Золотой рубин - Каманин Георгиевич

Шульц, закончив размешивание, открыл дверь, позвал Данилу Петровича и приказал ему смешивать шихту с раствором. Но теперь уж Сеньке смотреть больше было нечего — это он видел и перевидел. Он тихонько пополз к выходу, к слуховому окну, и осторожно начал спускаться по пожарной лестнице с крыши.

Но тут его углядел один из гутенских мастеров.

— Эй ты, пострел! Ты чего это по крышам лазаешь, а? Шею сломать хочешь? — закричал на него мастер.

— Не бойся, не сломаю, у меня она крепкая, — отвечает Сенька мастеру.

— А чего ради тебя понесло туда? — любопытствует мастер.

— Да понимаешь ли, Генерал этот, леший, голубей тут все ловит и лопает их, холера. Ну так я его и турнул, — говорит Сенька.

— Самого бы тебя турнуть оттуда как следует, хворостиной хорошей, чтоб ты не лазал по крышам, как домовой.

Вот я ужотко скажу твоему отцу, чем ты занимаешься, пусть он тебя поучит уму-разуму, — пригрозил ему мастер.

— Да говори пожалуйста! — буркнул Сенька тихо, так, чтобы тот не услыхал.

Сеньке сейчас нет смысла связываться с кем бы то ни было.

Спустившись с крыши, Сенька не пошел сразу к отцу, чтоб не попадаться на "глаза Шульцу, а направился сначала к ванной печи, к дружкам своим.

Ребята и девочки так и ахнули, когда Сенька появился возле них.

— Сень, леший ты этакий, да ты где ж это был? — закричали они.

— А что? — не понял Сенька и насторожился.

— А то, что ты весь в пыли и в паутине. Где это тебя носило?

— Да понимаете, ребята, за Генералом гонялся по чердаку над составной, — врет Сенька и друзьям. — Он голубей наших ловит и жрет. Я один раз угостил его каменюгою, а ему все неймется. Ну, я его и гонял сейчас по чердаку.

— Так ему и надо! — кричат ребята. — Мы тоже видели не раз, как он подкрадывается к ним.

Сенька снял с себя пиджачишко и начал его чистить. Ему помогали ребята, девочки: самому бы ему не скоро справиться с делом таким. И только когда полностью привел себя в порядок, он пошел к своей горшковой печи.

Шульц подозрительно посмотрел на Сеньку, оглядел его с ног до головы и спрашивает:

— Болейт? Твой кранк?

— Да, болею, — ответил ему Сенька.

— Мой не жалейт твой. Твой лодырь, не хотёйт арбайт, жулик твой. Мой не любийт твой!

— Да что мне жалость твоя? — огрызается Сенька. — Шубу из нее не сошьешь. И любовь мне твоя не нужна. А лодырем ты меня не обзывай, я сегодня поработал, да так, что тебе от моей работы не поздоровится, дай только срок.

Хорошо, что Шульц плохо по-русски понимал. А то бы он насторожился, начал бы допытываться, какую же это такую работу проделал Сенька, что ему, Шульцу, со временем не поздоровится от нее? Но Шульц не понял и половины Сенькиных слов и, что-то еще бормоча по-своему, направился к своему горшку посмотреть, как там идет варка.

— Ну как? — спрашивает Сеньку тятька, когда Шульц скрылся за печью.

— Все в порядке, тять! — ответил ему Сенька.

— Неужто узнал? — обрадовался Данила Петрович.

— Всё до точности!

— Ну слава те, господи, ну слава те! — закрестился Данила Петрович. — Спасибо тебе, сынок!

А Сенька стоял гордый как индюк. Он сейчас в важности своей стал похож на своего неприятеля, на Шульца, когда тот вот тоже так хорохорится, хвост распускает…

Глава шестнадцатая Степан Иванович выручает Данилу Петровича

Придя домой и поразмыслив хорошенько, Данила Петрович понял, что радоваться им с Сенькой пока рановато: впереди у них такие еще трудности, которые им, возможно, и не преодолеть.

Ну хорошо, секрет Шульца они вызнали. А дальше что? Идти к генералу, сказать, что они научились варить свой рубин, и для пробы просить золото? А выйдет ли из этого что у них? Не запорют ли они первый же горшок с этим золотом? Ведь Шульц не им чета, он на этом деле что называется зубы проел, а вот испортил же сразу два горшка. У них же это будет первая варка, а первый блин всегда комом выходит. Так что с радостью нужно пока повременить: надо сначала подумать, как получше к делу приступить.

