Мемуары голодной попаданки - Владимирова Наталья

Как-то уж больно официально. Хотелось в ответ назваться каким-нибудь пафосным и красивым именем, но все что-то в голову приходило не то. Пришлось сказать родное имечко.

– Аня я.

– И то хорошо. А чего в городе забыла Аня? – поинтересовался любопытный человек.

– Работу ищу, дедусь.

– От горемычная, – вздохнул старичок. Вот тут я с ним совершенно согласна, это лошади рождены для работы, а девушки – чтобы украшать жизнь достойных мужчин. Ну, ничего не поделаешь, раз пока такой мне не встретился. Но у меня все еще впереди. А сейчас нужно же на что-то жить, питаться.

– Ага, – поддержала разговор я, – поварихой хочу устроиться. Я знаете, как вкусно готовлю! Пальчики оближете! Не слышали, есть ли в городе какой приличный ресторан, где требовался бы профессиональный кулинар?

– Так ты что же – стряпуха, значить? – Удивленно воззрился на меня дед Матвей.

– Ну, можно сказать и так. Но готовлю не просто, а на высшем профессиональном уровне! – Я представила, как сейчас выяснится, что лучшему ресторану города требуется шеф-повар, и до чего обрадуется хозяин заведения, стоит только появиться мне собственной персоной. В фантазии пролетали рецепты сложных изысканных блюд и образ меня, колдующей над ними, когда старческий голос вторгся и развеял пряные мечты:

– Во дела… А я уж грешным делом подумал… Что ж ты, девка, разоделась так непотребно, раз в стряпухи-то подалась? Чать не телеса свои продавать собралась, а умение кашеварить.

– Непотребно? – Я только сейчас обратила внимание на то, во что была одета.

Старенький летний сарафан яркой расцветки с глубоким декольте, в котором, как на витрине, красовалось все, чем так щедро меня одарила мать-природа. Подол чуть ниже колена и слегка протертые бока. Именно из-за явно намечающихся дыр и пришлось потратиться и купить новую вещь на лето. А сарафанчик собиралась выбросить, но все не поднималась рука, потому решила носить вместо ночной сорочки. Но, похоже, в подобном здесь не принято ходить.

– Так с мачехой живу, – взялась я самозабвенно врать, – в чем выпроводила, в том и пошла. Родителей у меня давно нет, наряжать некому. Хорошо хоть не голышом, и на том спасибо.

– Верно, верно. – Закивал старичок. – Я и смотрю, ни одежи, ни узелка с собой. Ох, горемычная.

– Ну, так что, дедусь, на счет ресторана?

– Нетусь в городе у нас никаких рестораций.

– Это как так – нет. А куда же тогда приличные люди обедать ходят? – поразилась я новости, спускающей меня на бренную землю с кулинарных облаков.

– А вот так. Чать не столица. Приличные люди дома обедают. Жены им готовят или стряпухи. И еще есть единственная на весь город таверня. Хозяйка там готовит вкусно, и берет, конечно, дорого. Но ей помощники не надобны. У нее пять дочек на подхвате.

От услышанного я и вовсе скисла. В животе громко заурчало.

– От голода, – как бы извиняясь, пояснила я, – со вчерашнего вечера не ела.

– Ну, в этой беде я тебе легко помогу, – обрадовался дедок и откуда-то из глубин телеги выудил большой полотняной узел, который словно фокусник с особым пиететом раскрыл передо мной. Я чуть собственной слюной не захлебнулась: румяные пирожки, ломти домашнего ржаного хлеба с салом, головки белого лука. Съесть захотелось все и сразу.

– Угощайся красавица, – подбодрил меня дед Матвей, отправляя пирожок в рот прямо целиком.

Даром, что старичок мелкий, а еду принялся заглатывать, будто всю жизнь этому специально обучался. А я чего теряюсь? Так ведь мне ничего и не останется! Схватила и с жадностью вцепилась зубами в кусок хлеба с салом. М-м-м. Душистое, пряное, нашпигованное чесночком. Вкуснотища!

– Шпашибо, – пробормотала я с набитым ртом.

– Ешь-ешь, – усмехнулся дедок в жидкую бороденку, – красоту такую поддерживать нужно.

Ну, хоть в этом не ошиблась! Видать мужики здесь знают толк в богатых женских формах. Не то, что в моем мире – всем худышек подавай, да таких, которых ветром качает от хронического недоедания. Я гордо огладила круглые бока. Эх, сколько слез я из-за вас выплакала, пытаясь хоть на сантиметрик-другой скинуть. Теперь уж заживу!

