Чистый кайф - Андрей Валерьевич Геласимов

– Тебя знаю, – сказала она, показывая на меня. – А этот?

– Это наш коллега. Николай Воробейко.

Вахтерша надела очки и стала перебирать листы с фамилиями, лежавшие перед ней на столе. Я чуть наклонился к ней, чтобы показать наш список. Мужик у меня на плече застонал.

– Это чего это? – Она сняла свои перевязанные шерстяной ниткой очки и уставилась на него. – Пьяный, что ли? Пьяным нельзя.

– Ну какой пьяный, баба Нина? – заторопился я. – У человека живот прихватило. В поезде пока ехал, чего-то не то съел. Он издалека, из Москвы.

– Ладно, проходи, – махнула она рукой. – А то обсеретесь тут.

Обосраться – не обосрались, но кровищей университетскую аудиторию уделали будь здоров. Из мужика прилично так набежало, пока я пытался устроить его на постой. Ну, то есть как пытался устроить – то на один, то на другой стул его перетаскивал, но отпустить все никак не мог. Он вырубался и тут же валился на пол. Приходилось держать.

Кто-то уже успел перевязать ему пузо, но дырка там, по ходу, была знатная. Сифонило оттуда – только в путь.

Вадос, когда заявился, просто остолбенел.

– Кто это?

– Понятия не имею.

– Это ты его замочил? – Он оглянулся на сумку со стволами.

– Вадик, иди на хуй. Видишь, мне надо его устроить по-человечески. Принеси каких-нибудь тряпок. Матрас, блядь, найди!

– Матрас?! В универе?!

– Да мне похуй где! Тащи что-нибудь. Его положить надо. Я вечно, что ли, буду его на руках держать?

Мы уже оба с подбитым товарищем были прилично перемазаны его кровью, и Вадоса эта картина впечатлила наконец нужным образом. Во всяком случае, глупых вопросов он больше не задавал. Сам же ныл без конца, что любит фильмы Квентина Тарантино. Ну вот наслаждайся.

Через пять минут он притащил два белых халата.

– Вадик, мы не больничку тут открываем. На хера ты это принес?

– Чо было, то и взял. Химическая лаборатория стояла открытая… Вот, на пол постелю, – он бросил халаты себе под ноги. – А ты его, типа, на них положи.

Я посмотрел на его отчасти виноватое лицо, он покачал головой и развел руками:

– Не, ну хоть чо-то.

Уложив страдальца на пол, мы уселись на перепачканные кровью стулья. Минуту стояла полная тишина. Потом в коридоре поднялся какой-то шум.

– Чо это? – спросил я.

– Абитуру на консультацию запустили, – ответил Вадик. – У них завтра сочинение.

Мы еще помолчали, прислушиваясь к веселой школоте за дверью.

– Может, надо было все-таки доучиться? – сказал я. – У меня даже выпускного не было.

– Да на хуй он нужен, – ответил Вадос, глядя на бандита в крови, лежащего на полу между нами.

– В принципе да, – согласился я. – Знаешь чо?

– Чо?

– А я думал, ты в доктора решил поиграть…

– В смысле?

– Ну, когда халаты припёр. Типа, я врач, а ты – сестричка.

Вадик посмотрел на меня и вдруг засмеялся.

– С хуя ли я сестричка?

Я тоже заржал:

– Вот и я смотрю на тебя такой и думаю: на хера ты принес халаты?

Раненый на полу застонал и открыл глаза. Поймав меня взглядом, он попытался что-то сказать, но получилось у него только шевельнуть белыми губами.

– Чего? – Я опустился рядом с ним на колени.

– Ты охуел, – прошептал он мне. – Воробейкой меня на входе назвал… Сука, ответишь.

Через пару часов Клей завез обезболивающее и шприцы.

– Будешь колоть ему, – сказал он мне, переступая через своего дружбана и ни о чем нас не спрашивая. – Чтоб не орал тут во всю консерваторию.

Шприцы его в дальнейшем очень сгодились. Вообще, стафф, принесенный Клеем, оказался как нельзя кстати. Мы бахались им, когда подстреленный засыпал или просто вырубался, и это хоть как-то отвлекало от проблем. Потому что затяги возникали один за другим. Этот в пузо раненный напрягал постоянно – то стонал, то шумно бредил, то материл нас последними словами. И все это делалось громко, на весь этаж. Приходилось врубать музло на полную катушку, чтобы хоть как-то его заглушить. Любопытная абитура на эти звуки шла как лосось на нерест, и мы с Вадиком по очереди дежурили у двери. Замок был херовый, заедал, и дверь могла открыться в самый неподходящий момент.

При этом юбилей, для которого мы изначально были наняты, неумолимо приближался, а годных треков у меня все еще было кот насрал. Тут еще Жора добавил перцу.

– Скоро во Дворце спорта будет глобальный движняк! – заорал он как-то утром с порога. – А вы тут всякой херней маетесь.

Как будто не он втравил нас во все это.

Имел он в виду под херней наши сырые треки для бандитской днюхи или возню с раненым – осталось неясно, Жора не уточнил, но тон у него был самый вызывающий.

– Это реальный шанс, пацаны! – продолжал он. – Говорят, продюсер Ву Танг Клана приедет.

– Не гони, – откликнулся Вадик. – Ву Танг? В Ростове? Совсем охуел?!

Три вопроса, поставленные один за другим, выскочили из Вадика по восходящей, и в последнем прозвучала даже как будто надежда.

– Самогон гонят! – парировал Жора. – А я за плотную тему вам говорю. Такой шанс упускать нельзя. Крутой нью-йоркский рэпчик сам в гости едет. И кого надо он с собой заберет. Прямо на Манхэттен, братан!

– Врет он, Толя, – повернулся ко мне Вадик, однако по голосу его было слышно, что он хочет быть опровергнут. – Скажи ведь.

Так или иначе, но я задумался. Ву Танг, не Ву Танг – была у меня одна демка, которая могла выстрелить на большой аудитории. Не скажу, что рассчитывал собирать с ней стадионы, однако качнуть ростовский народ она могла не на шутку.

Поэтому уже к вечеру стал работать над ней.

– «Моя игра»? – удивился Вадос. – Чо за название? Давай «Наша игра».

– Не, братан. Без обид, но «наша» не катит.

– А чо так?

– Потом сам поймешь.

Короче, треки для бандосов отошли на второй план. Сил на всё не хватало. Меня пёрло от «Моей игры» так, что Вадику приходилось все чаще стоять у двери. Я не хотел работать в наушниках и шумел прилично. Тут еще Майка заехала жить к нам в студию. С родителями поцапалась или типа того. Я не вдавался. Просто сказала, что домой не вернется. Заебали, мол, родаки, сидели бы лучше на своей даче. И Дёму туда из больницы бы увезли.

Мне было похуй. Главное, что трек звучал все круче и круче. Наркота Клея тут была кстати. Пару раз, правда, переборщил, но в итоге все обошлось. Там на стене над входом висели большие