Боговидение - Владимир Лосский

Что значит это состояние молитвы? Это "бесстрастное состояние, habitus, которое через высшую любовь возносит на интеллектуальные вершины ум (νους), охваченный мудростью и одухотворенный"[160]. Это "восхождение ума" к Богу[161]. И еще: "Молитва без рассеянности есть высшее разумение ума"[162]. Итак, это состояние интеллектуального созерцания, где νους достигает своего совершенства. Но Евагрий говорит в другом месте: "Греховная душа (ψυχη) — это ум (νους), отпавший от созерцания Монады"[163]. Здесь мы имеем концепцию чисто оригенистскую: как и для Оригена, ψυχη была, по всей видимости, для Евагрия деформацией νους (ума), который, материализуясь, удаляется от Бога. Душа становится умом (νους) через созерцание, высшая ступень которого — чистая молитва.

В состоянии чистой молитвы νους становится абсолютно простым, "обнаженным" (νους): даже чистые мысли должны быть удалены из сознания, и эта последняя ступень совершенства есть дар Божий[164]. В таком состоянии, во время молитвы, свет Троицы воссиявает в духе очищенного человека. Это состояние νους, ума, есть вершина для естеств умопостигаемых, в нем они сравнимы с небом, преисполненным света Троицы[165]. Молитва может быть сравнима с видением: как зрение лучшее из всех чувств, так и молитва наибожественная из всех добродетелей[166]. Но здесь "зрением называется то зрение, которое совершается чувством ума"[167]. Именно мысль во время молитвы видит свет Святой Троицы (διανοια… καιρω προσευχης το τηςαγιας)[168]. Ум в состоянии чистой молитвы становится вместилищем Бога (τοπος θεου), образом Бога, храмом, божественным духом, Богом по благодати. Созерцая Бога, человеческое разумение улавливает самого себя, видя Его, видит себя. Это восприятие одновременно: познавая Бога, ум познает себя как вместилище Бога, как место принимающее свет Троицы. Он видит себя, таким образом, светлым как сапфир, как небо. Это обнаженный разум (νους γυμνος), разум, который "усовершенный в видении самого себя и который удостоенный участия в созерцании Святой Троицы"[169].

Это учение, ни в коей мере не выраженное в данной форме у Оригена, может быть приближено к τιο;ρια св. Григория Нисского, где Бог созерцаем в зеркале души. Однако у Евагрия это видение света Божия в уме обоженном является вершиной, завершением, которое не знает трансценденции. Как и у Оригена у него нет экстаза, выхода из себя, "превыше ума"; а также нет божественной тьмы познания через незнание. Нам известен только один отрывок, где Евагрий говорит: "Блажен тот, кто сошел в бесконечное незнание" (Μακαριος ο φθασας εις απεραντον αγνωσιαν)[170]. Слово φθασας — сошел — могло бы вызвать удивление, если бы речь шла о состоянии экстатическом, которое выше созерцания света Троицы в душе. На самом же деле, как это показал о. Хаусгерр, Евагрий понимает под — απεραντον αγνωσια бесконечное незнание — исключение всякого иного знания, кроме знания Бога. Обнаженный разум, созерцающий Троицу, становится бесконечно незнающим по отношению к тому, что ниже божественного гносиса. Вспомним св. Григория Богослова, которого Евагрий часто называет своим учителем. Для него тоже тьма Синая, куда вошел Моисей, чтобы встретить Бога, не имела значения способа общения с Богом, превышающего θεωρια: γνοφος для св. Григория Богослова есть невежество толпы в отношении Бога; свет выше тьмы. Св. Григорий Богослов, который много говорит о созерцании Троицы, не разрабатывал учения о созерцании. Самая природа созерцания трудноуловима в его сочинениях, которые представляют скорее созерцательные размышления, нежели изложение доктрины. Евагрий нашел у Оригена то, что отсутствовало у св. Григория Богослова, и он осторожно, не называя его имени, критиковал св. Григория Нисского, для которого соединение с Богом было бесконечным продвижением во мраке неведения, превышающего созерцание[171]. Для Евагрия необязателен выход за пределы ума, экстатическое превосхождение его, потому что по самой своей природе разум является приемником божественного света. Достигнув единожды своего чистого состояния νους γυμνος, видя себя, видит Бога, Который наполняет его Своим светом. Воспринимающая способность νους в отношении созерцания Троицы есть составляющая его природы: более того, он есть в совершенстве ум только в той мере, в какой созерцает Бога. Мы находим здесь вновь основополагающую мысль Оригена, его платонический спиритуализм, сродство умопостигамого и божественного, ума человеческого, по образу Божьему, и Троицы.

