«Наутилус Помпилиус». Мы вошли в эту воду однажды - Леонид Порохня

1983 год стал для группы по-настоящему стартовым. В апреле рок-общественность Свердловска собралась на очередной загородный рок-семинар, проводившийся горкомом комсомола, или, как называл это мероприятие циничный Матвеев, «пьяную вылазку на базы». Ветеранский состав разбавили новичками, в том числе и ребятами из команды, которая получила название «Наутилус» всего несколько дней назад.

Коллективы, приглашенные на семинар, должны были регистрироваться. Студентам-архитекторам пришлось срочно придумывать имя. Вариант «Али-Баба и сорок разбойников», предложенный Бутусовым, никому не понравился, хотя задним числом и закрепился за их прошлогодней записью. Звукорежиссер Андрей Макаров, бывший, как и все арховцы, фанатом «Led Zeppelin», предложил название «Наутилус», объяснив его так: «Тот же дирижабль, только подводный». Такая глубинная аналогия всем понравилась. Правда, на семинар от свежеокрещенной группы смогли поехать не все.

Александр Пантыкин, 1983 год

Автобус с рокерами притормозил у здания архитектурного института. На тротуаре зябко поеживались фигуры в кепочках. Неформальный лидер свердловской рок-общественности Николай Грахов, уже знакомый с этой парочкой, представил ее: «Это хорошие молодые ребята, тоже рок играют. Давайте их с собой возьмем». Гитарист «Урфина Джюса» Егор Белкин, глянув в окно на волосатых сиротинушек, покровительственным тоном махра согласился: «Почему бы и нет! Ребята вроде нормальные». Дверь автобуса открыли, и в высокое собрание втиснулись Слава Бутусов и Дима Умецкий.

По дороге на семинар Бутусов сидел в автобусе рядом с Коротичем: «Слава рассказал мне, что хочет записывать альбом. Я отнесся к этому несерьезно – ну Слава, ну альбом… Потом он признался, что мечтает посотрудничать с поэтом "Урфина Джюса" Ильей Кормильцевым. Я всю дорогу отговаривал его от этой мысли: "Зачем тебе этот Кормильцев, лучше пиши стихи сам, или давай найдем нормального поэта, или давай я стихи напишу…" Слава богу, упрямый Слава не поддался на мои уговоры».

Приехав на место, начали праздновать. Возлияния были бурные. Слава с Димой встали в дверях лекционного зала с бутылкой портвейна и не пропускали никого внутрь без штрафной. Благодаря такой пропускной системе, о чем читали лекции на семинаре, – никто не помнит. Для пропаганды здорового образа жизни программу дополнили футбольным турниром. Рокеры весело погоняли мяч и вернулись за столы. Те, кто смог доползти до сцены, устроили сумасшедший джем-сейшн.

Андрей Саднов, Вячеслав Бутусов, Александр Зарубин, Александр Пантыкин, 1983 год

Бутусов с Умецким, побывав на загородном рок-семинаре, влились в семью свердловских рокеров. Вскоре после этого состав группы изменился: появился барабанщик Александр Зарубин. В клубе Арха приступили к репетициям новых вещей. Музыку и часть текстов написал Бутусов, а остальные он почерпнул из сборника венгерской поэзии. «Книжка к нам попала случайно, – рассказывал Умецкий. – Просто открыли, смотрим, а там так здорово, у них такие роковые тексты. Эту антологию можно шелушить и шелушить».

Когда в клубе на первом этаже института репетировал «Наутилус», шедевры венгерской поэзии легко можно было разобрать под самой крышей здания. Как-то преподаватель марксистко-ленинской эстетики Олег Петров спросил Бутусова: «Слава, зачем вы так кричите?» – «Я так вижу!» – «Это я понимаю. А кричите-то вы зачем?» После таких вопросов Славина манера пения стала несколько сдержаннее.

Летом клуб архитектурного института превратился в студию. Для второй записи «Наутилус» пригласил мэтров. «Трековец» Александр «Полковник» Гноевых взялся отвечать за звук, а «джюсовец» Александр Пантыкин – за весь процесс целиком. Оба мэтра дали согласие. Однокурсник и друг Бутусова Ильдар Зиганшин, снимавший весь процесс записи на фотопленку, считает второе кадровое решение ошибочным: «У них были абсолютно разные взгляды. Если арховцы любую придурь в хорошем смысле слова воспринимали как должное, то Пантыкин, казалось, даже классическую музыку принимал только самую правильную. Саша – человек четко структурированный. За рамками устоявшихся музыкальных схем для него как будто ничего не существовало. И было бесполезно распечатывать перед ним все консервы, наполненные Славиными идеями. У них со Славой не совпадали вектора. И до сих пор невозможно разобраться, что же в результате этого несовпадения получилось».

Со стороны Полковника запись «Наутилуса» была просто дружеской помощью. Он не хотел погружаться в этот процесс с такой же самоотдачей, как в запись «Трека», да ему и не дали бы. Например, у «наутилусов» вместо барабанов был какой-то кошмар, произведенный в городе Энгельсе. Чтобы добиться хотя бы мало-мальски приемлемого звучания, на настройку ушло бы много дней. «Наутилусы» просто скисли бы, погружаясь во все эти технические подробности. Полковнику приходилось выбирать между собственными амбициями – записать как можно лучше – и тем, чтобы вообще это записать: «Я считаю, что на "Переезде" нет ни одной качественно записанной песни. Моя б воля, я бы подолгу возился с гитарным звуком, со звучанием баса, с настройкой барабанов… А у них трубы горят, им бы записаться быстрее. В результате сделали все недели за две».

