Место встречи - Левантия - Варвара Шутова

— Значит, в остальное время она тройка. Ага, дальше.

— А дальше интереснее. Умело тетка работала. Шла вон туда, но мутить не переставала.

Шорин показал рукой, а потом сам пошел в том же направлении. Арина только сейчас заметила, что глаза у Давыда были закрыты. Но шел он быстро, уверенно, и впрямь напоминал овчарку, взявшую след.

Все трое почти побежали за ним. Шорин провел их в угол двора, на мощеный пятачок размером с баскетбольную площадку, примыкавший к углу склада.

— Тут у них грузовик стоял, говорят — угнали. Видимо, на нем шамовку и увезли, — пояснил Ангел, — заодно и кладовщика прихватили.

— Еду, не шамовку, — на автомате поправила Арина.

— А дальше она намного быстрее двигалась, но при этом уставала меньше… — в голосе Шорина появилась задумчивость. — Ну то есть в машину села. Но при этом мутила вовсю.

Шорин бросился в сторону шлагбаума.

— Дальше на катафалке надо. Они по дороге ехали. Если пешком — придется по проезжей части идти… — Мануэль за руку, как слепого, отвел Шорина к машине.

Арина с Ангелом запрыгнули в катафалк, Шорин сел рядом с Вазиком, Цыбин — у него за спиной.

— Тут налево, — сказал Шорин, не открывая глаз, — дальше метров через сто — направо.

«Маринка так не могла», — пронеслась у Арины мысль.

— Метров двадцать — и резко направо, — произнес Шорин все так же уверенно.

— Там поворота нет, — тихо возразил Вазик.

— Сказали — сворачивай, значит сворачивай, — отрезал Цыбин. Катафалк забился на ухабах обочины.

— А вон ведь след шин, — показала Арина, — значит, верно едем.

— Он не ошибается, он дракон, — восхищенно пискнул Ангел.

Проехали еще метров сто.

— Тпр-ру, — вдруг резко крикнул Шорин и открыл глаза. — В смысле, остановите, пожалуйста.

Огляделся растерянно, как только проснувшийся человек.

— Все, перестала она мутить. Вот тут.

— Арин Павловна, оглядитесь? — попросил Цыбин.

Арина вышла. Они оказались на берегу, поросшем высокими кустами. В одном месте кусты были заметно прорежены — даже издалека Арина заметила сломанные ветки.

За кустами скрывался небольшой обрыв — метра два.

— Не поможете спуститься? — неуверенно попросила она, обращаясь ко всем троим сразу. Шорин и Ангел, не сговариваясь, сиганули вниз и встали как два рыцаря, протягивая руки.

Арина оперлась на обе — и сошла бы, наверное, царственной походкой, если бы не скользкая глина под каблуком. Так что съехала.

И почти сразу же наткнулась на кладовщика. Он лежал у самой кромки прибоя, лицом вниз.

— Ребята! Быстро сюда! Он живой! — закричала Арина, нащупав слабый, но вполне убедительный пульс. — В рубашке мужик родился — мог шею сломать, мог захлебнуться — но жив же, жив!

Ангел и Шорин взяли кладовщика на руки.

— Погодите, может, рядом есть пологое место — тут вы его не вытащите, — Арина метнулась в сторону.

Мужик был невозможным везунчиком — действительно, не слишком далеко к воде спускалась тропка. Узенькая, крутая, но проходимая.

Мужчины, как могли осторожно, донесли пострадавшего до катафалка. Кладовщика пристроили на полу, и Арина внимательно его осмотрела.

— Вацлав Михайлович, дуйте в больницу! Он в шоке, но серьезных повреждений нет.

— Ну, если нет, — рассудительно заметил Вазик, — давайте я вас тогда у вашего сарая выкину, благо по дороге, а его сам сдам.

Арина кивнула благодарно. И еще раз с грустью подумала, почему такому золотому Вазику достался такой негодный сын.

Сладкая жизнь

— Ангел мой, это же шутка, правда? Ты же не отдашь вот это, — Арина потрясла мятым листом бумаги, — Мануэлю Соломоновичу?

— А что? Нормальный протокол…

— Осенька, тут двадцать три ошибки. На одну страничку. Это не считая того, что ты употребил такие, гм, не слишком подходящие для протокола слова, как «шамовка», «халява» и вот этот оборот «пошли на тихую»… Ну не пишут так, не надо. Ты же можешь по-человечески, что с тобой, Ангел?

— Да не могу я! Как об этом складе думаю, сразу жрать охота, аж жуть! У них там, я посмотрел, и мясо американское в банках такое, с ключиком, вку-у-у-у-усное, и пряники мешками, и даже халва!

Арина печально посмотрела на Ангела. Она старалась видеть в нем взрослого человека, коллегу, но видела только растущего, а оттого вечно голодного мальчика.

— Так, халвы у меня нет, но вот хлеб, и даже с сахаром, — найдется. Сейчас чаю попьем — а потом исправишь все ошибки. Договорились?

— Идет!

За чаем Ангел болтал исключительно о драконах. Какие они кле-е-е-е-е-евые, мощные

и прекрасные. Арина слушала, закатывая глаза, при этом успевала править ошибки в Ангеловом протоколе.

— Ты восьмилетку-то закончил? — спросила она вдруг, оборвав его восторженный писк.

— Ну вы сами знаете, как-то не до того было.

— Так запишись в вечернюю. У тебя вся жизнь впереди, образование пригодится. Не до старости же тебе в операх сидеть. Выучишься, станешь кем сам захочешь — хоть следователем, хоть инженером, хоть врачом.

— Кем захочу — не выйдет. Давыд Янович сказал, дракон — это с рождения.

— Хорошо, кем сам хочешь, кроме дракона.

— У-у-у-у-у… — Ангел засопел обиженно, — а смысл тогда учиться?

Арина снова закатила глаза.

— Осенька, ну давай ты пойдешь в школу, потому что я тебя об этом лично попросила. Ну смотри. Вот война кончилась. Еще год-другой — все отстроим, жизнь пойдет нормальная, мирная. И придут сюда работать те, кто по двадцать ошибок подряд не делает. И выгонят тебя. Будешь на улице ботинки чистить. Ты же этого не хочешь?

— Не выгонят. У меня это, познания из прежней жизни. Вон из «Маскарада» всех знаю… знал. Не, правду Мануэль Соломонович говорит — другие они. Эти бы Особую никогда не взяли. Западло это.

Арина сдвинула брови.

— Пожалуйста, добавь эту мысль к своему протоколу, только, пожалуйста, без слова «западло». И давай я все-таки узнаю про вечернюю школу. Ну честно, если надо — с уроками помогу. Хотя ты умный — сам все быстро сообразишь. Будешь там главный отличник. О! Кстати! Хочешь, поищу, где китайский учат, — будешь бабушке своей, драконше, письма писать.

— А что, так можно? Тогда давайте! И это… Можно еще