Те, кто приходят из темноты - Майкл Смит

— Привет, — сказала она. — Тебя как зовут?

— Мэдисон. А вас?

Женщина сказала, что ее зовут Карен. Она была симпатичной и доброй, и через пару минут Мэдисон подумала, что более приемлемое решение найдено.

Когда Карен выезжала с парковки, Мэдисон сидела на пассажирском сиденье. Карен не могла решить, какой маршрут выбрать, как это нередко бывало с мамой Мэдисон, и потому, чтобы ей не мешать, она засунула руку в карман и снова достала записную книжку.

Открыв ее, она прочитала то, что шло следом за первой строчкой:

И люди посмотрели и увидели пожирающую Смерть, но они решили, что этого хотел Бог — потому что наш Бог суров и Он нас ненавидит. Они верили в то, что Смерть — это Его последнее наказание, наступающее в конце нашей короткой жизни, наполненной кровавой печалью, что Он швыряет нас на эту темную и жестокую равнину, чтобы мы спешили из холодных укрытий к жалкой еде и обратно, под бесконечным дождем, под вечным грузом знания, что когда-нибудь, когда угодно, пята, перепачканная кровью, наступит на нас и размажет по каменистой земле. Мы видим, как у нас забирают тех, кого мы любим, их косят болезни, и они гниют у нас на глазах, а мы едим, совокупляемся и мечтаем, расходуя свои жалкие жизни, потому что понимаем: нас ждет такая же судьба, наступит вечность и мы будем лежать безмолвные и слепые в темном, мягком облаке. И от страха, порождаемого этим знанием, мы спасаемся ложью, которую произносим с того самого мгновения, как учимся говорить, обещанием вечной жизни в роскошных высоких палатах рая или подземных коридорах ада.

Но слушай внимательно…

Ложь — это не совсем ложь.

Эти места действительно существуют, очень близко. Люди поняли это не сразу и начали строить планы. Некоторые. Очень немногие. Те, кто обладал волей и целеустремленностью. Самоизбранные. Те, кто узнал, что двери темниц можно открыть ночью и что мы можем рискнуть вернуться. Кто со временем понял, что они могут жить и в дневные часы, снова стать хозяевами домов.

Люди вроде нас.

Люди вроде тебя, дорогая.

— Что ты читаешь? — спросила Карен, когда с явным облегчением выехала на главную дорогу.

— Понятия не имею, — ответила Мэдисон.

Глава 11

Бар, в котором я сидел, был нормальным, но, на мой взгляд там было скучновато. Через некоторое время включили спортивный канал без звука и все посетители до одного уставились в телевизор. Совсем не то, что мне нравится, поэтому я перебрался в заведение, расположенное чуть дальше по улице, называвшееся «Тиллиз», не такое причесанное, к тому же здесь громко играли рок. Впрочем, это вовсе не означало, что местечко было идеальным для меня. В барах размываются социальные барьеры, что, конечно, хорошо, но, с другой стороны, плохо. Иногда одинокий человек, находящий утешение в компании незнакомых людей, погружается в согревающее, пусть и временное, ощущение себя членом племени, расположившимся вокруг общего костра. И тогда каждая особь кажется важной, а тот, кого ты любишь, вдруг начинает невыносимо раздражать, зато абсолютно чужие люди становятся лучшими друзьями. В результате ты заводишь разговоры, которые, скорее всего, заводить не стоило. По крайней мере, так происходит со мной. Я заговорил с одним из посетителей, но беседа не слишком клеилась. Под глазами у него залегли темные круги, прическа давно мечтала о парикмахерской, а куртка хоть и была приличной, но выглядела так, словно он купил ее в лучшие времена, а теперь носил с видом интеллигента, ограниченного в средствах, из тех, что проводят зимние вечера на скамейках в ухоженных парках.

— Джек Уолен, — повторил я, наклонившись вперед, чтобы он лучше меня слышал. — Наверное, вам придется ее заказать в книжном или в интернет-магазине, где-нибудь она есть.

Мое заявление, похоже, не произвело на него никакого впечатления. Более того, у него сделался такой вид, будто я выставил себя еще большим придурком, чем до этого. Очевидно, он плохо меня слышал. Или не понял. По его глазам я видел, что он набрался не меньше моего. Иными словами, вполне прилично. Я открыл было рот, чтобы уже плотно на него наехать, но тут заметил выражение его глаз, и оно заставило меня промолчать. Я увидел не презрение, а нечто похожее на скучную ненависть.

У меня за спиной послышался какой-то звук, и я обернулся.