– И куда ж мне тебя свезти? – между тем размышлял дед Матвей, уписывая который уже по счету пирожок. – Кашеварить-то кажная баба умеет, потому в кажном хорошем доме имеется, а то и не одна. А че еще делать могешь?

Я пожала плечами. Так сразу и не вспомнить всех своих талантов. Заса-ада.

– Всего понемножку. Петь могу, у меня замечательный контральто. В кружок по рисованию ходила. Еще танец живота…, – я осеклась, при виде все более округлявшихся глаз старичка. Подавился, что ли? Моя ладонь скорее на инстинктах, нежели обдуманно, несколько раз прошлась по щуплой костлявой спине.

– Чево это? – Отмахиваясь от меня, закашлялся дед Матвей. Теперь точно подавился, но от руки помощи шарахнулся, как нашкодивший котенок от тапка. Ну и ладно.

– Талантливая, говорю со всех сторон.

– Ага-ага, хм, хм. Это хорошо, – задумчиво он пожевал губами. И тут его лицо посветлело. – А знаешь чевось, отвезу-ка я тебя к Захарию.

Это что еще за фрукт? Но поинтересовалась, конечно, вежливо:

– Кто это, дедусь, такой?

– Знакомец мой. Хозяин кабака. В городе бываю – обязательно к нему заглядываю пропустить стаканчик-другой. Стряпуха ему, знамо дело, не нужна, самогоном да винишком торгует, но думаю, баба для уборки не помешает. Давно жалится, что после клиентов сра…, хм-хм, безобразие самому прибирать приходится.

– Забегаловка для пьяниц? – хмуро уточнила я.

– Да всяки люди к нему заходят. Но ты не думай, он человек порядочный. И сам не обидит, и другим не позволит. Главное теперь самого уговорить, а то не на улице же тебя оставлять. Девка справная, ночь наступит, и найдутся люди-добрые пригреют, да так, что во век не отмоешься, по притонам мотаться будешь. Уж лучше полы драить от нечистот, чем телом торговать. Аль не прав, красавица?

– Прав, дедусь, – вздохнула. – Благодарна я.

– То-то же.

Мы проехали подъемный мост на гигантских железных цепях без какого-либо досмотра. Стража возле городских ворот вовсе отсутствовала. Лишь в караульной светил огонек, указывая на то, что за порядком здесь все-таки кто-то следит. Миновали несколько улиц окраины, не углубляясь к центру, и добрались до покосившегося двухэтажного дома. Просторного, но уж больно запущенного без любящей и мастеровой руки хозяина.

Крыша, как у лихого паренька картуз, была заломлена набок. Дверь, не закрываясь, повисла на ржавых сломанных петлях. Плетень лежал на заросшей малине, не доставая до земли лишь благодаря настырному кусту, который тянулся вверх вопреки всему, заодно подпирая хлипкую ограду.

– Кажется, Захарий не только торгует самогоном, но и сам не прочь к нему приложиться? – вырвалось у меня.

Дед Матвей хитро хмыкнул в бороденку:

– Ты девка умная, разберешься.

–Ага, – деваться-то некуда. Спрыгнула с повозки и чуть не упала, поскользнувшись на помойной жиже, разлитой на и без того разухабистой дороге. Просто блеск! Здесь кто живет, что подобное свинство творится прямо возле жилых домов? Осмотреться не получилось, солнце уже зашло за горизонт, и город постепенно укутывался в ночную тьму. Я отошла к траве, старательно вытирая об нее голые пятки.

Из кабака шум разносился по всей неосвещенной улице. Слышались мужские голоса, мат, хохот, пение. Стоял устойчивый запах перегара в радиусе ста метров. Окна заведения скупо проливали на дорогу немного света, которого хватало лишь на то, чтобы дойти до дома, не наступив в нечистоты.

Я сделала шаг в направлении кабака, но сухонькая ручка меня остановила, ухватив за локоть.

– Мы с тобой, девонька с другой стороны зайдем. Негоже тебе в таком виде пред честным народом показываться.

Ну да, ну да. Еще оскорблю взор благородных пьяниц и местных бомжей. Впрочем, дед Матвей, конечно же, прав. Полуголой не стоит дефилировать перед носом у разогретых алкоголем мужиков, особенно если они недостаточно воспитаны, чтобы уважать женский пол. Лучше уж с черного хода. Мы не гордые.