Homeland. Игра Саула - Эндрю Каплан

– Как насчет Международного трибунала ООН? – спросил наконец Насер.

– Мы передадим в суд имена агентов «Хезболлы» Бадреддина и Айяша, поскольку они напрямую участвовали в покушении.

– А имя, что вы написали на листочке?

Кэрри не ответила.

– Ага, шантаж, значит. Напрасно, мисс Агент ЦРУ. – Отвернувшись, он закурил сигарету.

– После ареста ваши люди – или шавки ГУБ – меня чуть не изнасиловали. Их было трое, – сказала Кэрри, глядя на огни в долине.

– Вы испугались?

– Да. – Кэрри снова посмотрела на Насера. – Испугалась.

– Любое правительство держит у себя на службе зверей. Беда в том, что они и ведут себя как звери, – сказал он, затягиваясь и выбрасывая сигарету, будто та пришлась ему не по вкусу.

– Так от кого вы узнали о русском? – повторила вопрос Кэрри.

– От вашего союзника. Английского дипломата, заподозренного в работе на МИ-6. Вы что, ребята, даже с союзниками не общаетесь?

– А вы иранцам все свои секреты раскрываете?

– Разумеется, нет. С друзьями дела иметь подчас опасней, чем с врагами, – заметил Насер, и они оба улыбнулись.

– Что произошло? – спросила Кэрри.

– Мы выдворили англичанина из Сирии. Точно так же, дорогая мисс Макгарви, мы, боюсь, поступим и с вами. Даю ровно сутки. – Встав из-за столика, Насер посмотрел на Кэрри. Лицо его снова сделалось похожим на череп. – Больше сюда не возвращайтесь, мисс. Вернетесь – и, даст бог, никуда уже не уедите. Не в этой, как говорят у нас, жизни.

20 апреля 2009 года

Саул так устал, что уснул прямо в такси по пути из аэропорта до деревушки Рока-Льиса, недалеко от города Ибица. Водитель разбудил его, когда они подъехали к вилле – дому из бетона и стекла, что сиял белым на солнце. Окруженное забором из кованого железа, здание располагалось среди дорогих вилл и кондоминиумов, лепившихся к скале, с видом на море.

Калитка оказалась открыта, и Саул, не ожидавший этого, вошел во двор с мыслью: не совершает ли он ошибку. В последнее время эта мысль не покидала его.

Он только что прилетел на Ибицу из Багдада, где встречался с Перри Драйером, шефом багдадского отделения ЦРУ, Верджилом Маравичем, спецом по электронному наблюдению, которому Кэрри доверяла больше других, и подполковником Крисом Ларсоном, назначенным на время проведения «Железного грома» тайным офицером связи.

Был апрель, но уже к завтраку в Багдаде становилось жарко и душно. Встречу устроили в номере отеля «Рималь», в районе Эль-Каррада, что на восточном берегу реки Тигр.

Каждый участник встречи прибыл сам по себе, в разное время. Саул намеренно выбрал место подальше от «Зеленой зоны», в отеле, куда американские служащие и журналисты – даже фрилансеры, привыкшие к дешевому жилью, – совались редко. Всё – в угоду секретности.

Все понимали: «Железный гром» – не обычная операция, ее проводят обособленно от ЦРУ, так что с Лэнгли – никаких контактов.

– Вся связь – через меня и только через меня, – предупредил Саул. – Никто из ваших подчиненных и коллег ничего не должен знать. Чтобы никаких шу-шу в «Аль-Хамре».

Отель «Аль-Хамра» стал любимым питейным заведением американцев и европейцев с тех пор, как закрыли загородный клуб «Багдад» в «Зеленой зоне».

– Генерал Деметриос хочет знать насчет общей инструкции, какая у нее классификация? – спросил Ларсон.

– Операция официальная и совершенно секретная, – ответил Саул. Составляя общую инструкцию, они создавали видимость официальной военной операции, одновременно сохраняя суть в тайне.

– Но разве так… – начал было Ларсон. Он хотел спросить: если «крот» не узнает про общую инструкцию по «Железному грому», не навредит ли это цели?

– Нет, в том-то и соль, – перебил его Саул. То есть «крот» уже получил доступ к секретным разведданным.

– За последние два дня Багдад дважды бомбили, – напомнил Перри. – До́ма у нас верят, будто чертова война близится к завершению, но здесь, в Багдаде, «Армия Махди» затевает нечто масштабное. Если честно, Саул, я уже сомневаюсь, что мои отчеты доходят до администрации. Сомневаюсь, что президент читает их.

– Понимаю, – сказал Ларсон. – Генерал очень обеспокоен. Мы должны подписать чертово соглашение с иракцами. Нас загнали в угол. Есть хоть какая-нибудь зацепка? – спросил он у Саула.

Саул поскреб бороду и спросил в ответ:

– Знаете про Каннскую битву? Когда Ганнибал сражался с римлянами?

