из них, самых активных – из тех, которые постоянно трутся у сцены, и взгляды у них такие особенные. А потом они как-то исчезли. Вместо них появились другие, но и эти долго не продержались. Два-три выступления, не больше. Я даже приуныл слегка. Подумал – короткая моя слава. И тут вышел покурить на минутку из клуба, смотрю – Майка урабатывает в темноте милаху, которая мне только что улыбалась. Да так ловко херачит – как грушу на тренировке. Короче, не задалось у меня с фанатками.

Мелькнула, правда, одна девчуля, которую она не тронула. Не из наших, не ростовская. К сцене проталкиваться не стала, но такая себе была, что и в середке фан-зоны хрен ее не заметишь. Вадик таких называет – самая, самая заебательская. С нами они обычно даже не разговаривают. Мы для них мусор. Но эта почему-то пришла. И не только пришла. Она под мой трек от души качала. И я не мог это не заценить.

Майка своим радаром быстро засекла мой интерес и уже через пять минут оказалась с ней рядом. Я запереживал, но впереди еще было два трека. За это время Майка могла уделать ее как бог нашу Нахаловку. Ей только требовалось вытащить ее из зала. И она ее потащила. Та даже особо не сопротивлялась. Пошла как овечка на убой.

Короче, я дочитал телегу и тормознул. Надо было срочно спасать девчулю. Но оказалось, что спасать никого не надо. Снаружи царил мир. Они спокойно курили на лавочке, а Майка, увидев меня, даже приобняла эту неместную слегонца. Я подошел, принцесса поднялась, Майка подмигнула мне, и на этом все кончилось. Девчушка растаяла в темноте, а я выслушал новую правду о жизни.

– Никогда, Толик, – сказала мне Майка, – никогда ты не будешь с такими девушками, как она. Просто забудь. Это не твой уровень. Для тебя это примерно… как космос для таракана.

И я запомнил про космос.

– Как ее хоть зовут?

– А тебе на фига?

Короче, через пару дней Майка заявилась в клуб в своем старом прикиде – косуха, юбчонка дерзкая, колготки в сеточку. Вся такая ростовская Кармен. Вопросов у меня не осталось. Я, правда, не успел особо всему этому удивиться, потому что в тот же вечер чуть в больничку не загремел.

По дороге домой трагически пересекся с теми ментами, которые шмонали нас месяц назад в подъезде. Машина вдруг рядом остановилась, а в ней эти типы. Говорят мне:

– Садись.

Я дверцу открыл заднюю и хотел сесть, потому что Пистолетто – умный, Пистолетто знает, что с ментами кипиш поднимать – это себе дороже, смотрю – а там еще одна знакомая рожа сидит. Тот самый гопничек, что с Дёмой кроссами поделился. Хотя на фига Дёме кроссы, если он ласты еще полгода переставлять не сможет? Но за эту историю с обувью Майке было видней.

В общем, Пистолетто решительно собрал руки в ноги, а жопу в горсть – и оперативно двинул оттуда. Летел по проулочку как тот олень из любимых песен Николаевны – в свою страну оленью. Но у ментов был «жигуль».

Пиздили долго и обстоятельно. Если бы не прохожая старушка, то, наверно, вообще бы убили. Неясно, кстати, чего так взъелись. По ходу тот гопник был им не просто так. Братуха, возможно. Или племянник. Пистолетто особенно не вдавался. Занят был тем, как бы съебаться не по частям. Чтобы максимальное количество органов при нем осталось.

В итоге вырвался, убежал, но ощущения были такие, словно попал под поезд. Николаевне очень не понравился мой внешний вид. Она вынула из кухонного шкафа свою картофельную толкушку и собралась устроить немедленную вендетту. На Корсике ее бы, конечно, одобрили, но Ростов – не Корсика. Тут надо тоньше.

– Да, может, он пиздулу гоняет туда-сюда, – возражал дед, напирая на то, что меня и раньше уличали во лжи. – Может, милиционеры-то ни при чем.

– А ты за них не вытягувай! – пылко парировала Николаевна.

Она не любила, когда с ней спорили. Особенно в таких важных вопросах.

– Я и не вытягуваю, – ответил дед и пошел надевать ордена.

Он знал, что Николаевну по-другому не остановить.

Явившись при полном параде в районный отдел милиции, дед потребовал, чтобы у сотрудников при нем проверили руки на предмет ссадин. Вел себя чинно, вежливо отвечал на все вопросы. Когда нашел тех двоих ментов, что чуть не захлестнули меня в проулке, попросил возможности побеседовать с ними в отдельном кабинете. Ему разрешили. Видимо, старший подумал, что если ветерана уважить, тому хватит простых извинений, и дело дальше не пойдет. Но меньше всего дед хотел извинений. Подперев изнутри дверь стулом, он успел двумя ударами свалить расслабившихся ментов на пол, а затем еще добавил ногами, и только после этого остальные прочухали, что происходит, выломали дверь и скрутили его.

Дома поднялся кипиш – теперь надо было вызволять деда. Срок – не срок, но кто его знает, чем это могло кончиться. Не каждый день ветеран Великой Отечественной в боевых орденах метелит сотрудников при исполнении. Да к тому же прямо у них на рабочем месте.

– Иди к своему генералу! – требовала Николаевна от мрачного отца, который засел с пузырем на кухне и всем своим видом демонстрировал, что не выйдет оттуда, пока пузырь не будет добит.

– К какому генералу? – огрызался отец.

– Да мне-то откуда знать?! Я, что ли, в армии твоей командую?! К самому главному! Деда пускай мне вернут!

– Видал, чего из-за тебя получилось, – говорил мне отец, пока дверь на кухню, грохнув подобно майской грозе, оставалась ненадолго в покое до следующего появления Большой Ба. – Говорил тебе, завязывай с этим.

С чем конкретно завязывать, он не уточнил, потому что в бутылке оставалось уже меньше половины, и сам себя в этой дозе он понимал без проблем.

– Допрыгаешься, – нестрашно грозил он мне кулаком. – С брата бы лучше брал пример. Ведь вот обоих вас этот чечен воспитывал… А черт почему-то получился из тебя одного… Его, кстати, тоже закрыли.

Он так резко сменил тему, что я даже не успел удивиться.

– Кого?

– Кого-кого… Чечена этого вашего.

– Тагира?! – Я вскочил с табурета, и где-то под ребрами от этого движения загудел колокол.

– Ну а кого еще? У тебя другие чечены есть? Блин… Все одно к одному. Подряд закрывать народ начали… Беспредел творится, просрали страну. Ладно бы одних чеченов – они ветеранов уже в кутузку тащат…

Он плеснул себе водки, продолжая бормотать, а я смотрел на его руку, на стакан и растекающуюся вокруг этого стакана по