Дети улиц - Берли Доэрти

Наконец он пришел домой. В доме жило столько семей, что Джим удивлялся, как это пол и стены не обрушились под весом его обитателей и от всего того шума, что был внутри. Он взбежал по лестнице и ворвался в комнату, где жила его семья. Мальчик с трудом переводил дух от гордости и воодушевления.

– У меня пирог! У меня пирог! – запел он.

– Ш-ш-ш! – Его сестра Эмили сидела на корточках на полу, она резко повернулась к нему. – Мама уснула, Джим.

Лиззи вскочила и подбежала к нему, подталкивая его к огню, чтобы можно было расстелить на каменной плите тряпку с пирогом. Отламывая куски пирога, они макали их в густую подливку.

– А как же мама? – поинтересовалась Лиззи.

– Она не захочет, – заявила Эмили. – Она никогда не ест.

Лиззи оттолкнула руку Джима, когда он потянулся за новым куском.

– Но подливка может пойти ей на пользу, – предположила она. – Хоть чуть-чуть. Хватит лопать так быстро, Джим. Пусть мама возьмет кусочек.

Она повернулась к постели, на которой лежала их мать, и потянула на себя потрепанное одеяло.

– Мам, – прошептала она. – Попробуй кусочек. Пирог просто чудесный!

Лиззи поднесла к губам матери смоченный в подливе пирог, но та лишь покачала головой и отвернулась, закутываясь в плед.

– Я возьму! – сказал Джим, но Лиззи положила пирог на угол маминой постели.

– Возможно, она захочет позже, – предположила она. – Может быть, запах подбодрит ее.

– Я же вам говорила, – напомнила Эмили. – Она больше не хочет есть. Она так и сказала.

Джим на миг перестал есть, рука его замерла над новой порцией пирога на случай, если сестры решат отобрать его.

– А что с мамой? – спросил он.

– Ничего такого, – ответила Эмили. Она подбросила полено в огонь и наблюдала, как закручиваются вокруг него язычки пламени.

– Она устала, вот и все, – подсказала ей Лиззи. – Она просто хочет поспать, правда?

– Но она спала целый день, – удивился Джим. – И вчера. И позавчера.

– Просто ешь свой пирог, – заявила Эмили. – Ты слышал, что она сказала. Больше шиллингов в том кошельке нет, так что не думай, что после этого пирога будут другие.

– Она скоро поправится, – сказала Лиззи. – А потом сможет вернуться на работу. Для кухарок работы много. И мы выберемся отсюда. Вот что она мне сказала, Джим.

– Мы вернемся обратно в наш дом? – спросил Джим.

Лиззи отрицательно покачала головой:

– Ты же знаешь, что мы не можем вернуться туда, Джим. Нам пришлось переехать, когда умер отец.

– Ешьте свой пирог, – вмешалась Эмили. – Она хочет, чтобы нам было хорошо.

Но пирог остыл задолго до того, как дети расправились с ним. Они подтянули свою кучу тряпок поближе к огню и закутались в них вместе, Джим – между Эмили и Лиззи. Они слышали, как во всех комнатах дома бормотали и зевали люди. На улице выли бродячие собаки, по грязным от талого снега дорогам катились колеса повозок.

Джим лежал и не мог уснуть. Он слышал, как клокочет дыхание в горле матери, и по тому, как она крутилась с боку на бок, мальчик понимал, что она не спит. По тому, как лежали его сестры – напряженно и тихо, – он понимал, что они тоже не спят, прислушиваясь к ночным шорохам и дожидаясь, когда наступит новый день.

2

Человек с тростью

Должно быть, в конце концов они все же уснули, и следующее, что услышал Джим, это был звук тяжелых шагов, поднимающихся по лестнице, и постукивание трости по полу за дверью комнаты.

– Человек с тростью! – прошептала Эмили.

Прежде чем дети успели сесть, дверь распахнулась, впуская хозяина дома, стряхивающего с ботинок снег. Он сбросил с плеч плащ, разбрасывая по комнате снежинки, стряхнул его над очагом, и в воздух поднялись белые хлопья.

– Я стучал, – рявкнул мистер Спинк. – Но если лежебоки не отвечают, лежебок нужно поднять с постели.

Эмили и Лиззи тут же вскочили. Джим хотел было забраться под покрывало, но сестры схватили его и поставили на ноги. Теперь дети выстроились в ряд, закрывая собой мать.

Мистер Спинк убрал за уши пряди влажных от снега желтоватых волос и заглянул через их головы, пытаясь рассмотреть женщину. Дышал он хрипло.

– Померла она?

– Нет, сэр, не померла, – произнесла Эмили, и горло ей сдавил страх.

– Значит, заболела?

– Нет, сэр, и не заболела она, вовсе нет, – ответила девочка.

Джим удивленно поглядел на нее. Ему-то казалось, что мать очень больна, причем не первый день.

