Матрос с Гибралтара - Маргерит Дюрас

Ситуация явно его забавляла.

– Это же вполне естественно, – ответил я, – когда женщина одна среди мужчин, тем более они выпили.

– Хорошо, когда не ревнуешь. Вот я, к примеру, я бы так не смог.

Рабочие смеялись. Вскрикивания Жаклин сделались несколько тревожней. Он бросил на меня взгляд, исполненный все того же глубокого изумления.

– Живем мы с ней совсем одни, – пояснил я, – никогда ни с кем не видимся, так что мне даже приятно, когда другие… В общем, сами понимаете.

– Теперь понял, видно, просто вы давно женаты, вот в чем дело, угадал?

– Мы давно знакомы, это так, но мы не женаты. Собираемся пожениться. Ей очень хочется, она не будет счастлива, пока мы не поженимся.

Мы оба дружно рассмеялись.

– Многие женщины такие, им обязательно нужно, чтобы замуж.

Обычно я с трудом переносил людей, довольных своей участью или, во всяком случае, беспечных, что ли, их общество всегда причиняло мне какую-то боль. А вот с ним – как ни странно, – с ним мне было очень хорошо.

– Любовь, – заметил он, – как и все на свете, не может длиться долго.

– Она славная, – возразил я.

– Понятно, – рассмеялся он.

Мы уже проехали Кашину. Дорога стала намного свободней. Он был явно в настроении поболтать. И принялся задавать мне вопросы, какие задают обычно всем туристам.

– В первый раз в Италии?

– В первый.

– И давно вы здесь?

– Две недели.

– Ну и как вам итальянцы, нравятся, нет?

Он задал мне этот вопрос с каким-то вызовом и даже с чуть детским задором. Потом стал ждать, что я отвечу, сразу как бы замкнувшись в себе, делая вид, будто полностью поглощен управлением своим грузовичком.

– Да пока что трудно сказать, – замялся я, – я ведь их еще совсем не знаю. Но похоже, их вряд ли можно не полюбить.

Он улыбнулся.

– Не любить итальянцев, – проговорил он, – это все равно что вообще не любить людей.

И сразу как-то расслабился.

– Пока шла эта свинская война, – он назвал ее по-итальянски, «porcheria di guerra», – чего только о них не говорили.

– Да, во что только не заставляют верить людей, – заметил я, – когда идет война.

Я чувствовал себя совсем разбитым. Он не сразу об этом догадался.

– А как вам Пиза, красивая, да?

– Ничего не скажешь, – согласился я, – очень красивая.

– Это просто счастье, что площадь совсем не пострадала от бомбардировок.

– Да, действительно счастье.

Он повернулся и посмотрел мне в лицо. Я сделал над собой усилие, чтобы ответить на его взгляд, и он это заметил.

– У вас усталый вид, – заметил он.

– Немного.

– Ясное дело, такая жара, – проговорил он, – и потом, путешествие.

– Да, так оно и есть, – согласился я.

Но ему все равно хотелось поболтать. Он говорил о себе, и минут двадцать мне даже не приходилось ему отвечать. Он рассказал, что заинтересовался политикой после Освобождения, да, особенно с тех пор, как стал членом заводского комитета в Пьемонте. Это была самая счастливая пора в его жизни. Когда комитеты распустили, ему все сразу опротивело, и он вернулся в Тоскану. Но тоскует по Милану, «потому что Милан, он живой». Он долго говорил об этих заводских комитетах, о том, что натворили англичане.

– Это же просто безобразие, что они здесь творили, разве не так?

Чувствовалось, что для него это очень важно. Я подтвердил, да, правда, просто безобразие. И он снова заговорил о себе. Теперь вот он каменщик в Пизе. Там сейчас много строят, восстанавливают. Грузовичок этот его. Он попал к нему после Освобождения, так и оставил его себе. Продолжая говорить, он слегка сбавлял скорость, когда мы проезжали какие-нибудь городки, чтобы дать мне возможность получше рассмотреть церкви, памятники и надписи на стенах: «Viva il partito communista» и перевернутое «L» перед словом «Король». Всякий раз я смотрел с таким вниманием, что он не пропустил ни одной достопримечательности.

Мы прибыли в Понтедеру. Он снова заговорил о своем грузовичке. То, как он завладел им, явно немного его беспокоило.

– Что говорить, конечно, я должен был бы вернуть его товарищам по комитету, а я взял и оставил себе.

Он сразу понял, что это ни капельки меня не возмутило.

– Должен бы, да вот не смог. Я водил этот грузовичок уже два месяца, разве можно было с ним расстаться…

– Многие поступили бы точно так же, – успокоил я.

– Я говорил себе, у тебя в жизни не будет другого, бывают такие вещи, просто не можешь поступить иначе, иной раз даже украдешь. Эту машину, можно сказать, я ее украл. Но чтоб я жалел об этом, сказать по правде, нет.

Он добавил, сами видите, из этой колымаги больше шестидесяти никак не выжмешь, но он все равно чертовски доволен, что она у него есть. Эх, признался он, до чего же люблю я эти машины. Вообще-то заняться ею как следует, клапана привести в порядок, она бы могла делать и все восемьдесят. Но ничего не поделаешь, никогда не хватает времени. Да она и так ему неплохо служит. Благодаря ей, когда погода подходящая, он может даже иногда ездить на выходные в небольшой рыбачий поселок на берегу Средиземного моря и брать с собой друзей. Стоит вполовину дешевле, чем на поезде.

– А где это? – поинтересовался я.

– В Рокке, – пояснил он.

У него там родственники. Это недалеко. Ему трудно ездить туда каждую неделю, бензин-то нормирован, только пару раз в месяц. Он как раз был там на прошлой неделе. Да что говорить, порт-то совсем крошечный. Правда, в последний раз там была одна богатая американка, интересно, каким это ветром ее занесло в такую глушь. Да-да, американка, так, во всяком случае, люди говорят. У нее такая красивая яхта, стоит на якоре прямо напротив пляжа. Он видел, как она купалась. Просто загляденье, а не женщина. Вот потому он и говорит, никогда не стоит обобщать, даже в мелочах. Раньше-то он и сам верил тому, что говорят: будто американки не такие красивые, как наши итальянки. Но вот та, ничего не скажешь, та была по-настоящему красивая, он не припомнит, чтобы ему доводилось когда-нибудь видеть такую прекрасную женщину. Он не говорил, что она была хорошенькая или уж очень ему приглянулась, нет, именно прекрасная. Он сказал это как-то очень серьезно, по-итальянски: «Bellissima». И добавил: «Е sola», – она была одна.

Потом он рассказывал мне про Рокку. Вообще-то почему бы вам туда не съездить, если, конечно, есть время? Ведь чтобы по-настоящему увидеть Италию, нельзя ездить по одним только городам. Надо обязательно заглянуть хоть в одну-две деревушки, поглядеть на природу. А Рокка отличное местечко, чтобы увидеть, как живут простые итальянцы. Уж сколько им пришлось натерпеться, вкалывают, как ни один другой народ, а сами увидите, какие они приветливые, какие доброжелательные. Уж ему ли их не знать – ведь родители-то у него были простые крестьяне, – правда, теперь он уже многое понял и не такой темный, как они, но все равно очень к ним привязан, даже больше прежнего. Если уж ты откуда родом, это навсегда остается твоим. Он говорил об этом как о каком-то чуде, с гордостью. Да, если будет время, мне надо непременно съездить в Рокку. Правда, в городке всего одна гостиница, но нам с женой там было бы хорошо. Потом пояснил: