Ароматы кофе - Энтони Капелла

— Мы прежде встречались, — чуть слышно шепнула мне Дейзи. — Неужели не помните?

— Увы, не припоминаю, — натянуто произнес я.

— Правда, сэр, я была тогда в ином виде, не как сейчас!

Ее подружка звонко расхохоталась.

— Вы актриса? — осведомился я упавшим голосом.

— Можно и так сказать, — ответила Дейзи. — Уж артистка это точно.

Снова Дебора взвизгнула от смеха.

К этому моменту мы всей компанией влились в колоннаду Оперы, появилась возможность изловчиться и избавиться от этих спутников. Мысленно я клял Ханта и Моргана за идиотизм. О чем они думали, заявляясь сюда с подобными дамами? По счастью, Эмили, казалось, не заметила ничего предосудительного.

— Как это восхитительно, правда? — сказала она, разглядывая толпу.

Вокруг было народу, должно быть, больше тысячи, все в масках. Даже вестибюль, бары и репетиционные залы были убраны в карнавальном стиле. В оркестровой яме настраивал инструменты оркестр в полном составе, хотя для танцев здесь было слишком людно и слишком шумно, чтобы что-либо расслышать. Соответственно выряженные официанты пробивались сквозь толпу, разнося на подносах вино. Циркачи расхаживали на ходулях там, где обнаруживалось свободное место. Жонглеры и танцоры протискивались бок о бок с нами сквозь толпу. На мгновение на ступеньках я потерял Эмили из виду, но вот увидал снова и препроводил ее в наименее людный уголок на балконе, откуда было видно происходящее внизу лицедейство.

— Пару лет назад такое просто невозможно было бы себе представить, — заметил я.

Вместо ответа она взяла меня за руку. И тут, к моему изумлению, поднеся мою руку к губам, прикусила острыми зубками мне пальцы.

— Нынче вечером вы весьма игривы, — удивленно проговорил я.

Ее руки обвились вокруг моей головы, она прижала свои губы к моим. Наши маски скользнули с глаз. Смеющиеся глаза встретились с моими, но эти смеющиеся глаза были темные, не серые, и я похолодел, поняв, что в моих объятьях вовсе не Эмили Линкер, а совершенно иная особа. Взорвавшись хохотом, незнакомка вырвалась от меня: волосы под шапочкой Пьеро были темные, не белокурые. Все произошло, должно быть, когда мы потерялись на лестнице.

Я поспешил обратно, но повсюду, куда ни глянь, мне попадались сплошь «арлекины». В отчаянии я удержал одну за плечо:

— Эмили?

— Как пожелаете, мсье! — хихикнула она.

Увидев в бальном зале Ханта, я ринулся через толпу прямо к нему.

— Ты видел Эмили? — прокричал я ему сквозь гвалт. — Я потерял ее!

— Очень правильно, — пробормотал он рассеянно. — Да, как тебе пишется?

Я неопределенно пожал плечами.

— Лейн сказал, что в следующем квартале возьмет какой-нибудь рассказ. Но я общался с Максом — ты знаком с Максом? — и тот считает, что серия сонетов скорее подойдет. В том смысле, чтоб мне заработать себе имя.

— Макс… — это что, Макс Бирбом?

Хант кивнул.

— Меня с ним познакомил Эрнест Доусон. Ты, кажется, знаком с Эрнестом?

— Только шапочно, — сказал я не без зависти.

— Угу, у нас в последнее время в «Кафе Руайяль» образовалось очень веселое общество. — Вытащив портсигар, он стал с деланной индифферентностью всматриваться в толпу. — Мне необходимо отыскать Боузи. Я пообещал ему, что его найду. Он ведь терпеть не может толпу.

— Боузи![30] — воскликнул я. — Не лорда ли Альфреда Дугласа ты имеешь в виду?

Хантер кивнул:

— Слыхал? Оскар написал ему из тюрьмы любовное послание. Он по-прежнему без ума от Боузи.

Боузи! У меня перехватило в горле. Любовник Оскара Уайльда. Этот необыкновенный, восхитительный юноша. Автор сонетов. И Хант с ним на короткой ноге! Обещал найти его в толпе!

— Ты познакомишь меня? — жадно спросил я.

Взгляд Ханта красноречиво изобразил, что его первейшая обязанность, как большого друга Боузи, беречь его от назойливых орд будущих стихотворцев, а при необходимости и отгонять их палкой.

— Хант, умоляю! — не отставал я.

— Ну, хорошо. Если не ошибаюсь, вон он — там.

Я посмотрел в ту сторону, куда был направлен взгляд Ханта — и тотчас увидел Эмили, или возможную Эмили, которая шла сквозь толпу.

— Черт побери! — пробормотал я.

— Что ты сказал?

— Сейчас вернусь!

