Вокруг меня - Михаил Барщевский

Сейчас Олег работал судьей. Более десяти лет слушал уголовные дела в Московском городском суде, что было средним по темпам карьерным ростом для того, кто начинал в районном суде. Делание карьеры Олег целью жизни не полагал, с властью не заигрывал, но и не ссорился. Адвокатом так и не стал.

Ближе к окончанию института отец начал поддавливать на Олега, уговаривая идти в адвокатуру. Но Олег, долго увиливая от прямого ответа, говоря, что его без блата все равно не примут, что он не оратор, что не хочет работать в сфере обслуживания, однажды сорвался и жестко заявил, что мечты родителей не есть путеводные звезды детей. В адвокаты он не пойдет, потому что вести дела о разделе кастрюль и постельного белья при разводе ему неинтересно, а защищать по уголовным делам и получать за это деньги, заведомо зная, что обвинительный приговор гарантирован всей мощью советской системы, считает мошенничеством.

Услышав такое, отец сник и больше к теме адвокатской стези не возвращался.

Сегодня Олег понимал, что был не прав. Проработав судьей больше двадцати лет, он проникся к адвокатам, не ко всем, разумеется, а к настоящим, профессиональным, огромным уважением, а уж тех, кто в советские времена вел уголовные дела и действительно пытался защищать подсудимых, полагал подвижниками. Но все равно это точно не его профессия.

Работа судьей повлияла на характер Олега. Он привык к тому, что от него зависят судьбы, а раньше, до введения моратория на смертную казнь, и жизни людей. Это была власть. Власть подлинная, а не та, которую получает на время чиновник, даже министр. Власть, сравнимая с властью кардиохирурга. Но там все зависит от умения, а у него — от мнения. От настроения.

Олег выработал в себе навыки, позволявшие отключаться от внешнего мира, от эмоций, связанных с домом, ситуацией в стране, обнаглевшими соседями или служакой председателем суда. В процессе он был спокоен и сосредоточен. Единственное, что выводило Олега из равновесия, — непрофессионализм прокуроров и адвокатов. При этом Олег всегда напоминал себе, что потерпевший и подсудимый не могут отвечать за их дурь.

Среди коллег Олег особой любовью не пользовался. И понятно отчего. Он не искал ничьего расположения, что раздражало. Был, бесспорно, самым грамотным юристом на той ступеньке судейской карьеры, на которой находился в тот или иной отрезок времени, писал много статей в юридические журналы и издал две книги — по теории доказательств и по тактике допроса свидетелей. Кто-то считал его выскочкой, кто-то скрытным и некомпанейским. Словом, признавая его превосходство как юриста, коллеги компенсировали свои комплексы неполноценности, приписывая Олегу человеческие недостатки, которыми тот не обладал. Доказывать же, что он — хороший, Олег считал делом постыдным и неразумным в принципе.

О литературном творчестве Олег забыл. Некогда. Да и страшно осрамиться. Ежедневно видя непрофессионалов, самому выглядеть таким же, да еще при том количестве „доброжелателей“, которых он имел, не хотелось.

Однако случилось так, что судебно-правовая реформа, происходившая в России, как всегда, по принципу „шаг вперед — два шага назад“, резко поменяла устоявшийся жизненный график судьи Олега Лебедева. Был учрежден суд присяжных.

Олег с завистью к зарубежным коллегам смотрел американские фильмы с судебными сюжетами или сценами, Сидит за высоким столом надменно-снисходительный, абсолютно уважаемый судья, „курит бамбук“, пока тяжущиеся стороны соревнуются пред очами присяжных, а он, судья, знай себе следит за одним — соблюдением правил игры. Самому Олегу всегда приходилось принимать то сторону обвинения, то сторону защиты. И это абсолютно не зависело от симпатии или антипатии к подсудимому. Если он видел, что прокурор „плавает“, что следствие проведено с дырами, а адвокат — молодец, Олег вставал на сторону обвинения. Не в смысле вынесения обвинительного приговора. Просто старался укрепить аргументы обвинения, выявить противоречия и слабые места в защите и так уравновесить шансы сторон перед ним, судьей. Реже бывало наоборот — адвокат „отрабатывал гонорар“, думал только о том, как произвести хорошее впечатление на родственников подзащитного. В результате срабатывало правило — если адвокат работал на публику, то на суд, на судебное решение его действия производили нулевой эффект, если не отрицательный. (У судей была шутка: „Три года тюрьмы за преступление, плюс год за адвоката, итого — по совокупности четыре года“,) Тогда Олег играл за адвоката, трепал прокурора и свирепствовал со свидетелями-милиционерами, которые врали, не стесняясь, лишь бы засадить избранную ими жертву, отнюдь не всегда повинную. В таких случаях, раздолбав обвинение, Олег возвращал дело для дополнительного расследования, поскольку запрет на вынесение оправдательных приговоров даже он — независимый и непокорный судья Олег Лебедев — нарушать не смел.

