Стальные цветы - Эрнест Орнелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если честно, среди них я ощущаю себя пережитком былых веков. Каждый раз, когда роботы говорят со мной о людях с восторгом в глазах, я вспоминаю свой приход два века назад. Наверное, есть в этом что-то последовательное: мы боготворили нашего создателя в церквях, боготворили его погибшего сына; теперь они превозносят вас, своих создателей, которые скоро покинут этот мир навсегда. Только вот им довелось увидеть вас вживую, проводить вас в бездну небытия, – поделился своими мыслями Фидес и внезапно смолк; его лицо потеряло любое выражение, как будто он внезапно перенёсся куда-то далеко, – Если честно, я завидую. Вас боготворить куда легче, чем Его, – закончил он потухшим, слабым голосом и прекратил свой рассказ.
Фаррелл, потрясённый всем услышанным, некоторое время безмолвно сидел, провожая близившуюся к концу ночь и пытаясь связать все полученные образы в единую картину. Трупам в лаборатории не было счёта, и не мог таким образом понять, сколько времени лаборатория была погребена под землёй. Кроме того, Фаррелл не мог быть уверен в том, что Фидесу можно было доверять – он не знал ни мотивации робота, ни того, был ли тот ещё разумен – как заметил сам Фидес в своём рассказе, он должен был отключиться ещё около пятидесяти лет назад, и его искусственный интеллект не был рассчитан на такую длительную жизнь.
Проанализировав весь рассказ Фидеса с самого начала и сопоставив его с эмоциями, которые тот проявлял, Фаррелл внезапно ощутил, как по спине пробежали липкие мурашки: слова робота о «человеческом» боге и внезапная перемена в его рассказе натолкнули выжившего на тревожные мысли, которые не смог разогнать даже забрезживший где-то выше горизонта белый рассвет.
– Фидес, о ком ты говорил в самом конце? Кого тебе тяжело боготворить и почему? –спросил он напряженным, даже испуганным голосом, беспокойно наклонившись к сидящему напротив потухшего костра роботу. Белый рассвет неестественно быстро освещал пустыню, и, когда Фидес наконец поднял голову, чтобы ответить, Фаррелл уже был практически ослеплён с грохотом проливавшейся из-за Барьера белизной, очертившей на песке тянувшийся к человеку силуэт робота.
– О нашем Боге, конечно же. Рано или поздно мы снова встретим Его, Фаррелл; нам только нужно найти другую Вашу копию, – ответил Фидес сквозь оглушительный рокот белоснежного водопада, ниспадавшего с вершины Барьера.
Фаррелл вскочил на ноги, потрясённо смотря на то, как ниспадающая белизна бесшумно расшибается о мягкие пески и укутывает поверхность пустыни в своём безупречном забвении, скрывая мёртвую серость старого мира. Упоённый безбрежным спокойствием и радостным счастьем, которые безудержно журчали в каждом движении этого света, Фаррелл начал забывать обо всём, что с ним было, забывать о том, в каком положении он сейчас находился: о весь как будто растворился в этом потоке эмоций и счастья, который оглушал, ослеплял и уничтожал в нём всё живое в поисках совершенного сосуда.
Взобравшись взглядом по безукоризненной глади света, Фаррелл увидел грань, разделяющую небо и белизну, и как будто перенёсся на самую вершину Барьера, ограждающего этот человеческий мир от счастливого забвения, и услышал внеземной, торжественный рёв, которому принадлежал весь остальной мир, вся остальная вселенная, вся остальная жизнь. За спиной высилась аквамариновая башня, построенная в прошлой жизни Фаррелла, а перед ним безграничным пространством распростёрлось бескрайнее счастье, тёплой негой растекавшееся по его телу.
Внезапно Фаррелл ощутил, как кто-то коснулся его плеча, и, обернувшись, тут же потерял все блаженные ощущения под взглядом трёх глаз синего, зелёного и пурпурного цветов. Опустив взгляд на положенную на плечо руку и отметив, что на ней больше пальцев, чем положено, Фаррелл снова поднял свой взгляд на трёхглазого человека, который смотрел на него с отрешённой, но, кажется, тёплой улыбкой.
– Ещё не время, Фаррелл. Ты ещё не готов, – произнесло существо, не раскрывая губ, и накрыло лицо человека второй рукой.
Резко поднявшись, Фаррелл вскрикнул и тут же обнаружил себя среди песков под покровом звёздного неба. Фидес только понимающе посмотрел на него и продолжил мешать угли, не произнеся ни слова.
***
Поначалу каждый новый шаг через раскалённое марево давался с трудом, однако со временем Фаррелл привык к своему восстановленному телу и наконец начал поспевать за идущим впереди роботом. Назойливый ветер будто бы искажал солнечные лучи, с силой бросая их в спину путникам и позволяя жару проникать сквозь небольшие прорези в их синтетической одежде; захватившая же разум Фаррелла Белизна осталась позади, повиснув в воздухе безумным миражом. Спасённый, по совету Фидеса, пытался не думать о ней и сосредоточиться на пыли под его ногами.
Как объяснил робот, этот свет начал просачиваться поверх Барьера вскоре после первого вымирания людей. Воспринимаемый только людьми и дефектными роботами, этот свет заинтриговал Центр, который начал время от времени посылать в него роботов-разведчиков. Оставив рабочей одностороннюю связь с ними, Центр надеялся получить хоть какую-то информацию о том, что скрывалось в Белизне, однако его попытки не принесли никаких плодов: все роботы попросту исчезали в белом свете безо всякого следа.
Белизна тем не менее, как отметил Фидес, привлекала дефектных роботов, для которых она стала способом «возвыситься» и объединиться с общим человеческим сознанием, которое, как они верили, стало прообразом их когнитивной общности. Простое поверье, возникшее в голове одного робота, вирусом распространилось по сети Центра и разрослось подобием человеческой религии, Библия которого хранилась в сознании каждого металлического верующего.
Поначалу Центр пытался бороться с самоубийственным, по его мнению, культом, но в конечном счёте решил предоставить каждому цифровому сознанию свободу самому решать, во что верить: оставались и роботы «старого» порядка, которые верили в существование рационального объяснения этому феномену.
– Как ни странно, часть Центра, которая стала продолжением Вашего коллеги, Алана, даже сумела использовать эту религию, – продолжал свой рассказ Фидес, уже идущий значительно ближе к Фарреллу, – некоторые люди предпочли жить вне Гавани, вдали от роботов и ближе к Барьеру. «Алан» каким-то образом сумел убедить верующих в том, что такие люди близки к святым, что относиться к ним надо соответствующе. С той поры паломники преподносят дары отдалённым поселениям, и те не испытывают нужды в провизии или помощи.
– Это странно, – заметил Фаррелл, – Разве мы не должны были слиться воедино после создания Центра? Почему Алан смог действовать независимо? – опасливо спросил он, начиная подозревать своего друга.
– Я сам не