Я проследовал за ускользавшей фигурой в помещение за сценой — ряд небольших комнат, по случаю карнавала декорированных яркими портьерами. Здесь царила еще более свободная атмосфера. Мужчины открыто обнимали женщин — женщины в масках с визгом переходили от одних губ к другим. Передо мной мелькали обнаженные груди, скользившие между ног руки, чья-то в перчатке ласкала выставленный напоказ сосок. Несколько театральных уборных было заперто, и кое-где целующиеся и обнимающиеся пары, едва сдерживая свое нетерпение, выстраивались в очередь на вход. Мне сделалось явно не по себе: если Эмили наведалась сюда. Господи, чего она здесь насмотрелась!

Я пробился назад в бальный зал. Хант исчез, не смог я также обнаружить никого, напоминавшего юную целомудренную особу, отчаянно стремящуюся найти своего пропавшего спутника. И решил: раз не могу ее найти, тогда, возможно, она хотя бы сможет отыскать меня. Я медленно ходил взад-вперед в толпе, чтоб меня можно было заметить. Походив так немного, я поднял взгляд на балкон. «Арлекина» в шапочке Пьеро сжимал в страстных объятиях мужчина в маске и в пиджаке из меха выдры. Вид мне заслонило еще несколько фигур, и когда я снова поднял глаза, двое на балконе исчезли.

Без четверти два вне себя от беспокойства я вышел на улицу. Эмили ждала меня под часами. Я поспешил к ней.

— Все в порядке?

— Разумеется, — прозвучало удивленно. — А что, неужели вы волновались?

— Немного.

Ее рука скользнула, опираясь на мою.

— Решили, я обиделась?

— На что?

Она прильнула ближе:

— Я прекрасно знаю, что это были вы, не притворяйтесь, что это не так.

— Не понимаю, о чем вы.

В ответ прозвучал лишь смех. Он был на удивление вульгарен.

— Куда пойдем сейчас? — спросила Эмили, когда мы направились по Друри-лейн.

— Я собираюсь посадить вас в кэб.

— Хочу в Пещеру Гармонии Небесной! — объявила она.

— О Боже! Откуда вам-то известно про это заведение?

— Читала о нем в «Газетт». Это же совсем близко, ведь так?

— Прямо за углом. Но, право же, вам не пристало…

— Если я еще раз услышу, что мне пристало, что нет, немедленно вас брошу, — сказала Эмили. — Ей-богу, Роберт, для поэта у вас на удивление устарелое представление о женщинах. Мы вовсе не так уж щепетильны, как вам это кажется.

— Отлично, — произнес я со вздохом. — Идем в Пещеру Гармонии Небесной.

Пещера представляла собой грязноватый бар в подвале, где, учитывая отсутствие иных причин для посещения подобного места, имелось возвышение с фортепьяно и пианистом. Имелось в виду, что посетитель объявляет пианисту, что желает спеть, и тот аккомпанирует всему, что посетителю петь заблагорассудится, не считаясь с желаниями прочей публики. Это было излюбленным местечком для юных аристократов, обожавших горланить на людях куплеты похабных мюзик-холльных песенок. Естественно, войдя, мы застали там компанию золотой молодежи. Один распевал, а его приятели подхватывали припев:

Послушница младая пробудилась в ранний час,                                                              час, час,Из кельи услыхав снаружи глас, глас, глас.Глядит в окно — а там студентНастроил, улучив момент,Свой инструмент, свой инструмент,                                                   свой инструмент!

Я взглянул на Эмили, но она, казалось, не уловила двусмысленности текста.

— Хочу внести себя в список, — сказала она. — К кому тут обращаться?

— К официанту, наверное.

Я поманил рукой одного, и тот подал нам перечень песен.

Хор молодцов закончил пение, которое было встречено радостными выкриками и аплодисментами. Дородный итальянец встал и пропел что-то скорбное и жалостливое на родном языке, не отрывая в процессе пения руки от сердца. Потом прозвучало имя Эмили — я предупредил ее, чтоб назвала вымышленное. Она, внезапно явно оробев, стала у фортепьяно. Публика шумно загалдела. Эмили судорожно перевела дыхание. Наступила краткая, зловещая тишина. Тут пианист ударил по клавишам, и Эмили запела.

Это была пронзительно красивая баллада — пусть сентиментальная, но в устах Эмили романтические трюизмы звучали нежно и свежо:

Довольство, роскошь славит кто ж?Не в этом счастье, нет!Труд пахаря суров, но все жВ нем радость, жизнь и свет.

Она пела прелестно. Однако, учитывая вкусы завсегдатаев Пещеры, выбор был не идеален. Сюда приходят, чтоб слушать похабные куплеты, не сентиментальные баллады. Скоро раздались улюлюканья, свист, поднялся гвалт, и бедной Эмили ничего не оставалось, как оборвать свое пение. Едва она смолкла, какой-то фат вскарабкался на сцену и загорланил что-то фривольное под всеобщий рев одобрения.