Личная жизнь Петра Великого - Елена Майорова

Смуте на Руси было положено начало, когда осенью 1604 года с отрядом искателей приключений границу перешел молодой человек, объявивший себя сыном Грозного, царевичем Дмитрием Ивановичем. Шансы его на успех были не очень велики, если бы не внезапная смерть царя Бориса Годунова. Вдова Бориса и его шестнадцатилетний сын царь Федор II были зверски убиты при всеобщем ликовании москвичей, приветствующих нового царя Дмитрия Ивановича.

На русском престоле оказался некто, выдающий себя за младшего сына Ивана Грозного от его седьмого, не признанного церковью брака с Марией Нагой. Мальчик погиб при невыясненных обстоятельствах и был похоронен в 1591 году[1].

Этот «называемый Димитрием» человек, «странный самозванец», по выражению Н.М. Карамзина, соединил в себе откровенное западничество и вольномыслие с твердым, мужественным характером и патологическим для своего времени отсутствием коварства и жестокости. Он мечтал о свободной торговле, веротерпимости – «Пусть всякий верит по своей совести!» – открытых международных отношениях и создании в Москве университета. К несчастью, по-европейски править ему довелось среди непрерывных заговоров и покушений лишь одиннадцать месяцев. Вскоре после женитьбы Димитрия I на польской аристократке Марине Мнишек 17 мая 1607 года компания придворных и преступников, специально выпущенных из тюрьмы, зверски убила молодого царя. Боярский выдвиженец Василий Шуйский, «старший среди Рюриковичей», который и подготовил этот переворот, не справился с ситуацией. Против него сразу же двинулись отряды Ивана Болотникова с князьями Шаховским и Телятевским и предводителем рязанских служилых людей Прокопием Ляпуновым. Они выступали «за царя Дмитрия» и дошли до Москвы. Некоторое время Шуйского защищал его племянник, талантливый полководец Михаил Скопин-Шуйский, но его усиливающееся влияние внушило дяде и его окружению опасения, и молодой князь был, по всеобщему мнению, отравлен.

Некоторое количество подданных сопредельных стран приняло участие во внутренних неурядицах русского государства, оставшегося без главы. Их участие имело поначалу сугубо неофициальный характер. Впрочем, и официальное вмешательство со стороны польского и шведского королевств было вызвано столь же официальным приглашением из московской Руси. Шуйский предпочел призвать на помощь шведскую армию под командованием Делагарди, бояре пригласили на царство польского королевича Владислава, а рядом с Москвой, в Тушине, стихийно возник лагерь чудесно «воскресшего» царя Дмитрия, называемого в народе «Тушинский царь», врагами – «Богданко, тушинский вор»[2], а историками чаще всего Лжедмитрий II. Полтора года на Руси существовали две равноправные столицы: в Москве и в Тушине.

Царь Василий Шуйский был низложен за то, что «оказался несчастлив на царстве», и закончил свою жизнь пленником в Польше.

Если бы не нелепое упрямство Сигизмунда III, желавшего русской короны лишь для себя, а не для сына, идея объединения России вокруг королевича Владислава была бы практически реализована[3]. Народ с энтузиазмом присягал польскому принцу шведского происхождения, избранному на царство 17 августа 1610 года. Взойди на трон Владислав Ваза, Смута могла кончиться раньше на три года. Тушинский же вор заботился только об удовлетворении собственных алчности и амбиций.

Трон пустовал. После 15 ужасных лет Смуты русская земля, измученная и разоренная, хотела мира и покоя. Олицетворением умиротворения, успокоения, надежды на лучшую жизнь должен был явиться новый царь, мудрый и справедливый. Представление о необходимости выбора царя было очень ярко выражено во всех сословиях.

Вариантов было два: избрать царем русского человека или же иностранного принца. Земский собор вынес единогласное решение: «Литовского и шведского королей и их детей не избирать, потому что литовский король Московское государство разорил, а шведский король Великий Новгород взял обманом».