Суд присяжных полностью изменил ситуацию. Теперь Олег действительно оказался в положении, когда не только должен был, но и реально мог встать над схваткой. Не он в ответе, если присяжные скажут: „Не виновен“. Судья просто оформит их вердикт оправдательным приговором. А если „виновен“, то либо действительно виновен, либо пусть адвокатов толковых нанимают.

Но суть была даже не в этом. А в том, что если раньше Олег изучал дело от корки до корки, выписывал противоречия, анализировал доказательства и работать начинал задолго до процесса, то теперь от этой кабалы он был избавлен. Теперь пусть прокурор с адвокатом парятся, присяжные — слушают, а он… А что он? Он будет, как его американские коллеги, „курить бамбук“ и следить, чтобы все было по-честному. Теперь он получал одно из ненадоедающих удовольствий — смотреть, как работают другие.

Но каждая медаль имеет две стороны. Олег не просто привык вкалывать, он совсем не умел жить в ситуации нецейтнота. Теперь же метался, как зверь в клетке, не зная, чем себя занять. Не телевизор же смотреть!

И вот в одну из суббот Олег сел за компьютер и написал детективный рассказик, почти полностью основанный на реальных событиях.

Герой рассказа, районный судья, понимает, что подсунутый ментами обвиняемый, как говорится, с преступником рядом не стоял, и сам начинает расследование, Разумеется, он находит преступника и с чувством выполненного долга отправляет за решетку.

Второй рассказ Олег написал в воскресенье.

Плотину прорвало. Через полгода издательство „Страна“, одно из самых крупных в России, опубликовало первый детективный роман Олега Лебедева, чей главный герой — судья, борется за справедливость с халтурщиками-следователями, прокурорами и адвокатами. А через месяц вышел второй роман, с тем же героем и о том же, но с еще круче замешенным сюжетом.

Издательство не печатало первый роман, пока Олег не сдал рукопись второго. Не было смысла вкладывать деньги в раскрутку неизвестного имени ради одной книжки. Издательство обрело нового Автора, своего, эксклюзивного. У конкурентов были Донцова, Маринина, Толстая, Абдуллаев и… другой Олег Лебедев. А у них — свой Олег Лебедев. Для успеха требовался скандал. А ситуация скандал гарантировала. Особую пикантность ей придавало то, что издатели, конечно, знали, что на рынке уже есть писатель Олег Лебедев, а вновь испеченный детективщик, судья Олег Лебедев, естественно, не ведал. „Естественно“, потому что детективы не читал, тем более современные.

Издатели были грамотными бизнесменами, молодыми акулами дикого российского капитализма. Зачем раскручивать новый бренд, когда можно использовать готовый? Тот, в создание которого деньги вкладывали другие. Понятно, что гонорар, предложенный Лебедеву-судье, был мизерным, а цена на обе его книги была даже чуть большей, чем конкуренты ставили на издания Лебедева-писателя. Маржа получалась предостаточной. Да и выпуск книг „нового Лебедева“ рассчитали точно — через месяц после появления на прилавках последней книги „Лебедева старого“. Ясно, что читателя о разнице между Лебедевыми не оповестили.

Продукцию „Страны“ смели с прилавков моментально, пришлось допечатывать тираж.

Подросток-сын книжного обозревателя „Известий“, большой знаток жанра, подсказал своему родителю обратить внимание на то, что у писателя Олега Лебедева появился новый герой. Не чекист, а судья. Журналист, узрев в этом политическую интригу, стал разбираться, в чем дело, позвонил известному ему Олегу Лебедеву и услышал отборный мат.

Цветисто разукрашенная речь интеллигентнейшего Олега Борисовича Лебедева сводилась к простой мысли — „Украли!“, Собственно, мыслью это назвать было нельзя, это был крик тонкой израненной души художника, на чей материальный достаток гнусно покусились нехорошие тати.

Журналист напечатал статью, в коей изложил суть произошедшего, а также объявил, что „настоящий Лебедев“ пойдет судом на лже-Олега.