И еще то надо иметь в виду — не ошибся ли в чем Сенька? Правда, он парнишка смекалистый, толковый, в счете он вряд ли ошибку допустил, хотя и это возможно. Но где уверенность в том, что Шульц опускал в царскую водку только одни пятерки. А если там и десятки были, тогда что? Сенька с потолка мог этого и не разглядеть: ведь десятка размером чуть побольше пятерки, а весит она в два раза больше. А Данила Петрович сам не первый год варит хрусталь и цветное стекло; он знает, что любой краситель нужно класть в шихту по норме, столько, сколько его требуется. Не доложил — плохо, а переложил — и того хуже. Говорят, что кашу маслом не испортишь. А это неверно. И кашу маслом испортить можно. Во всяком деле мера должна быть.

«Эх, горе наше горькое, что мы голы, как соколы, — думает Данила Петрович в тоске. — Была бы у нас с Сенькою своя хотя бы единая золотая пятерочка, тогда бы другое дело было. Мы бы с ним сделали потихоньку небольшую пробную варку, посмотрели бы, как оно и что. А потом бы, если все хорошо получилось, можно и генералу докладывать. Не заводилось у нас таких денег в кармане. Я эти золотые раза два за всю жисть свою только и видел, да и то в чужих руках».

Да, денег у крепостных его превосходительства не водилось, не только золотых, но и простых, медных. Рабочие Мальцева брали харчи на заборные книжки в магазинах генерала. Правда, выдавались им перед большими праздниками и деньги — медью и мальцевскими бумажными сертификатами, но они тут же и уплывали у них. Особенно быстро они исчезали у тех, кто в кабачок любил заглянуть. Данила Петрович был не из таких, он к водке не был привержен, а деньги не держались и у него. Все уходило на семью, да еще всегда с нехваткой жили. Семья-то у него огромная, восемь душ, а работают они только с Сенькой вдвоем. Деньги у них уходят почти на одну еду. Тут уж не разгуляешься, тут уж, как говорится, не до жиру, а быть бы живу.

Друг Данилы Петровича, Степан Иванович, тоже волновался за Данилу Петровича. Ведь и он мог быть в таком же положении, приди в голову Мальцеву поставить к немцу в помощники не Данилу Петровича с Сенькою, а его с Павлушкой. Да еще как знать, он, быть может, еще и надумает это, если у Данилы Петровича и Сеньки ничего не выйдет с золотым рубином. От Мальцева все можно ожидать. Так что заботы Данила Петровича и Сеньки касались и его, Степана Ивановича.

— Ну что, Петрович, не приметил еще, как немец волшит? — спросил Степан Иванович друга, когда встретил его в цеху на другой день. — Выглядишь ты сегодня что-то неважно, уж не заболел ли?

— Болеть я не болею, а только сегодня почти всю ночь не мог уснуть, — ответил ему Данила Петрович.

— Да, на твоем месте и мне бы не спалось, — говорит Степан Иванович. — Ума не приложу, как ты ключи подберешь к Жульцу своему?

— Ключи-то мы к нему, кажется, подобрали: мы теперь знаем, что и как, а все равно сделано только полдела.

Степан Иванович от удивления и радости даже со стульчака своего привскочил.

— Да ну-у-у! Неужто всё разузнали?

— Не я, а Сенька мой подглядел, как и что.

— Так чего ж ты тогда вздыхаешь? Теперь ваше дело в шляпе, начинай варить для генерала свой золотой рубин.

— «Начинай»!.. Это, брат, легко сказать — «начинай». А вдруг начнешь да не кончишь, запорешь горшок? А тогда тебя и самого запорют на конюшне.

Степан Иванович задумался.

— Да, и такое может получиться. Ведь и у Шульца неудача была, да еще сразу в двух горшках. Золотой рубин, видать, сродни нашему желто-канареечному, такой же капризный.

— Если еще не хуже, — говорит Данила Петрович.

— А в таком разе знаешь, что я бы тебе посоветовал?

— Что? — заинтересовался Данила Петрович.

— Не говори-ка ты пока никому об этом ни слова, — раздумчиво продолжает Степан Иванович, — а сделай-ка ты потихоньку варку-другую этого своего золотого рубина в небольших тигельках и посмотри, что у тебя получится. И если выйдет хороший рубин, тогда уж смело докладывай его превосходительству, что ты научился варить растреклятый этт рубин. Вот тебе мой совет!

— Спасибо, — горько усмехнулся Данила Петрович. — Я уж и сам это думал. А где мне золото взять, а? На две таких варки, как ты намечаешь, нужно самое малое рублей десять золотых, а у меня их и медных-то нет. У генерала просить, что ли?

— Нет, генералу ты пока об этом и не заикнись. Ты должен это делать втихую, потому что неизвестно, как у тебя получится. А две золотые пятерки дам тебе я, — говорит Степан Иванович.

Данила Петрович и рот разинул от удивления. Он подумал, что ослышался. Что Степан Иванович ему настоящий друг — это он давно чувствовал, но вот что у него есть деньги, да еще золотые, и что Степан Иванович может одолжить их ему, этого он никак не предполагал.

— Постой, постой… Это как же так? Откуда же у тебя деньги такие? — залепетал он.