Марьям - Данияр Куантканов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если Махмуд был главой своей семьи по статусу, то его любимая дочь Дикбер стала дарительницей жизни по своему предназначению. Правда, она никогда не осознавала этого. Конечно, душевная травма у нее была – идеальных родителей не существует. И, возможно даже, мы развиваемся и растем именно благодаря несовершенству наших родителей.
Суровые национальные традиции, непростое время, трагические события – все это не прошло просто так для чеченки. Поэтому свою жизнь она оценивала не так, как эта жизнь на самом деле выглядит со стороны. Дикбер считала, что какие-то вещи делала неправильно, она чувствовала себя виноватой – по большей части безосновательно. Потому что ее все любили и уважали не только за то, что она была матерью, и не за то, что была женой всесильного Аязбая, но за то, что она в первую очередь была хорошим человеком. И прожила более, чем достойную жизнь бок о бок со своим мужем-казахом. Они в своих человеческих качествах были партнерами, достойными друг друга: не шли по головам, не душили чужие жизни, не доносили ни на кого, не обрекали людей на голодную смерть, а наоборот, помогали всем.
Его выбор Дикбер, как матери его детей и хранительницы очага был точен, а ее сон в вагоне по дороге в Казахстан стал пророческим. Поэтому он и назвал ее Марьям, понимая, какой крест она несет, сама того не осознавая. Сколько раз она молила Бога об освобождении, но Создатель к ней не прислушался. Вместо избавления смертью ей предстояло проснуться и жить, жить дальше.
Говорят, что Всевышний не может быть везде одновременно, поэтому он придумал матерей.
Такой я ее и запомнила – истинной матерью!
***
– Мам, когда далнаш делают, творог кладут в начинку или необязательно?
– Не помню уже, забыла все. Да и не делала их давно.
– Ну мам, как это можно забыть?
– Не поверишь, Зайнаб, многое забыла, даже некоторые слова на чеченском. Редко говорю, не с кем… Я вот вспоминаю, как там на родине было. Вижу большую разницу с тем, как здесь, в Казахстане, живут. Почти каждый день кто-нибудь из снох или братьев твоего мужа приходит поздороваться, какие-то подарочки приносят, к себе домой часто приглашают без повода. Как-то все просто и приятно. Все время находишься в центре внимания, чувствуешь себя нужной. Казахи в этом отношении более открытые и простодушные. У нас на Кавказе народ сдержанный, нарушать спокойствие, приносить неудобства неожиданным приходом даже к родне считается невоспитанностью. Если приглашают гостей, то самый уважительный повод – это читать мовлид, чтение сур из Корана, религиозные песнопения.
Я уже привыкла к казахским обычаям, и чеченские мне сейчас кажутся слишком строгими. Много условностей, много запретов.. Не говорю, что это плохо, некоторым народам это необходимо и там это выглядит уместно. Я просто отвыкаю от них…
Дикбер Кудабаева (Такаева) пережила всех родных братьев и сестер, а также четверых из восьми своих детей. Она свободно говорила на казахском, русском и чеченском языках, до конца жизни сохранила ясность ума, живые эмоции, желания, и лишь неизлечимая болезнь не дала ей перешагнуть 100-летний рубеж.
Аязбай Кудабаев 1900-1969 гг. Похоронен в Карагандинской области.
Дикбер Такаева 1925-2016 гг. Похоронена в г. Алматы.
ЭПИЛОГ
Раннее летнее утро. Девочка, лет двенадцати, не спеша спускается по тропинке с горы. Одной рукой она придерживает глиняный кувшин, который удобно располагается на правом плече. Воздух уже нагрелся, и ей приятно касаться прохладного сосуда. Одно неосторожное движение, и холодные капельки воды сначала обжигают шею, а потом, нагревшись на коже, уже не чувствуются. Девочка идет первой, а вслед за ней идут в село несколько детей и три женщины. У всех такие же глиняные кувшины с водой из горной речки. Они весело переговариваются, смеются. Тропинка ведет через небольшую рощу, деревья высокие, ветвистые, и если поднять голову, то неба почти не видно, оно перекрыто сплошным потолком из широкой листвы. Еще немного, и роща заканчивается. Открывается изумительный вид на село.
Вон там, с краю, как на ладони – родной дом. Девочка немного замедляет шаг, вглядываясь в каждую деталь. Вот двое ее братишек сидят в траве около ограды, у одного из них в руке палка, которой он бьет о землю. К ним подходят две женщины. Каждая из них несет по одному младенцу. Одна из них улыбается и обнимает ребенка. Тут девочка замечает своего отца. Он только что вышел из дома и у самой двери наблюдает за тем, как играют его дети.
«Дада!» – машет ему рукой девочка с горки.
Он ее замечает, улыбается и машет в ответ. Потом, счастливый, показывает на ее маленьких братьев. Из-за его спины выглядывает старшая сестра девочки. Отец ей что-то говорит, та смеется в ответ. Девочка, желая поскорее присоединиться к родным, ускоряет шаг и скрывается из виду, уходя вдаль, по петляющей среди буйной зелени тропинке.
Село просыпается, а солнце медленно ползет к своему зениту, обещая жаркий день…
