Икона - Нил Олсон

— В деревне голодают, — настойчиво продолжал священник.

— Я знаю и об этом.

— Конечно, ты знаешь — это ведь твои люди забрали все. Жители деревни отдали тебе свое продовольствие, своих сыновей, свои жизни. Что ты сможешь сделать для них?

— Воспользоваться их жертвами так, чтобы они не оказались напрасными.

— Это значит, что ты ничего не можешь.

— У меня только двадцать человек.

— Где же остальные? К вам ушла вся молодежь из четырех деревень, просто ради еды. У тебя должно быть вдвое больше.

— Они на операции.

— Без тебя?

— Кто тебе сказал, что немцы собираются сжечь деревню?

Священник раздраженно покачал головой:

— Тебя волнует только имя. Если этот человек ошибается, ты расстреляешь его как паникера. Если окажется прав, расстреляешь за сотрудничество с немцами. И в обоих случаях не предпримешь никаких действий.

То, что правда была куда страшнее, чем обвинения священника, не смягчило обжигающей силы его слов. До того как Элиас возглавил свой разношерстный отряд, представлявший собой смесь республиканцев, фермеров-роялистов и бывших солдат, эти люди боролись скорее с местными отрядами партизан-коммунистов, чем с немцами. Только усилиями британских коммандос удалось кое-как примирить враждующие группировки и направить их действия в разумное русло. Несмотря на глубокую подозрительность по отношению к иностранцам и затаенный стыд, вызванный необходимостью подчиняться их указаниям, Элиас не мог не признать, что многому научился у англичан. Как установить взрывное устройство, как беззвучно убрать человека, как работать бок о бок с людьми, которые завтра могут оказаться твоими врагами. Наверное, некоторые уроки он усвоил слишком хорошо. Он видел, насколько сильнее и лучше были организованы коммунисты: итальянцы уже капитулировали, отступление немцев оставалось только вопросом времени. Он уже не мог игнорировать предупреждений руководства о том, где на самом деле таится реальная угроза для страны. Этим и объяснялись его неловкие увертки и отговорки.

— Капитан, — донесся снаружи голос Косты. В нем слышались тревожные нотки. Элиас, Микалис и несколько бойцов в темноте направились ко входу, по пути захватив свои старые, побитые винтовки. — Лефтерис что-то заметил там, наверху.

Вход в пещеру прикрывали невысокие кедры, но с выступа над ней открывался вид на всю долину. Лефтерис схватил подошедшего капитана за рукав и указал на небольшой холм в миле от них. Элиас узнал черный силуэт стоявшей на холме церкви, выделявшийся на фоне сине-фиолетового неба, а потом заметил мерцающие внизу беспорядочные отсветы. Через витражные окна церкви были видны языки пламени. Что-то случилось.

— Похоже, они начали раньше, — сказал Коста, — и с вашей церкви, отец.

— Успокойся, придурок, — ответил ему Спиро.

Микалис рванулся, чтобы бежать вниз по склону, но Элиас схватил его за плечо.

— Это бесполезно. Все будет охвачено огнем еще до того, как ты добежишь.

— Пресвятая Богородица, — прошептал Микалис, и несколько человек в темноте перекрестились. Большинство из них не знали, что их защитница все еще находилась в церкви, спрятанная за фальшивой стеной. Элиас представил себе отблески свечей на позолоте, печальные черные глаза, прожигающие насквозь стоящего перед ней человека, увидел церковь, заполненную сильными, циничными людьми, в почтительном молчании упавшими на колени. Даже Змей был загипнотизирован ее красотой. Благоговение перед иконой могло расстроить его планы.

— Где она? — спросил Лефтерис. — Кто-нибудь из тех, что внизу, сможет ее спасти?

— Нет, никто не знает, где она спрятана.

— Что же нам делать?

— Оставьте все как есть, — произнес капитан, но теперь все заговорили одновременно. Пожар не был предусмотрен планом, но им можно было бы объяснить исчезновение иконы, если, конечно, Принц успеет ее вытащить.

— Послушайте, — вмешался Микалис. — Даже если мы не погасим пламя, я хотя бы смогу спасти Пресвятую Богородицу. Пустите меня.

— Мы все пойдем, — сказал Спиро.

— Нет, — скомандовал Элиас. Он почувствовал, что никто не обратил внимания на его слова. Его люди редко не подчинялись приказам и никогда не спорили с ним, но сейчас он столкнулся с силой иного рода и вполне мог потерять над ними контроль. Кроме того, что-то пошло не так, и он должен был понять, как исправить ситуацию.