– Конечно, – произнес Ларсон, – это же классика военной истории. Мы проходили ее в Вест-Пойнте. Ганнибал открыл римлянам обманчиво слабый центр, позволил напасть, а когда враг угодил в ловушку, ударил по нему одновременно с двух флангов. Зажал римлян в клещи. Эта победа считается одним из величайших тактических маневров. А что?

– Именно так и поступим: ударим с двух флангов одновременно, по группировке Абу Назира, суннитам, и шиитам с иранцами.

– А мы – кто? – спросил Перри. – Компания в этой комнате – кто мы на схеме?

– Мы – тот самый обманчиво слабый центр, – улыбнулся Саул. В этот момент вдали раздался взрыв. Собравшиеся переглянулись.

Багдад, ничего не поделаешь.

Как и в Багдаде, на Ибице было жарко. Но то была жара иного рода: такая, на которой хорошо загорать, и после часа на солнце – чтобы не сгореть – нужно мазаться специальным кремом. Это была такая жара, на которой люди чаще вспоминают о прохладительных напитках и занимаются сексом, не дожидаясь ночи.

Саул, подходя к вилле, с тревогой думал: меч, которым он воспользуется на одном из флангов, имеет два лезвия.

Он нажал кнопку звонка – ни звука. Постучался – никто не вышел, не открыл. Тогда он толкнул дверь – и та отворилась. Саул вошел.

Мощеная прихожая вела в просторную комнату со стеклянными дверьми, открывающимися на тиковую террасу: кресла-релакс и необъятный бассейн, обрамленный пальмами, на краю скалы с захватывающим видом на Средиземное море и остров Форментера. На террасе стоял один-единственный человек, с полотенцем на бедрах. Он резко и в то же время плавно обернулся. Упал на колено и прицелился Саулу в грудь из «беретты» калибра девять миллиметров.

Дар Адал, эксперт ЦРУ по тайным операциям; из тех людей, о которых даже в Лэнгли говорить не принято.

– Господи, Саул! – воскликнул Дар. – Никогда ко мне не подкрадывайся. Убью ненароком! Из-за тебя сработала дюжина датчиков.

Это был жилистый смуглый мужчина, лысый, с козлиной бородкой и пристальным взглядом умных глаз.

Из дома с двух противоположных сторон выбежали два человека. Один – здоровенный как бык, накачанный, в джинсах и футболке. Второй – испанец, лет восемнадцати-девятнадцати, в шелковом банном халате. Он был исключительно красив (такие мальчики снимаются в рекламе туалетной воды).

Оба сжимали в руках автоматы «MP5».

Дар жестом отослал их прочь. Юноша держал автомат как банджо; он улыбнулся Саулу и ушел в дом. Качок держал оружие как профессиональный солдат; он взглянул на Саула подозрительно и лишь затем удалился.

– Сангрии не желаешь? – предложил Дар.

– Сангрии? Шутишь! Который час? Десять утра? Кофе давай.

Дар отошел к столику и нажал на кофеварке кнопку подогрева.

– Юношу зовут Антонио, ему двадцать, – не дожидаясь вопросов, сказал Дар. – И ради бога, молчи, Саул.

– Так я и не говорю ничего.

– И не надо. Ты даже рта не раскрыл, но я по взгляду понял: у тебя в душе проснулся маленький раввинчик, что пузырится цитатами из Талмуда о грехе содомии. Ты никогда не избавишься от иудейского ханжества, и Мире, народ которой придумал «Камасутру», следовало подумать об этом еще до замужества. – Дар присел на краешек кресла. – Как она, кстати?

Саул молча опустился в кресло напротив.

– Я же говорю, что она вышла за тебя, не подумав, – заключил Дар. – Такому в колледжах не учат. Ты который заканчивал? Гарвард?

– Вот ты сволочь. Сам знаешь, что я учился в Чикагском университете. И да, этому в колледжах не учат. Я бунтовал. Тогда девизом молодежи было: «Секс, рок-н-ролл и наркотики». Родители только раз меня навестили: даже в общагу не заглянули. Увидели башню Митчелла в кампусе и бежали, точно от дьявола, потому что башня напоминала английский кафедральный собор.

– Ты сирота, как и все мы, – произнес Дар, жестом указав на Антонио. Юноша вышел к ним в слаксах и футболке с принтом «Ниндзяго бойз». – Иначе как, думаешь, он попал к нам?

Антонио налил Саулу кофе, а Дару подал сангрию с долькой апельсина. Потом улыбнулся им обоим и вернулся в дом.

– А ты? – спросил Саул. – От чего ты бежишь? Маленький друзский мальчик, который все детство в горах Шуф не расставался с ружьем?

– Ты прав, – ответил Дар. – Я учился в школе Камаля Джумблата и вступил в Ливанское народное движение. Я знал, как минировать машины и вырывать людям ногти уже в том возрасте, когда американские дети еще только учатся писать слово «кошка». Организация освобождения палестины стала моим учителем. А еще марониты – когда поймали меня разок. Они меня такому научили, что до самой смерти не забуду, – сказал Дар, кладя «беретту» на колено. – Оглядись, Саул, – окинул он широким жестом виллу и море, – мы далеко от гор Ливан и Шуф. Зачем ты пришел?