Был ли материал «Переезда» заранее отрепетирован – непонятно. У Ильдара складывалось впечатление, что все сочинялось прямо с колес. «Скорее всего, какие-то рыбы были, но, видимо, Слава делился ими только с Сашей, стараясь особо не демонстрировать их никому».

Привыкший к «трековской» дисциплине Полковник, скрипя зубами, молча смотрел, как архитекторы выпивают перед репетицией, а те не могли себе представить, как можно музицировать, предварительно не выпив хотя бы пива. Пантыкин не молчал, он видел свою роль как направляющую и руководящую: «Таких, как Слава, тогда много было. Никто на него не обращал внимания, все его на фиг посылали. Только я помог ему записать альбом». Впрочем, по мнению Зиганшина, роль продюсера лидер «УД» сыграл не блестяще: «Саше было понятно, что "Наутилус" – уже зародившееся существо. А значит, надо поучаствовать в его становлении. Просто отойти в сторону и не мешать Пантыкин не смог. А у Славы не хватило сил попросить Маэстро просто полюбоваться на полет пускай еще неумелых, но уже оперившихся птиц».

Оформление Ильдара Зиганшина

«Сашиного продюсерства там не было, – говорит Бутусов. – Он просто пришел на несколько сессий и обогатил весь материал своим пианино, в молоточки которого навтыкали кнопок. В некоторые песни, в записи которых он участвовал, он привнес профессиональную аранжировку. Одна "Ястребиная свадьба" чего стоит… У нас были грандиозные амбиции, а других профессионалов, кроме Пантыкина, мы не знали. Мы выбрали Сашу с точки зрения музыкальности, хотя «трековцы» тоже вполне бы могли подойти».

Пантыкин и сам согласен с тем, что результат его руководства вышел не ахти: «В "Переезде" я еще не знал, как работать. Только спустя 10 лет я понял, как должна звучать "Ястребиная свадьба", и сделал ее как надо на альбоме "Отчет". Эта версия на порядок выше того, что Слава горланит, просто произведение искусства».

«Переезд» получился коротеньким, мрачным и невразумительным. К нему в качестве «второй стороны» прилепили песни из прошлогодней записи «Али-Бабы», и первый альбом «Наутилуса» пошел гулять в народ именно в таком виде.

Альбом «Переезд» понравился далеко не всем, особенно тем, кто сравнивал его с хулигански-веселой первой записью. «В "Али-Бабе" было столько задорной бодрости, что можно простить ему некоторую идиотичность. В "Переезде" нет ничего подобного. Он производит впечатление какой-то зажатости, – утверждает Ильдар Зиганшин. – Слава дал мне послушать материал одному из первых, и я пришел в страшное уныние, чем с ним и поделился. Он сослался на общее настроение венгерской поэзии. Для него она в альбоме была красной нитью. При этом сам удовлетворения от результата он не испытывал. Даже звуковая выделка не спасла материал».

Правда, сегодня Бутусов вполне доволен результатами работы 1983 года: «Если учитывать, в каких условиях происходила запись, "Переезд" – просто замечательный альбом. В нем нашла выход наша бурная творческая энергия».

При знакомстве с материалом советских рок-групп начала 1980-х обычно в голову лезут мысли об источниках вдохновения музыкантов, о том, откуда что содрано, или, говоря дипломатичнее, откуда выросли их песни. С «Переездом» – другой случай. В номерах этого альбома хочется найти истоки будущих хитов «Наутилуса Помпилиуса», обнаружить предков «Казановы», «Алена Делона» и «Тутанхамона». Генеалогия выстраивается с большим трудом.

Если рассматривать только собственно «Переезд» (оставляя бонусные дописки 1982 года за бортом), то песни распадаются на две примерно одинаковые кучки: условные рокешники и столь же условную лирику. Под звуки песен из первой категории лампочка в голове загорается только у тех, кто слышал вокализы Бутусова в металлической версии димовского «Степа» образца 1986 года. Тот же ор на пределе человеческих возможностей при крайнем лаконизме мелодического рисунка. Нечто подобное, но не столь истошное, можно было услышать на несостоявшемся наутилусовском альбоме «359 градусов обстрела» (1985), но так как эта запись была похоронена самими музыкантами, то данную ветвь развития группы можно считать тупиковой. С лирическими композициями дело обстоит еще кислее. Без душераздирающих воплей становится слышно, как композиции рассыпаются на плохо сочетаемые между собой партии инструментов. Рояль Пантыкина, продюсировавшего альбом, пытается сцементировать эту несуразную архитектурную конструкцию, но получается плохо; гитарист Андрей Саднов ищет любую щелочку, чтобы продемонстрировать, что он может поиграть и так, и вот этак, и даже фламенко потянет. Когда же воля продюсера берет верх, получается нечто почти «УДэшное», как в песне «Фанта Джюс» (ирония или самоирония?). Легкий отсвет будущего «Помпилиуса» можно разобрать разве что в треке «Музыка», слегка напоминающем «Свидание», – мягко говоря, далеко не главный хит «Невидимки».