Сигнализация - Алексей Самарин

Они быстро поели, и Александр полез в палатку:

– Колёк, долго не сиди, а то в лодке дремать будешь. Всех звёзд не пересчитаешь, а психику расстроишь. Врачи говорят: «Все болезни от нервов, а крепкий сон успокаивает и способствует хорошему аппетиту». «В здоровом теле – здоровый дух», – римляне, как мне помнится, так писали, – уже совсем сонным голосом закончил Никитенко. А через несколько минут из палатки раздался богатырский храп, как свидетельство почтительного отношения к опыту древних.

Гридину не спалось, он смотрел на огонь и рассуждал:

– Ай да Никитенко, ай да сукин сын! Хорош, ничего не скажешь! Всё складно и логично, комар носа не подточит. Вспомнился Базаров с его сапожником, который полезнее Пушкина и вечный спор физиков и лириков. А может, правда, нет никаких загадок, и люди – бутафорские манекены с заранее заданными свойствами и качествами, а где-то за ширмой сидит генерал-кукловод и дёргает то за одну, то за другую верёвочку. Ведь в сущности, какими бы разными мы ни были, но в стандартных ситуациях все банально предсказуемы: поступаем одинаково, желаем в принципе тоже одного: счастья, то есть комфортного бытия. И пусть для какого-то это роскошная вилла на Канарах, а для другого – отшельнический скит, суть-то одна – самодостаточность, отсутствие душевного разлада, гармония Я и окружающего мира. Огорчают всех неудачи, болезни, потеря близких и родственников, мы радуемся собственным успехам, здоровью и благополучию в семьях. Даже положительные и отрицательные эмоции вызывают общие причины. Люди, например, бесконечно долго могут смотреть на огонь и воду. Где тайна, если всё заложено в нас изначально и предопределено в будущем. Значит, наша жизнь – это скорый поезд, следующий строго по расписанию, в котором указаны остановки и вокзалы.

Склонность к «самоедству» или рефлексии появилась в отрочестве. «Пагубная страсть» мучила и доставляла радость, но часто мешала идти по жизни с улыбкой на устах. Костёр постепенно догорал, подул слабый ветерок, с речки потянуло прохладой, и Николай, застёгивая куртку, зябко поёжился. Встал, сделал несколько шагов в направлении палатки, но в последний момент изменил маршрут. Прошёл к роще и сел под берёзой, прислонившись спиной к стволу дерева. Напротив, прямо на берегу, рос какой-то кустарник. Огромная луна отражалась в живописной камышовой заводи и рассыпалась серебряной росой на молодой, ещё свежей листве. Воздух купался в матовом свете, а над рекой, шёлковой полоской тумана, вслед за руслом, убегал к горизонту. Немое очарование длилось недолго. В сонный ночной пейзаж вдохнула жизнь мелодичная соловьиная трель. Талантливые, но хаотичные наброски, обрели завершённость неповторимого, гениального шедевра.

Но, как вскоре выяснилось, не все разделяли созерцательного восторга Гридина. У молодых людей, расположившихся по соседству, вдохновенное творчество пернатого музыканта вызвало иные эмоции. Николай сначала услышал громкие, раздражённые голоса, а потом в кусты, ломая ветки, полетели какие-то тяжёлые предметы. Испуганная птица замолчала.

– Слава Богу, успокоилась курица драная. А какая тварь назойливая? Деревенский петух кукарекнет пару раз и уснёт. А этот до утра надрываться будет, прямо СИГНАЛИЗАЦИЯ… – возмущённые ребята прошли совсем близко, но его не заметили. Уже в палатке, засыпая, он подумал, что нет, наверное, в мире правых или неправых, просто Творец всего сущего предоставил нам, людям, свободу выбора. Поэтому для одних соловей – драная, назойливая курица и СИГНАЛИЗАЦИЯ, а другие видят в нём органическую симфонию, олицетворение любви и красоты.

«Умом Россию не понять…»

Рабочий день заканчивался. Следователь Гридин Николай Николаевич оторвался от бумаг и уныло посмотрел на часы. Минутная стрелка двигалась со скоростью черепахи, а на последнем отрезке пути, казалось, совсем остановилась.

– О, Боже, – пробормотал он вполголоса, – я сойду с ума, ещё двадцать минут.

И опять взял в руки отчет, который составлял весь день, носил на утверждение начальнику, выслушивал замечания, корректировал и правил.

– Я пять лет учился в Москве на юридическом, получил красный диплом и попал в эту Тмутаракань, медвежий уголок, забытый не только Богом. Выслушиваю замечания косноязычного идиота, откровенного взяточника и хапуги, – он опять отвлёкся и посмотрел по сторонам.

