О тех, кто в МУРе - Семен Вольфсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для того чтобы сторож безбоязненно открыл дверь на знакомый голос, Ширшов угрозами заставляет свою жену познакомиться и сойтись для интимных отношений с покойным Шебалковым Виктором Степановичем, что при её привлекательности и умении обращаться с мужчинами совсем не трудно.
Но вот какая незадача – преступник не учел одну немаловажную деталь: хозяин магазина, открывая сейф, загораживает собой кодовую панель, не изменяя положения тела, с помощью лимбов сбивает код, и лишь потом отходит в сторону. Поэтому наши «медвежатники» время от времени, унося камеру для просмотра записи и для замены аккумулятора или батарейки, видят на кодовой панели каждый раз различные комбинации цифр. Они надеются, что, в конце концов, им повезет, но день катится за днём, неделя за неделей, а ничего не меняется. Так проходит около двух месяцев. Тут гражданину Ширшову приходит хорошая мысль.
Леонид Семёнович прервал свой рассказ и обратился к Капустину:
– Игорь, вызови гражданам «автобус» с двумя конвоирами.
Следователь вышел и через минуту вернулся.
– Так на чем я остановился? – продолжил Горевой. – Нашему «изобретателю» пришла хорошая идея: отвлечь гражданина Мокроусова от сейфа в то время, когда он его открывает, телефонным звонком. Поймать этот момент было не так сложно, отсчитывая время от прихода продавщиц. Надежда своими вопросами его уточнила. Но и это «ноу-хау» нашему «Эдисону» не помогло; как я уже говорил, Мокроусов имел привычку, открыв сейф, сразу же изменять код с помощью лимбов, и лишь после этого подходить к телефону, в чем гражданин Ширшов вскоре убедился. Прошло больше месяца, и примерно две недели тому назад наши «предприниматели» решили звонить по мобильному телефону, который ювелир носил в правом брючном кармане. В таком положении объекту не надо было идти к телефону, стоящему на столе, а разговаривать, находясь почти вплотную к сейфу лицом, было неудобно. И «владелец несметных сокровищ» вынужден был повернуться к сейфу боком. Звонила обычно Надежда, заводила недвусмысленные разговоры о свидании, и наш охочий до женского пола Виктор Петрович с удовольствием их поддерживал, разворачиваясь к сейфу боком и открывая для обзора камеры кодовые устройства, что было прекрасно видно. «Ну, теперь шифр у меня в руках», – подумал Ширшов и стал готовиться к осуществлению своего плана.
– Тебя, случайно, начальник, с нами не было? А то бы я с таким пассажиром охотно посидел, скучать в камере не пришлось бы.
– У нас c вами, гражданин, билеты куплены в противоположные стороны, и давно. Но преступникам опять не везет. Надо же было такому случиться, что примерно две недели или чуть больше тому назад гражданин Мокроусов, роясь в папках, натолкнулся на скрытую камеру, нацеленную на сейф. Он сразу обо всем догадался, увязал камеру со звонками по телефону и испугался, но не побежал писать заявление в милицию о готовящемся ограблении, а решил на этом деле удвоить свой капитал.
– У, тварь, – просипел Ширшов.
– Он максимально поднимает сумму страховки товара, начинает ездить в магазин на автомобиле, вечером провожает продавщиц и в полной темноте, чтобы его действия не зафиксировала камера, перегружает ювелирные изделия из сейфа в багажник, а утром, приехав, чуть раньше, чем обычно, точно так же переносит их обратно. Понимая смысл звонков по мобильному, он специально открывает для видеокамеры обзор кодовой панели. Так он делает изо дня в день, дожидаясь осуществления своего плана, после чего собирается перевезти ювелирные изделия на дачу в Красково, где находится плавильная печь, отделить драгоценные камни от металла, который потом переплавить в слитки. Так что вам, Виктор Петрович, ещё и соучастие в убийстве светит.
– Ну, это вы никогда не докажите, – сказал бледный Мокроусов.
– А я и доказывать ничего не буду. Найденные у вас в машине ювелирные изделия и заснятые видеокамерой ваши манипуляции с сейфом и телефоном сами за себя говорят. Видеокамера ведь, наверняка, у ваших подельников, а они таких, как вы, любят, примерно, как тараканов. Нет, тараканов намного больше. Таракан в камере, какая-никакая развлекуха. Я верно толкую, гражданин Ширшов?
– Тебе бы рентгеном работать, начальник.
– Игорь, надо опись всего обнаруженного составлять, и чтобы этот подписал, что ничего не пропало.
– Леонид Семёнович, да на вас лица нет, может, вы домой пойдете, а мы тут сами закончим.
– Пожалуй, ты прав.
В это время за окном раздался автомобильный сигнал.
Горевой приоткрыл штору:
– О! Граждане разбойнички, за вами, вижу, уже прибыла карета со свитой.