Тип в светло-сером костюме вошел в туалет, на ходу расстегивая молнию штанов. Он едва успел добраться до писсуара, прежде чем выпустить мощную струю.

— Ого! — завопил он и, ухмыляясь, повернулся ко мне, видимо, очень гордый своим мастерством.

— Да, — согласился я с ним.

Собственная реакция показалась мне несколько слабоватой, но не знаю, что еще я мог сказать. Я вытер руки о собственные штаны и вывалился из туалета, чувствуя, как по спине пробежал холодок.

Музыка в баре показалась мне какой-то глупой и старой, а в помещении стало светлее, чем было раньше. Да, разумеется, я в некотором роде знал, что был в туалете и разговаривал со своим отражением в зеркале, висевшем над раковинами. Такое уже и раньше случалось, когда я напивался. Я посмотрел на свое лицо, и на мгновение оно показалось мне лицом совершенно незнакомого мне человека. Поначалу разговоры с самим собой — это забавно, но потом они повторяются чуть ли не каждый раз, как напьешься, и это уже не весело. Вот и сейчас на одну секунду я действительно забыл, что разговариваю с самим собой. Ничего хорошего. Особенно если учесть, что еще только восемь вечера и я не собирался в ближайшее время домой.

И вообще сегодня. Поскольку я вдруг вспомнил, что нахожусь в паре сотен километров от того места, где живу. А еще, что, судя по тому, что я обещал Циммерманам, я должен был вернуться давным-давно. Что ехать уже поздно, мне негде переночевать, мне по-прежнему нужно как-то связаться с женой, в чьем телефоне полно сообщений, которые мне совсем не понравились.

А потом я вспомнил, что обдумывал все это по дороге в туалет, но так и не пришел ни к какому решению.

Я с радостью обнаружил, что в моей кружке еще полно пива, и попытался оценить обстановку. Одна из официанток была довольно хорошенькой. Стройная, добродушная, с продуманно неряшливой прической, к тому же передник ей очень шел. Впрочем, моя оценка носила чисто абстрактный характер, так женщина замечает пару туфель, которые ей не нужны да и стоят слишком дорого. Но не все посетители вели себя как чистые ценители. Полчаса назад один из них с трудом поднялся с табурета и с грустным видом вышел в ночь. Я слышал, как официантка с ним попрощалась и добавила:

— У вас есть все отцовские права.

«Точно, — подумал я. — Но разве ты не поняла, что он рассказал тебе о своих проблемах с бывшей женой, особенно упирая на то, как он любит детей, не в надежде на полезный юридический совет, а рассчитывая получить возможность забраться к тебе в трусики?»

Понимаете, чем больше я пью, тем мудрее становлюсь. Со мной всегда так.

Место того типа заняла пара. Девушка постаралась нарядиться и с энтузиазмом использовала косметику, но это нисколько ей не помогло. У ее небритого спутника, одетого в джинсы и старую куртку из красной кожи, были красивые черты лица, оливковая кожа и заостренные к концу бакенбарды. А голову украшала красная бандана. Естественно, я сразу же его возненавидел.

— Я не могу на тебя сердиться, — сказала девушка.

Он кивнул с рассеянным видом человека, не слишком хорошо понимающего язык, на котором с ним разговаривают, хотя он сумел внушить всем, что прекрасно его знает.

Разговор, спотыкаясь, тянулся дальше, в основном говорила девушка, а парень время от времени подавал реплики с такой неуклюжей старательностью, что короткие слова казались значительными и глубокими. Что-то вроде: «Да, думаю, что так». То, что он был безобидным и даже почти симпатичным, заставляло меня еще больше хотеть как следует ему врезать. Девушка постоянно к нему наклонялась и незаметно, по сантиметру, придвигала свой табурет к нему. Он стоически все это сносил, и я вдруг понял, что между ними происходит, как будто я парил за границами их реальности и критически наблюдал за происходящим — пьяный божок, получивший задание за ними проследить. В конце концов я так близко к ним наклонился, что она это заметила и повернулась ко мне.

И я вдруг заговорил.

— Милочка, — сказал я. — Я сэкономлю тебе время и спасу от разочарований. Юный Карлос пытается тебе объяснить — не произнося этих слов вслух, — что он с удовольствием с тобой трахался последние несколько недель, но сейчас возвращается назад в Европу, где он снова станет трахаться с какой-нибудь другой девушкой, вполне возможно, живущей в его родном городе, которая писала все это время ему письма, а он прятал их под матрасом своей кровати.