Созерцание Святой Троицы единообразно, оно не имеет ступеней. Здесь мысль Евагрия также находится в несогласии со св. Григорием Нисским, которому соединение с Богом представляется бесконечным продвижением души. Для Евагрия это устойчивое совершенство, не знающее ни верха, ни низа, этих "подъемов" и "спадов", которые могут иметь место в созерцании созданных существ[172]. видение Святой Троицы всегда одинаково тождественно само себе (οψιςιση καθ αυτην). Евагрий называет его "сущестным познанием" — γνωσις ουσιωδης. Это значит, что Бог воспринимается непосредственно, без посредства какого-либо образа. Нет никаких образов божественного океана в уме[173]. Невозможно восприять Божественный свет в каком-нибудь свете, кроме сияния Св. Троицы. Действительно, "так же как свет, который нам все являет, не имеет нужды в ином свете, чтобы быть увиденным, так и Бог, который дает нам все увидеть, не нуждается в свете, который позволил бы нам его увидеть: потому что Он есть свет по Своей сущности"[174].

Это созерцание Троицы, сущностное познание, было ли оно для Евагрия видением божественной сущности? Трудно сказать нечто вполне определенное по этому поводу. С одной стороны, объектом видения у Евагрия всегда является свет Троицы, который воссиявает в чистом уме; с другой — никогда не проводит различия между природой Бога и сущностным светом. Однако он определенно говорит, что "Бог неприступен в Себе Самом"[175], а в Письме 29: "Помни истинную веру и знай, что Святая Троица не являет себя ни взору телесных существ, ни созерцанию существ бестелесных, кроме как если Она не приклонится по благодати к познавательной способности души"…"…"потому что твари явились в жизнь из небытия, тогда как познание Святой Троицы существенно и непостижимо". Это снисхождение Святой Троицы по благодати к познавательной способности есть, несомненно, божественный свет, который снисходит во время молитвы в νους.

Евагрий решительно восстает против всех видимых богоявлений. Он считает, что это учение свойственно языческим мудрецам (стоикам), которые представляют себе, что Бог, который не имеет никакой формы, принимает по своей воле различные обличья, чтобы предстать перед людьми[176]. "Желая увидеть лицо Отца, Который на небесах, не старайся ни за что на свете увидеть какой-либо образ или облик во время молитвы"[177]. При молитве видения, приятные чувствам, являются бесовским обманом[178].

В этих высказываниях Евагрия хотели увидеть намек на неправославное духовное учение евхитов или мессалиан, которое развивалось тогда же, в IV веке. Собор 383 г. осудил учения мессалиан, но эта секта продолжала существовать еще в течение нескольких веков: некоторые ее черты значительно позже появляются вновь у богомилов Болгарии, против них будут непрестанно бороться православные в Византии. Судя по некоторым положениям мессалиан, осужденным в 383 г. и изложенным св. Иоанном Дамаскином и Тимофеем, пресвитером Константинопольским, эта секта исповедовала мистический материализм. Мессалиане утверждали, что сущность Троицы может быть воспринята чувственно, плотскими глазами, что Троица превращается в одно лицо, чтобы войти в соединение с душами совершенных, что Бог принимает различные виды, чтобы чувственно открыть Себя, что только чувственные откровения Бога сообщают совершенство христианину, что состояние свободы от страстей может быть достигнуто только молитвой (откуда название евхитов — "молящиеся"), что крещение и таинства недейственны против власти сатаны над человеческой природой, что те, кто получил подтверждение своему состоянию бесстрастности через чувственное явление Бога, будучи освобожденными от беса, могут уже не подчиняться требованиям морали и церковной дисциплины.

Изучение "Духовных бесед", приписываемых св. Макарию Египетскому, основателю скитов в Скитской пустыне, дало Дому Воллкуру некоторые основания утверждать (в 1920 г.), что это произведение, столь чтимое христианскими аскетами всех веков, есть не что иное, как мессалианский "Аскетикон", осужденный в 383 г. Нельзя отрицать, что многие положения мессалиан, цитируемые Дамаскином и Тимофеем, имеют место в "Духовных беседах", приписываемых св. Макарию. Однако неправославные крайности (зримость Божественной Сущности, грубо чувственный характер благодати и пренебрежение к таинствам, аморализм и т. д.) не могут быть вменены в вину "Духовным беседам". Можно предположить, что евхиты представляли крайнюю тенденцию той мистики чувства, которая свойственна "Беседам", приписываемым св. Макарию, и что принадлежа в начале той же духовной среде евхиты отделились от нее впоследствии. О.Штигльмайр, которого нельзя упрекнуть ни в наивной доверчивости, ни в отсутствии критического духа (часто у него слишком много такового), отказывается видеть в "Духовных беседах" мессалианское сочинение. Он настаивает: 1) на несовместимости содержания "Духовных бесед" с учением мессалиан; 2) на том факте, что loca parallela [параллельные места] не являются достаточным доказательством идентичности; 3) что, несмотря на некоторые традиции, общие с мессалианскими кругами, "Беседы" православны по сути изложенного в них учения; 4) что разрозненные разновременные отрывки "Бесед" совсем не позволяют идентифицировать их с аскетической книгой мессалиан, осужденной в 383 г.