Марьям - Данияр Куантканов

Шепа перевел.

Хозяин склада неспешно оглядел Дикбер с ног до головы. Ей показалось по его взгляду, что он был несколько разочарован увиденным. Он покачал головой и что-то ответил.

Шепа замялся, виновато поводил глазами по сторонам и произнес:

– Оцо боху, кхузахь болх ч1ог1а хала бу стагаршна а,хьо жима а г1ила а ю. (Он говорит, тут очень тяжелая работа даже для мужчин. А ты такая маленькая и совсем худая…)

Это было еще одним страшным ударом после всего пережитого. На девушку вдруг навалилась слабость, слезы сдавили горло, и Дикбер была уже не в силах сдерживаться… Рыдая, она закричала:

– Тхо шадерш, са жима вежарий, йижарий тхо кестта мацалла лира ду. Тхуна г1о дайша къонахий, г1о дайша дела дехьа! (Мои родные, мои маленькие братья и сестренки, мы… мы умрем скоро. Помогите, мужчины, помогите нам, ради Аллаха!)

Ее ноги подкосились, и она привалилась к воротам, закрыв лицо руками.

– Ахьа ху дай, собар де, елха ма елха х1инца. (Ты знаешь, ты успокойся, не плачь сейчас), – виновато пробормотал Шепа, отводя взгляд, а у самого ком подступил к горлу и он начал кашлять, не желая показывать слабость перед другим мужчиной, хозяином склада.

После того как Шепа перевел слова Дикбер, повисла пауза. Хозяин склада задумался, глядя куда-то в сторону, и вдруг решительно махнул рукой, указывая следовать за ним на склад.

– Ладно, я возьму тебя на работу. Но имей в виду, что работа тяжелая. Сразу не кидайся на зерно, ты должна привыкнуть. Иначе через день упадешь, совсем не будет сил работать. Вот так надо брать лопатой зерно и переворачивать его, откидывая. Единственной своей рукой он взял широкую лопату из фанеры и, к удивлению учителя и самой Дикбер, сумел с ходу уверенно воткнуть ее в зерно, зачерпнуть и откинуть рядом почти полный ковш. Мужик он был крепкий. Шепа все сказанное дословно перевел на чеченский.

– Баркалла шуна,аса ч1ог1а болх бира бу, аса ч1ог1а болх бира бу. (Спасибо вам, я буду хорошо работать, я буду хорошо работать!) – дважды произнесла Дикбер, все еще всхлипывая. В этот момент она почему-то совершенно не чувствовала счастья. Лишь пустота внутри, словно она сожгла последние свои силы и эмоции. Ей только хотелось прилечь и выспаться.

Хозяин попрощался и велел прийти утром. Шепа улыбнулся и сказал:

– Х1о х1инца ц1а г1ой парг1ат са да1а, цо хьайга альчунах кхийтари хьо. Иза кху белха хьакам ву, цуьна ц1и А-ЯЗ-БАЙ ю (Иди домой и отдохни, как следует. Ты все запомнила, что он тебе сказал? И еще знай, что он заведующий всем зерноскладом. Его имя Аязбай. А-ЯЗ-БАЙ-ага).

Девушка шла домой и перед ее глазами маячила фигура Аязбая. Она хорошо запомнила, что он без руки и без кобуры, но вот его лицо почему-то никак не отпечаталось в ее памяти. Дикбер как в тумане добралась до места, где они жили, попросила воды, сообщила всем, что нашла работу на складе, и свалилась от смертельной усталости спать…

…И вдруг она идет с отцом, и еще кто-то из родных рядом. Вот они заходят на пшеничное поле и пытаются сорвать колосья, но они почему-то оказываются очень тугими, неподатливыми. Дикбер чувствует тревогу, на их пути возникает хлев, слышен голос отца: «Чехка чу д1алач1къа деза!» (Надо быстро спрятаться внутрь!) Она заходит в хлев и видит огромного быка, который подпирает одну из покосившихся стен хлева. Крыша вот-вот упадет. Бык стоит и смотрит на нее очень спокойно. Дикбер боится и хочет убежать, но не может найти выхода. В панике она потеряла дверной проем, он словно пропал куда-то. Девушка бегает и кричит: «Дада, Дада!» (Отец, Отец!) Он снаружи отвечает: «Ма кхера Корта, г1о де пенна сацо» (Не бойся, Корта, помоги удержать стену). Она кидается к стене и удивительно легко ставит ее на место. Бык освобождается, подходит к ней и тянется к ее лицу, чтобы лизнуть. Девушка боится отойти, ведь тогда стена и крыша обрушатся. Бык, тяжело дыша, тянется и касается влажным языком ее щеки, и она в этом момент просыпается от того, что соседская кошка лижет ей лицо. Непонятно, как пробралась в дом и устроилась рядом с Дикбер.

– Д1а яла беха хума! (Пошла вон, грязная!)

Корта встала, чтобы умыться. «Тамашина г1ан» (Какой странный сон), – подумала она.

Светало…

ЧЕЧЕНЦЫ

Даже сейчас попади любой казах в чеченскую среду, он бы охарактеризовал их, как людей с другой планеты. Настолько непривычными показались бы сыну степей традиции и уклад горцев. Общим у них была только вера.

Чечня. Какой чудесный край! Это маленькая горная республика с множеством мелких речек и журчащих арыков. Плодородной земли хоть и мало, но зато есть нефть – лакомый кусочек для многих держав во все времена. Климат мягкий, зимы теплые. Снег выпадает, в основном, только в горах. В конце зимы в горы поднимаются сборщики дикого лука (черемши). Из-под уже подтаявшего снега они собирают эту душистую траву, пахнущую чесноком. А весной и летом там такое изобилие фруктов в садах, что над селениями струится незабываемый сладкий аромат.

В одном из таких сел – в Ачхой-Мартан и жила семья Такаевых, не очень богатая, но дружная. Они были из, так называемых, равнинных чеченцев, из тейпа (рода) Тумсо, и пользовались заслуженным уважением сельчан.

Несмотря на то, что Махмуд Такаев был младшим из семи братьев, он был самым смелым и дерзким даже по меркам местных нохчей (так называет себя этот народ). Когда пришло время думать о создании семьи, он начал ухаживать за девушкой по имени Бату.

Женщины-чеченки в большинстве своем очень привлекательны, кожа у них молочно-белая, волосы густые, волнистые. Такой была и его избранница – миловидная, невысокого роста, скромная, из бедной семьи. Он бы на ней и женился, если бы все не испортил глупый спор в кругу ровесников.

– Махьмуд хьо г1уно дика к1ант ву, хьайга ца йог1а йо1е хьожа хьо! (Махмуд, ты такой бравый парень, а смотришь на ту, которая тебе не ровня!) – с издевкой говорили его друзья. А Махмуд и вправду был парень на загляденье: статный, широкоплечий, правильные черты лица, тонкий нос, серые пронзительные глаза.

– Амма Кели – сийлахь йо1 ю! (А вот Кели – славная девушка!) – продолжали они его дразнить. – Ч1ог1а хаза йо1 ю! Кели да вехаш ву, хьайна йало лаахь ядо езар ю, иза ша ч1ог1а кура ю (Вот уж кто писаная красавица. Хотя нет, Кели ведь дочь богача. Если хочешь жениться на ней, то придется ее украсть. Сама она уж слишком гордая), – не унимались парни, подкидывая в разгоревшийся костер самолюбия Махмуда дополнительные