Слезы Гераклита - Елена Меньшикова

Напоминая о зиме

И елочном базаре, где

За решеткою теснятся

И ели, и сосна, и пихта.

Словом, все как всегда!

Декабрь не за горами —

Но здесь не до него.

Пока вот сентябрит

По-южному, колхидит:

Море золотится ленью,

Синь манит повозиться и

Покуражиться с волною,

Прохлада не нужна —

Бог с тенью: еще успеется

Под крышу и под зонт!

Ярило, жарь!

Жги галечную чушь,

Людскую чепуху и

Блажью покрывай носы,

Чтобы зевесовы потомки

Чихали от любви и

Чтили солнце!

К пирату

Пират, я не люблю тебя!

Так, стегая словом наповал,

Как-будто приговор рубила,

Наина отвечала рыбаку, что

Чаровницы ради к пиратству

Обратился, а затем и к ведовству,

Гонясь за прихотью злодейки.

Ты ж карамельным шепотком

И натиском сломив осаду,

Посеял маяту, сомненья,

Но одарил второрожденьем.

Теперь я колдовству подвластна:

Могу вот тучи в узел затянуть,

Иль блажь за розу выдать.

Теперь же, если захочу,

Сама пиратом стану —

Тебя ж я больше не хочу!

Твое пиратство – напускное,

И лихостью – на два вершка!

Мне не нужна твоя луна,

Арабской неги поступь и

Страстный леденцовый рот,

И серебром звенящая серьга —

Я не куплюсь – уже богата!

И радостью полна от ведовства.

Пират, я больше не хочу тебя!

Охота мне самой открыть охоту:

Подамся, может, в Порту,

Или Летучему Голандцу

Сдамся с потрохами?

Глядь, подцеплю за жабры

Пятнистого трепанга

В костюме акванавта —

Ничуть не испугавшись тот

Бутылочку воды предложит,

Иль горсть жемчужин, откупаясь,

Иль связку свеженьких летяг…

Что делать с этим дарованьем?

Все взяв, любить влюбляя!

Шатаюсь по морям волхвицей,

Не рысью, но обугленной лисицей,

Слезу блаженной парки вздернув в ухо,

И научившись не хмелея пить,

Теперь я знаю цену жесту,

Товару, слову и сомненьям,

На абордаж беру я миги счастья

И больше не зову тебя Пиратом.

Едва лучи протянет солнце,

Я проверяю силу ветра,

Следя за парусами, наблюдаю,

Как шестикрылые пираты

Пикируют на волны,

Альбатросят – бродяжат

По тарифу звездной ночи,

Таксуя до небесной взвари,

Мчат путников беспутных

Чрез океан мятежной грусти

К Надежде босоногой – лихом.

Оставленной чаяньем чаек

Отчаяньем в пику надежде,

Я не зову тебя Пиратом.

Стыдливо горы заарделись,

И море шевельнулось бирюзою,

Барашки нижут нитки-четки,

Навязывая их никейно

Амиго-амулетами,

Веригами-браслетами,

Но смальта ускользает дрожью:

Любовь наяд уходит за бесценок —

Летучему братству нет дела до девок

В ареале муссонно-массонном.

Живя сквозным окаёмом

Вне красок и стрелок,

Лишь аллигаторы в силе,

Фрегаты при рыбке и дамке,

А флибустьеры в прикупе:

С джокером, с коксом —

Смолят мечтательно и хмуро,

Читая наизусть сонеты о Лауре.

Смуглая наяда

Вы видели наяд, бродящих

По кайме прибрежной?

Неспешных и нагих, что

В горсть ракушки собирают,

Словно остраки Любви,

Оброки скорби, что море

Скупой слезою выдает,

Намекая о забытом долге?

Там, где волною обнимал,

Где семя, утекая в глубину,

В протеевы пещеры, и

С пылом шторм мешая,

Приливом возвращалось,

Где влага, бисером осыпав,

Вдруг уносила к Эвересту,

Иль африканскому нагорью,

Чертогам высохшим Тассили,

Где некогда дышало море и

Миксером взбивало волны,

Отодвигая в холод небеса, —

Здесь ныне отыскала я

Две пригоршни ракушек —

Крученых капелек моллюска.

А может это наши детки —

Залог нахальства и любви?

Вот только подросли и

В детство тянут, чтобы

Касаясь скола перлов,

Вспоминали как вместе

Колыбель качали и

Тишиной другого, вмиг

Взвиваясь, проникались,

А теряя высоту, погружались

В синеву, кутаясь в волну,

Что кокон распускала и

Плеском в кружева вплетала.

Чтоб лицезрея мелюзгу витую,

Иголки грусти суховейной,

Валежником безвольным

Растапливали память

И пламень стерегли

И качку зачинали,

Чтоб воды расходились,

И дрогнули колени —

И жертву принял бог.