Элиас взял священника за плечи и подтолкнул его к Лефтерису.

— Никуда его не пускай, — сказал он часовому. — Коста, Спиро, пошли со мной.

— Но как мы найдем Богородицу без него?

— Я знаю, где она.

Пока они спускались по труднопроходимому склону, до них все еще долетали возражения священника; затем его голос затих. Деревья вырастали перед ними и исчезали в темноте; они преодолели низкую каменную ограду. Между пещерой и церковью не было тропинки, но люди легко находили дорогу даже в безлунную ночь. У себя за спиной Элиас слышал тяжелые шаги старого Спиро, но поступь Косты было невозможно различить, хоть он и находился всего в нескольких ярдах. Все считали, что Элиас рехнулся, взяв в отряд Косту, но ему-то было виднее. Мало кого удавалось обучить бесшумно двигаться, передавать сложные сообщения с помощью условных сигналов, убивать не колеблясь. Элиасу было странно, что он стал учителем, сам едва овладев этими навыками, но Коста был способный ученик. Почему-то именно парии всегда оказываются лучшими.

Стаматис Маврудас был крупнейшим торговцем в Катарини и дельцом черного рынка. Его подозревали в сотрудничестве с немцами. Поэтому Коста, его сын, не пользовался доверием, хоть его и терпели за присущее ему чувство юмора. Для Элиаса это ровным счетом ничего не значило: организация повстанческого движения требовала компромиссов. Юноша вскоре привязался к нему, тем более что его родной отец почти отрекся от него: глупо идти в партизаны, если на войне можно заработать неплохие деньги. Сейчас Косту и Элиаса уже почти невозможно было увидеть врозь. Отвергнутый семьей, не имеющий друзей, Коста казался равнодушным к смерти товарищей и слишком готовым убивать, когда того требовала ситуация. И в то же время он был дисциплинирован, мог выполнять труднейшие задания оперативно и хладнокровно. Элиасу хватило бы десятка таких бойцов, как Коста.

Довольно быстро они поднялись по склону небольшого холма, на котором стояла церковь, и на четвереньках поползли к северной стене церковного дворика. Старинное каменное здание горело изнутри. Языки пламени яростно бились о закопченные витражи. Слышался треск горящего дерева, в холодном воздухе разносился запах гари. Во дворе, застегивая на ходу каски и передергивая затворы винтовок, суетилось около дюжины немецких солдат; похоже, они появились за несколько минут до партизан и пока еще не подозревали об их присутствии. Офицер поспешно удалялся от входа в церковь; изнутри валили клубы дыма. «Наверное, Мюллер из СС», — подумал Элиас, но изменчивые отблески огня не давали рассмотреть лицо немецкого офицера. Руки того были свободны, из церкви он ничего не выносил. Может, явился слишком поздно?

Капитан беззвучно выругался. Весь план пошел насмарку. Правда, он и с самого-то начала был негодный. Проклятый Змей — втянул его в эту затею.

— Спиро, проверь, свободен ли вход в склеп.

Старый солдат растворился в пространстве.

Теперь немецкий офицер — это был действительно Мюллер, или Принц, как его называли, — уходил, огибая южную стену церкви. Вслед за ним шли солдаты. Взгляды капитана и Косты встретились, и последний быстро отвел глаза. Было ли ему стыдно за своего командира, стыдно за самого себя? Кроме Змея и Мюллера, только Коста был посвящен в план капитана. Через него стороны поддерживали связь, когда Элиасу приходилось отлучаться. Не оказалась ли эта тайна слишком тяжелым бременем для него?

Позади них, внизу, послышался хруст ломающихся веток, и оба вскинули винтовки.

— Погоди, — сказал капитан.

Из-за деревьев появился Микалис и, не пригибаясь, побежал вверх по склону. За ним следовал Лефтерис. Коста скользнул вниз и рывком увлек священника на землю.

— Извините, что так получилось, — прошептал Лефтерис, не поднимая глаз на капитана. — Он сказал, что проклянет меня, если я его не пущу.

Элиас решил не тратить времени на выволочку подчиненному, лишь жестко посмотрел на священника:

— Угрожаешь проклясть, чтобы добиться своего. Ты удивляешь меня, отец.

— Брат, мне надо попасть в церковь.

— Ты видишь тех солдат?

— Они не станут стрелять в меня.

— Вход в церковь объят огнем. Ты не сможешь проникнуть внутрь.

— Тогда давайте попробуем с тыла. Или через склеп.

Как будто в ответ на слова священника за плечом капитана возник Спиро:

— Через склеп не получится. С той стороны слишком много немцев.