Раздался звон дверного колокольчика, и через несколько секунд на пороге появились два конвоира.
– Игорь, ты правильно понял всё, что я тут говорил? – многозначительно посмотрел Леонид Семёнович на Капустина.
– Да, взял на себя, так взял.
Горевой кивнул и медленно пошел к вешалке.
– A ведь вы давно уже догадались обо всём? – обратился к нему Вася.
– Нет, например, то, что у убитого мог быть чемоданчик, я как-то упустил.
Он так же медленно надел свой серый плащ, а, проходя мимо старшего конвоира, остановился и тихо сказал:
– Сделай так, чтобы эти двое в тюрьме могли попрощаться.
Тот молча кивнул.
Леонид Семёнович, не спеша, пошел к дверям магазина и услышал за спиной голос Капустина:
– Ширшовы! На выход!
На улице шофёр Серёжа крикнул:
– Товарищ майор, давайте я вас до дома довезу!
– Спасибо, я лучше пешочком пройдусь.
Время на часах было около 17.00. Горевой повернул направо, в сторону дома. Начала ныть рана в боку, но медленная прогулка действовала успокаивающе. Только сейчас Леонид Семёнович почувствовал, насколько сильным было напряжение этого дня.
В памяти сами собой всплывали один за другим эпизоды расследования. Проходя мимо продовольственного магазина, Горевой вдруг вспомнил, что вечером должен приехать шурин, всегда останавливавшийся у них во время командировок. По идее надо было бы купить бутылку вина.
Он позвонил домой:
– Машенька, здравствуй! Иду домой. Устал смертельно. Приезд Николая не отменяется?
– Отменяется. Его командировку перенесли на следующую неделю. Приходи, дорогой, мы тебя ждём.
– Слава Богу! Хоть пить не надо будет.
Минут через сорок Горевой добрался до дома, тяжело поднялся на свой третий этаж, поцеловал встретившую его жену, обнял Лёньку, вымыл руки и сел за стол. Несмотря на то, что он с утра ничего не ел, аппетита не было, а недавняя рана в боку опять начала ныть.
Леонид Семёнович пересел в кресло, вытянул ноги и под Лёнькины рассказы задремал.
В семь утра он проснулся уже в кровати, раздетый, в хорошем настроении, потянулся.
Подошла Маша:
– Доброе утро, милый!
– Доброе утро! Как я попал в постель? Ведь помню, что заснул в кресле.
– Точно. Ну и намаялись мы с тобой вчера. Стали будить, а ты – никак. Тогда раздели тебя и уложили в постель.
Леонид Семенович встал, как обычно, умылся, побрился и сел за стол, где уже завтракал Ленька.
– Доброе утро, пап, приятного аппетита!
– И тебе того же, сынок! Тебя как, во дворе не задирают?
– Бывает.
– Хочешь научиться драться по-настоящему?
– Хочу.
– Раз так, отведу тебя в Динамо, в боксерскую секцию, к своему знакомому тренеру. Но учти, с одним условием: во всём слушаться и помогать маме. По рукам?
– По рукам! – радостно сказал Лёнька.
– Лёня, да он и так мне во всём помогает, – в эту минуту на кухню вошла Маша.
На работу Леонид Семёнович приехал минута в минуту, прошёл в кабинет, не встретив по пути никого из знакомых, сел за свой стол и от нечего делать стал читать в журнале большую статью о работе полиции на Западе. Он добрался уже до середины, когда в дверь постучали.
– Входите!
На пороге показался Власов.
– Проходите, Николай Фомич, присаживайтесь, – Горевой поднялся со стула.
– Ничего, сиди, сиди, я здесь на диванчике устроюсь. Вчера в конце дня твой приятель Григорьев заходил. Поздравлял меня с быстрым раскрытием, только что целоваться не лез. О тебе ни слова, я думаю, скоро сам зайдет. Как говорится: «В удаче все дружатся с нами, при горе нету тех друзей».
– Это Беранже, Николай Фомич, у него «при счастье».
– Беранже, так Беранже. У него, может быть, «при счастье», а у меня «в удаче». Не в этом дело; главное, сказано правильно. Да, кстати, Вася Шарапов мне вчера сказал, что один день работы с тобой дал ему больше, чем полгода учебы в милицейской школе. Ну, я пойду, работы много, вечерком ещё раз заскочу.
То, что Власов сам зашёл к нему в кабинет, а не вызвал к себе, как обычно, Леонид Семенович расценил, как высшее проявление благодарности. Он вновь погрузился в чтение статьи, когда раздался стук в дверь, и появился радостно улыбающийся Григорьев.
– Ну, Леня, ты даешь! – Начал он еще с порога. – Такого от тебя даже я не ожидал. Мне вчера Капустин минут пятнадцать рассказывал, какой ты мастер-класс устроил.