Наяду встретив, не глазейте —

Уйдите прочь и не мешайте

Деве грустью наслаждаться,

Чтоб чувства возжелать смогла

И, вспенясь, раствориться.

И да – не бросайте мелочь!

Звон меди задевает

Наяды смуглой сердце,

Изнеженное блюзами сонетов.

И нет – роняйте лучше семя!

Уилл не возражал бы – сам

Пленял, веночки завивая…

Мне ленится, не спится…

Мне ленится, не можется, не спится —

Я вспоминаю…

Но честно: помнить не желаю

Ни лика, ни лица, ни блика —

Лишь ощущения кохаю,

Лелею забытье и растворенье,

Умиротворенье падшее мое.

Я подожду – и все сотрется:

Останутся лишь тени,

Силуэт и плеск качелей

Прозрачно-синих,

Призрачных, сквозных,

С которых мы стекались ниц и

Атомарно расходясь сходились

В Протеевой купели,

Брызгами роднились.

Мне ленится, не спится – и

Чуется как разливается волною,

Цикадой тихою, береговою,

Та благодать, что в нас роилась,

И, галечное ложе обращая в трон,

Всевластье царское дарила и

Распускала нить за нитью

Гнев, возраст, стыд и боль…

Все шепчет благовестом,

Запойным хрустом,

Мне ленится от треска.

Струится ртутью море,

Искрясь скользит и замирает,

Прибоем вот вздыхает.

День в ночь сползает

Цикадным хмелем —

Звон гулом прирастает,

Мечты Кабирии, взбив пухом,

Ссыпает звездной солью,

Дырявя купол мрака, но

Восполняет улетным треком,

Гудзонским пересвистом и

Орлеанским back-вокалом.

Мне ленится, не спится —

Но знаю берег дальний,

Где не слышны цимбалы,

Волна там взаперти лагуны

Читает сказки о Салтане и,

По запросу, Алишера Навои

Тому, кто на кураж отважится,

Устав от бумеранговых течений,

На изразец потертый вступит

В тень сводчатого грота, и где

Железные оксиды буро-бурно

Слезами разбавляют негу.

Когда ж стихи сойдут на нет,

Рефрены заплутают

В тропинках окаемов и

Плоть свободою уймется, и

Шалая Арина, усомнившись

В полезности скандала,

Вздернет турбулентность

Вязью вальса, фарси, сонета,

Скинет смит и вессон штилем,

Я поплыву назад – к цирцерам,

За перепевом

В трескучий вереск,

Неугомонный твист,

Чтобы тревожилось и снилось,

Чтобы моглось и сбылось.

Однако, ленится —

Ликея пряная, сонливо…

Да, вместо мух здесь осы,

Что сами от цикад хмелеют.

Все шелестит и еле дышит,

Шаманит и журчит,

Звенит, скворошит.

Слезы Гераклита

Слетев с Кузнецкой горки,

Уткнулась в ширму храма —

Не Цельсия, но Клейна, и

Пробежалась по Никольской

Как по горбатому Эфесу – все то ж:

Народ и муляжи, туристы, сплин,

Отчуждение и солнце —

Ничто не изменилось,

Никто не заменим.

Но вместо камня керамика

Скользит, сквозит щербиной,

Да скамейки частоколом

Делят авеню, где

Жизнь бурлила

Как в Эфесе древнем,

Пенясь и дыша запойно,

И продолжает накипать

Торговлей, ленью, спесью…

Чего же не было в порту – так

Это шелеста березовых монет.

Лишь злата звон открывал

Всем двери и ворота:

Меняльным треском рвал

Философский флер с

Городских вершин,

Скрывавших граждан

От дождя, пиратов, дури,

И с досократиков огня,

Что в байках мифа

Схоронили лихом

Слезы Гераклита.

Суббота

Суббота исходила

Дюжиной чертей,

Творила заговоры – а

По утру дождем умылась —

Видно, быть скоро октябрю

Унылокюхельно и зримо.

Ля-соль

На сломанные пальцы

Разве можно наступить?

Ступить не пошатнувшись болью?

Возможно ли не выть?

Иль должно нам Ассолью:

Рыбкою кружить

И тешиться юдолью?

Доколе нам хвосты рубить

Ради любви?

Зачем ломать комедию

Пред всеми?

Кому-то врать, кого-то злить,

Себя дарить и всем не верить.

На даром ломанных ногах

Бездарно шалостью шагаю —

А мне б летать: не выпью —

Чайкою голодной, в кураж,

Как в штопор, заходить

На луч закатный солнца.

Без ломки и притворства

Хотелось просто быть,

Не торопясь под рампу света,

Без воя не метаться кысью,

Не суетиться мотыльком,

К ожогам не стремиться,

А просто быть…и раствориться.

Но если я стихами задышала,