Маленький, убогий кабинет, видавший виды стол и ещё более допотопный стул времён царя Гороха, коричневый металлический сейф, стоявший на тумбочке у стены, зелёные панели, давно не крашенные полы, выцветшая занавеска и стёкла в грязных разводах – его апартаменты или штаб по борьбе с преступностью N-ского района, как он со злой иронией иногда называл своё служебное помещение.

Здесь Николай Гридин очутился два года назад, по распределению. Это был молодой, худощавый мужчина среднего роста: большие карие глаза, открытый и честный взгляд, правильной формы нос, тонкие, всегда плотно сжатые губы и острый подбородок. Юношеский максимализм ещё не угас, но энергии поубавилось. Нельзя сказать, что молодой человек разочаровался в профессии, просто не всё складывалось так, как он предполагал.

Ему не хватало романтики. Во время длинных, бессонных ночей, особенно зимой, когда обыватели расползались по квартирам для просмотра входивших тогда в моду телесериалов, он ложился на диван и фантазировал. Преследовал жестоких преступников, вступал с ними в опасные единоборства или, используя дедукцию, как Шерлок Холмс, раскрывал, выводил на «чистую воду» самых матёрых и хитроумных рецидивистов-уголовников.

Николай уже собирался уходить домой, как вдруг зазвонил телефон. Он ругнулся вслух, решив, что это начальник и, посылая на его голову все мыслимые и немыслимые кары, взял трубку.

– Это милиция? – прокричал взволнованный женский голос. Приезжайте быстрее, тётю Машу убили…Я пришла к ней за молоком, открыла калитку, а там… – тут женщина громко разрыдалась, рассказ её прервался… – Там она… лежит и кровь везде: на земле, на груди, лицо выпачкано – её убили… убили. Сын, наверное, алкаш несчастный… Она сегодня пенсию получила, я слышала, как они ругались, вернее, он… А тётя Маша – женщина спокойная и тихая… А он нигде не работает, денег на водку требовал, – подытожила соседка.

Гридин спросил куда ехать и положил трубку. Доложил начальнику и, взяв с собой двух заступивших на дежурство сотрудников милиции: сержанта Ивана Грязнова и рядового Сергея Похлёбкина – вместе с ними вышел на улицу.

– Дядя Вася, седлайте коня, ужин и вечерняя культурная программа отменяются. Будем надеяться, что «Спартак» сегодня выиграет и без нашей поддержки, зато обрадуете свою жену. Она от души наплачется «с богатыми».

Василий Никонов – водитель райотдела милиции, пенсионного возраста мужчина, с медведеобразной фигурой. Как и все грузные люди, был добродушным от природы, поэтому над ним часто подтрунивали. Он не обижался, так как сам давал поводы для шуток, рассказывая всяческие истории о своей «старухе». Так он называл жену, которая, кстати, была лет на десять его моложе, обладала привлекательной внешностью.

Ссорились они по пустякам, но самозабвенно, от души. А утром удручённый дядя Вася жаловался на несносный характер взбалмошной женщины. Знакомые посмеивались и предлагали посильную помощь в качестве парламентёров, но при одном условии, что его самого на момент переговоров не будет дома. Никонов всегда смущался, когда зубоскальство приобретало фривольный оттенок, бледнел и уходил чинить машину. Николай однажды даже был свидетелем его слёз.

Сам он никогда не смеялся над водителем. И сейчас резко оборвал своих напарников, когда они взялись за старое сразу после того, как погрузились в автомобиль. Путь по осеннему бездорожью предстоял не близкий. Деревенька Лесная находилась в шестидесяти километрах от райцентра. Но он любил дорогу. Монотонный шум двигателя успокаивал, отвлекал от повседневной суеты и бытовых проблем, мысли приобретали философскую окраску и даже выстраивались в некое подобие системы.

– Тоже мне Радищев, – усмехнулся он сам себе. А что, может, и правда, написать очерки? «Уездные записки», например?

Гридин оглянулся на Грязнова и Похлёбкина. Они сидели на заднем сиденье и бросали на него недовольные взгляды. Молодые ребята, крепкие и здоровые, достойные представители новой формации хищников, не обременённые балластом духовных исканий и нравственными сомнениями.

– Нет, они не похожи на Мининых и Пожарских, – оформилась где-то в глубинах сознания мысль, – не бросят на алтарь Отечества своё имущество, не будут жертвовать собой, скорее наоборот, воспользуются ситуацией, чтобы что-то урвать. Для них Родина – это кормушка, дойная корова, единственным предназначением которой является обеспечение им комфортной и сытой жизни. Нет, не похожа эта «сладкая парочка» на спасителей России…