Душа - Эльза Триоле

В сущности, на улице Р. осталось не так уж много свидетелей жизненного пути Луиджи Петраччи. Одни умерли, другие переехали. Но вовсе не обязательно знать, кто и когда выстроил старый дом, известно только, что он стоял на месте еще до того, как открылась механическая прачечная «Прессинг», еще до того, как переоборудовали бистро, теперь оно ярко, до рези в глазах освещено неоном, там завели электрический биллиард и только что установили телевизор. А молодые обитатели улицы Р., так те даже не помнили, когда именно появились Натали и Мишетта, хотя было это после сорок пятого года.

Вот уже пятнадцать лет Луиджи и Натали жили вместе. Одной ляжки Натали вполне хватило бы, чтобы выкроить из нее щуплого Луиджи. Но оба любили друг друга и такими, какие они есть. Будь Натали безногая или прокаженная, Луиджи все равно бы ее любил. Он преданно ухаживал за ней, словно желая вымолить прощение за всех тех, кто не знал страданий. А в глазах Натали Луиджи был бальзамом для ее ран, родником в ее пустыне. И их союз был потаенным, подобно тому саду за окном, подобно их спальне, куда имела право входить одна лишь Мишетта.

III. Проклятый игрок

Между клиентами, посещавшими магазин Луиджи, и квартирой за магазином, где царила Натали, существовала непроницаемая перегородка. Гости Натали не имели права ходить к ней через магазин Луиджи, а клиентам Луиджи не полагалось ходить через квартиру. И если вам не открывали со стороны коридора Дракулы, не стоило и обращаться к Луиджи и объяснять ему, что звонок у двери не работает. «Постучите еще раз, – говорил Луиджи, – ничем не могу вам помочь…» А это просто означало, что Натали никого не желает видеть, что у нее много работы или что она не в настроении.

А ведь поначалу Фи-Фи был лишь постоянным клиентом магазина и только потому, что выдался на редкость суматошный и жаркий день, Луиджи провел его коридорчиком за лавкой в их квартиру.

– Натали, – сказал Луиджи, – это наш старый клиент, друзья зовут его просто Фи-Фи… У него сломался биллиард, и ему не терпится получить его обратно, пускай посидит с тобой, на улице жара несусветная, а в магазине полно народу! Я зайду за ним попозже, когда установлю, что такое стряслось с его биллиардом.

– Мишетта, – кликнула Натали, – дай закусить… Садитесь в кресло, Фи-Фи…

Фи-Фи сел в кресло, а Натали, не обращая внимания на неожиданного гостя, продолжала работать. Фи-Фи огляделся. Комната была обжита до последнего уголка, на столе бумага для рисования, был еще стол, овальный, старое кресло, обитое коричневой тканью, диван и повсюду книги, на стенах, на эмалированной печурке, на полу… Корзина для бумаг полна доверху… Солнечный луч скользнул по волосам Натали, нацелился на Ларусса, стоявшего на вращающейся этажерке… Эта особа, жена Луиджи, видимо, не собирается вступать с ним в беседу. Ну ладно, подождем, благо здесь прохладно. Дама внушительных размеров… глыбина… Нелегко, должно быть, солнцу заглядывать сюда, в нижний этаж, особенно из-за огромных деревьев, растущих под окном. Странный сад в самом сердце Парижа, среди его камней и макадама. Замурованные деревья… темно-зеленые тона. Фи-Фи встал с кресла, подошел к окну… Удивительно, до чего тихо в этой комнате. А сад-то большой. Напротив флигель с закрытыми ставнями, крыльцо, каменные ступеньки спускаются прямо в некошеную траву… Должно быть, никто никогда не выходит на это крыльцо. Фи-Фи снова уселся. Голова Натали с блестящими гладкими волосами была по-прежнему наклонена над рисунком… Тяжелый узел лежал на мощной шее. Наконец она подняла голову, показала свой гладкий лоб, ясный и бледный, как репа, долго пролежавшая в подвале. Вытащила из пучка гребешок и пригладила свои и без того гладкие волосы движением, очевидно уже давно вошедшим в привычку.

– Луиджи мне говорил о вас, – сказала она. – Если не ошибаюсь, вы летчик и вернулись откуда-то, где идет война… А что вы сейчас делаете?

– Подыхаю с тоски…

Натали понимающе покачала головой:

– Это из-за войны вы такой стали?

– Думаю, скорее из-за того, что больше не воюю. Мирная жизнь – это такая преснятина.

Вошла Мишетта с подносом и поставила его на низенький столик возле Натали. Натали налила кофе. Под шалью п рукавом угадывались очертания ее руки, очевидно толстой, как ляжка, зато пальцы были длинные, хорошей формы и ловкие.

– Ясно, – проговорила она, протягивая Фи-Фи чашку кофе, – если Луиджи в порядке исключения приводит ко мне человека, то уж обязательно подонка.