– Если она не мертва и не больна, то чего она разлеглась тут? Лежит под одеялами, словно леди какая, которой делать нечего! Прячется, может быть? Денежки пересчитывает? – Мистер Спинк оттолкнул детей с дороги, взметая плащом тряпки.

Мать детей лежала с закрытыми глазами, правда, веки у нее подрагивали. При свете дня Джим увидел, насколько она бледна, и сжал руку Лиззи.

– Не трогайте ее, сэр. Она очень устала, столько работала, – взмолилась Эмили. – Она скоро опять пойдет на работу.

По тому, как дрожал голос сестры, Джим понял, что она страшно напугана и ужасно храбра, раз разговаривает так с мистером Спинком.

– Что ж, если она работала, значит, может заплатить за комнату, и все мы будем счастливы! Поднимайся, женщина! – И он отодвинул тряпки в сторону серебряным набалдашником трости.

Лиззи опустилась на колени и помогла матери сесть.

– Где ваши деньги, миссис Джарвис?

Мистер Спинк зажал свой плащ под мышкой и теперь стоял, засунув обе руки в карманы и позвякивая лежавшими в них монетами, словно колокольчиками, – это была самая приятная на свете музыка для его ушей. Мужчина заметил валяющийся на полу кошель и пристально поглядел на него, затем наклонился к Джиму, который испуганно отпрянул от его хриплого дыхания.

– Я старый человек и наклоняться не буду. Подними этот кошель, сынок.

Джим нагнулся, поднял кошель и протянул его мистеру Спинку, но мужчина лишь грозно сверкнул глазами.

– Он пуст, сынок? Пуст? – Он произнес это таким тоном, будто не верил своим словам. Затем мужчина обвел взглядом комнату и увидел у очага тряпку, в которой вчера Джим принес пирог, – на ней виднелись крошки и пятна от подливы. Он отшатнулся, словно увиденное поразило его, а затем перевел взгляд на детей и их мать.

– Вы ели пирог вчера вечером?

Девочки молчали.

– Ели, сынок?

– Да, – прошептал Джим.

– И что, это был чудесный мясной пирог, такой горячий, да с подливой?

– Я не знаю.

Горло Джима сдавило, словно в нем застрял кусок пирога, который никак не удавалось проглотить. Мальчик поглядел на Эмили, которая стояла, сжав губы с такой силой, что они превратились в узкую полоску, на Лиззи, которая сидела, качая головой, так что волосы падали на лицо девочки, пряча его ото всех. Посмотрел на мать, бледную и молчаливую.

– Я купил его, – выкрикнул он. – Это был последний мамин шиллинг, но я купил пирог.

Он услышал, как Эмили негромко вздохнула у него за спиной.

Мистер Спинк кивнул.

– Денег нет. – Он снова кивнул, и на миг Джиму показалось, что он поступил правильно, сказав о том, что пирог был куплен на последний мамин шиллинг.

Мистер Спинк вынул из кармана свою потную руку и взял у Джима кошель, засунул в него пальцы, а когда ничего не обнаружил, уронил его на пол и отпихнул в сторону тростью. Затем достал из кармана шелковый платок, развернул его, вытер волосы и лицо, потом как следует высморкался.

– Вот так-так! – произнес он, снова сильно высморкавшись. Джим украдкой бросил взгляд на Эмили, но та не смотрела на брата. – Нет денег – нет арендной платы. – Мистер Спинк снова прочистил нос. – Нет арендной платы – нет комнаты, миссис Джарвис.

– Но нам больше некуда идти, – сказала мать Джима так тихо, что мистеру Спинку пришлось перестать прочищать нос и наклониться, чтобы услышать ее слова.

– Мам, – произнес Джим, – а разве мы не можем вернуться в наш дом? Мне там нравилось больше.

Мистер Спинк расхохотался, и Джиму снова на миг показалось, что он все сказал правильно.

– Когда вы приползли ко мне год назад, вам это место очень нравилось, если я не ошибаюсь. Но если ваш дом подходит вам больше, то ищите своего отца, и пусть он за него платит. Вы можете это сделать?

Джим покачал головой, судорожно сглотнув. Горло снова сдавило.

– Мы здесь вполне счастливы, – сказала мать Джима. – Дайте нам еще немного времени, и мы заплатим за аренду комнаты. Девочки мне помогут.

Мистер Спинк сложил платок и засунул его в карман.

– Я уже все решил, миссис Джарвис. Есть семья, которая хочет въехать сюда сегодня же вечером. Их восьмеро – разве они не заслуживают того, чтобы иметь дом прямо сейчас? И самое главное – они могут мне за него заплатить!

Он набросил на плечи плащ и вышел из комнаты, а семейство осталось в тишине, слушая, как шуршит его плащ и стучит трость по полу, приближаясь к следующей двери.

Холодея от ужаса, Джим наблюдал, как его сестры медленно ходили по комнате, собирая вещи. У них не было мебели, хотя, когда они грузили вещи на повозку, покидая свой дом, казалось, что их очень много. Но постепенно все, что можно было продать, продали, а остальное пошло на дрова.