Несмотря на то что Иван Грозный истребил огромное количество знати, в отечественных претендентах недостатка не было: князья Мстиславский, Воротынский, Трубецкой, Голицын – представители знатных родов, потомки Рюрика, Гедимина…

Рюрикович Мстиславский от трона отказался; самый сильный по знатности и одаренности претендент на престол князь В.В. Голицын находился в польском плену. Его соратник Ф.И. Шереметев, объясняя свою поддержку претенденту на царство, писал: «Миша Романов молод, разумом еще не дошел и нам будет поваден». Молодость и податливость Михаила, «тихого и неспособного по природе», да еще наличие отца Филарета, способствовали этому выбору. Древние княжеские роды, безусловно, имели больше прав на корону, чем сын племянника жены Ивана Грозного. «Предпочли юношу, почти безродного; но сей юноша, свойственник царский, имел отца мудрого, крепкого духом, непреклонного в советах, который должен был служить ему пестуном на троне и внушать правила твердой власти», – объясняет Н.М. Карамзин. Федор Никитич Романов в свое время был соперником Бориса Годунова, который, победив, заставил его принять постриг под именем Филарета; поэтому он не мог быть избран на царство. Но из Ипатьевского монастыря, ставшего домом Романовых, он влиял на московскую политику до тех пор, пока поляки не захватили его и не отправили в Польшу. Вернулся в Москву он только в 1618 году.

Те элементы правового государства, которые присутствовали в крестоцеловальной записи Василия Шуйского или в договорах о приглашении на русский престол королевича Владислава, оказались похоронены, и Россия вернулась к восточному деспотическому правлению Ивана III. «Князья московские учредили самодержавие; Отечество даровало оное Романовым», – как всегда, высокопарно писал наш великий летописец в «Истории государства Российского».

Однако, чтобы перевернуть последнюю страницу в истории смутного времени, партии власти предстояло окончательно решить проблему возможных соперников семнадцатилетнего царя, наследника скромной фамилии.

Чудом спасшаяся во время убийства Дмитрия, коронованная русская царица Марина Мнишек являлась одной из замечательных женщин русского средневековья. Покинутая родственниками и соотечественниками в чужой стране, она стала «делать жизнь» собственными руками. Законным образом Марина обвенчалась со вторым Самозванцем, «Тушинским царем». В январе 1611 года она родила мальчика, царевича Ивана. У него, как у сына законной царицы, которую никто никогда не лишал права на корону, были вполне реальные права на русский трон. Царица предложила кандидатуру своего сына при выборе нового царя. Романовы этого не забыли.

Когда был убит и второй ее муж, Марина нашла опору в самом знаменитом казачьем атамане того времени Иване Заруцком. Отчаянный казак был верен Марине и ее сыну до конца.

Новый царь Михаил Романов стремился заполучить царицу с сыном во что бы то ни стало. Заруцкий с Мариной отступили на Дон, но казаки отказали в помощи своему атаману. Постоянно преследуемые царскими войсками, беглецы устремились к Волге и на некоторое время приобрели власть над недавно подчиненной Москве Астраханью. Но и здесь их настигла крепнущая рука нового правительства. Заруцкий доверился одному из своих самых преданных соратников, который и выдал их врагам.

Смута закончилась, когда их наконец взяли на Медвежьем острове посреди реки Яик: царицу Марину Юрьевну с трехлетним сыном Иваном Дмитриевичем и вместе с ними их верного защитника Ивана Заруцкого.

Пленников отправили в Москву к новому государю Михаилу Романову под охраной 500 стрельцов, которым было приказано при попытке отбить арестованных немедленно их уничтожить.

Заруцкого после пыток посадили на кол. Однако не казнь лихого атамана была целью многочисленных военных экспедиций: все хитроумные маневры проводились ради захвата трехлетнего ребенка, царевича Ивана.

Убийство детей, которые могут вырасти и предъявить претензии на наследство своих родителей, – нередкое дело во время феодальных распрей. Не совсем обычно, что казнь малолетнего ребенка была устроена публично, словно радостный народный праздник.

«Многие люди, заслуживающие доверия, видели, как несли этого ребенка с непокрытой головой на место казни. Так как в это время была метель и снег бил мальчику в лицо, то он несколько раз спрашивал плачущим голосом: «Куда вы несете меня?» Но люди, несшие ребенка, не сделавшего никому вреда, успокаивали его словами, доколе не принесли его на то место, где стояла виселица, на которой и повесили несчастного мальчика, как вора, на толстой веревке, сплетенной из мочал. Так как ребенок был мал и легок, то этою веревкой по причине ее толщины нельзя было хорошенько затянуть узел, и полуживого ребенка оставили умирать на виселице», – рассказывал очевидец Э. Геркман.