Фи-Фп поставил на столик чашку.

– Мадам!

– Это уж как вам будет угодно…

Фи-Фи не поднялся с кресла, не ушел, он снова взял чашку. В конце концов, пусть его здесь считают отбросом человечества – ему все равно, сидеть ли рядом с этой махиной или еще где-нибудь… Но коль скоро она себе позволяет… он тоже задаст ей вопрос, хотя такие непозволительные вопросы женщинам не задают.

– А как вы, мадам, ухитрились стать такой? – он обвел пальцем в воздухе силуэт Натали, но не мог удержаться и добавил: – Лицо у вас красивое.

– Вот как? – Натали поставила круглый локоть на край стола, подперла ладонью подбородок и задумчиво произнесла: – Представьте себе, как-то была я в министерстве, ну, как бывшая узница концлагеря… и проходила по коридору, а в конце коридора висело огромное зеркало. Вот я и подумала что за великанша идет навстречу? И даже оглянулась… чтобы посмотреть на нее. А оказалось – в коридоре я одна, и великанша эта – я! Просто я себя не узнала…

Фи-Фи не смеялся.

– А раньше я была тоненькая… словом, в самый раз. Но в лагере боши проделали со мной разные вещи…

– Проделали с вами… – повторил Фи-Фи и стряхнул с сигареты пепел.

– Да, миленький мой почетный бандит… А какой чудак прозвал вас Фи-Фи? Вот уж вы не Фи-Фи…

Фи-Фи хмуро объяснил, жуя каждое слово, как кончик потухшей сигареты:

– Ф. Ф. И.[2] – Фи-Фи… Тогда я был моложе. И еще не превратился в труп… Холодный и липкий на ощупь… Миленький бандит это еще куда ни шло. Но почетный… не слишком ли много чести?

– Ну-ну, ладно…

Воцарилось молчание.

– Странно все-таки, – начал Фи-Фи без улыбки.

– Что странно?

– Эта встреча в министерском зеркале.

Натали поставила чашку, окунула кисточку в тушь и начала расписывать фон рисунка.

– А потом дошло до теперешних размеров, – проговорила она, внимательно приглядываясь к движениям собственной руки. – Луиджи таскал меня по врачам. Но, надо полагать, там мне сделали нечто радикальное…

Фи-Фи раздул шею так, что чуть было не лопнул воротничок сорочки из белого шелка, и ощерил свои еще целые зубы:

– Научные гадости гаже всех прочих…

– Война способствует развитию науки, – откликнулась Натали, глядя на него поверх рисунка. – Может быть, поэтому вы скучаете без нее? А?

– Сжальтесь, мадам…

Не спрашивая разрешения хозяйки, Фи-Фи налил себе еще чашку кофе и вдруг начал говорить, говорить…

– Вы только подумайте, мадам, с тех пор как я уже не летчик… И бог свидетель, что не по своей вине я перестал летать. С тех пор как у меня в Индокитае произошли неприятности с начальством и я ушел из армии, за что только я не брался! Служил в банке, был актером, был представителем одной книжной фирмы, сотрудничал в газете… Играл на бирже… От одного бюро путешествий ездил в Португалию, Бразилию и Канаду. Меня легко берут на работу, я на первый взгляд парень подходящий, никак не подумаешь, что у меня червь в душе… Должно быть, я слишком сладкий плод. Я не люблю ни спорта, ни искусства, ни коммерции, ни любви… И дохну от скуки! Ведь нашли же вакцину против туберкулеза и полиомиелита… Да и против скуки изобретают сильные средства… радио, кино, спорт… Но, должно быть, они вроде дезинсекционных средств: вместе с паразитами убивают насекомых, которые созданы природой, чтобы бороться с этими паразитами. В конечном счете неизвестно чего от них больше – вреда или пользы. Лучший способ не скучать – это все-таки приключение, но для этого требуется отвага… А меня это больше не прельщает. Словом, скучно до одури.

Натали вздохнула.

– Плохи ваши дела… А я ничего предложить не могу. Разве что пастушью свирель. Пастух, скучающий с глазу на глаз со своими овечками, – в этом есть какой-то элемент развлечения. Нет? Мечты? Тоже нет? Тогда уж и сама не знаю…

Тут Натали чихнула. В их квартире было прохладно, и как-то не верилось, что Париж весь размяк и размок от невыносимой жары. Натали чихнула еще раз… потом второй, третий – раз десять подряд. Чихала она, как кошка, – негромко, деликатно, быстро. Фи-Фи, не сдержавшись, рассмеялся… Между двумя ап-чхи Натали попыталась объяснить.

– Дело не в этом… – проговорила она со слезами на глазах, сжимая в руке носовой платок, – но, когда я вот так чихаю, значит, где-нибудь началась буря…

– Где?

Фи-Фи корчился от смеха.

– Не важно где, в Японии или в Ницце.