Последствия неустранимы (сборник) - Михаил Черненок

– Нет, нет, нет! Что вы, что вы! Истинное слово, я за соседями не подглядываю. У меня своих забот по горло хватает! – И кивнула в сторону старичка. – Вот Максим Маркович знает все обо всех из нашего кооператива. Вы уж лучше с ним побеседуйте.

Старичок словно этого ждал. Он облизнул кончиком языка потрескавшиеся губы и с достоинством заговорил:

– Что верно, то верно. Я человек наблюдательный. К примеру, могу сказать, давно такой вывод сделал: как дождик пройдет – грязь обязательно будет…

Бирюков улыбнулся:

– А вы, Максим Маркович, не видели, как Головчанский к даче Туманова проходил?

– Чего не видал, про то врать не стану.

– Говорят, умер Александр Васильевич на даче у Тумановых, – внезапно сказала женщина. – Правда ли?..

– Кто это говорит? – спросил Антон.

Женщина растерялась:

– Дак вот… Максим Маркович…

– Чего ты, Федоровна, на меня телегу катишь?! – задиристо вспыхнул старичок. – Я ж не конкретно тебе сказал…

– А как?

– Предположительно.

– Объясните свое предположение, – попросил Антон.

– Чего объяснять?.. Довелось мне видеть, как час назад Олег Туманов сломя голову выскочил из своей дачки и помчался на машине в райцентр. Из любопытства я подошел к окну и в щелку между занавеской увидал мужика на полу. По одежде и обличью фигуры – вылитый Сан Силич…

– Вы знакомы с Головчанским?

– Хо! Мы с Сан Силичем, без брехни, закадычные друзья. Я для его дачи рамы мастерил…

Женщина с усмешкой проговорила:

– Сказал бы, что пустыми бутылками он тебя снабжает…

Старичок обиделся:

– Не надсмехайся. Бутылки – это бесплатное вознаграждение. Неужто Сан Силич сам потащил бы стеклотару в ларек сдавать? Руководителю предприятия таким пустяковым делом заниматься не к лицу, а мне лишняя копейка карман не продырявит. Да, к примеру сказать, тебе я тоже оказывал подобную услугу…

Женщина махнула рукой – что, мол, пустое слушать – и ушла в домик, расположенный напротив недостроенной дачи Головчанского. Максим же Маркович, слегка попахивая перегаром, разговорился с Бирюковым, словно с давним приятелем. Фамилия его, как узнал Антон, была Пятенков. Сорок с лишним лет он отработал путевым обходчиком на железной дороге. В прошлом году оформился на пенсию. Недавно схоронил старуху. С горя стал попивать винцо, а до этого капли в рот не брал. Живет у сына. Помогает строить дачную избушку, оттого «большей частью днюет и ночует здесь, в кооперативе». Знал он, что «дачу Сан Силича возводит “дикая бригада” из пяти армян и семи бичей». Бригадирствует армянин по имени Хачик, с прозвищем Тарзан. Строительство ведется главным образом вечерами, так как в дневное время бригада занята на каком-то государственном объекте.

– Как Головчанский расплачивался с бригадой? – спросил Бирюков.

– Должно быть, хорошо платит. Мужики вкалывают на совесть.

– Деньги где они получают: в конторе или у самого Головчанского?

– Чего не знаю, про то врать не стану… – Максим Маркович подзадумался. – Оно, как говорится, строительство дачи еще не закончено: внутренней отделки невпроворот. А, помнится, Хачик говорил одному «бичу», что деньги Сан Силич выложит на бочку, когда сдадут объект.

– Какой?

– Кто знает, какой объект подразумевался… Может, дача, а может государственный…

– Как он выглядит, этот Хачик?

Пятенков снизу вверх посмотрел на рослого Бирюкова:

– Телосложением – не слабее тебя и Сан Силича, годами – тоже в вашем с Сан Силичем возрасте, возле тридцати. Черный… Рычит тигром… Возможно, и не по злости – разговор у него такой грубый. Но глазищи у Хачика бандитские – это точно, хоть в церковь не ходи…

Рассказал Максим Маркович Антону и о том, как вчерашним вечером, когда электричка уже отправилась из райцентра в Новосибирск, здесь, на даче, бригадир Хачик и Головчанский «срезались на ножах». Из-за чего сыр-бор разгорелся, Пятенков не знал, но своими собственными ушами слышал, как Хачик пригрозил Александру Васильевичу: «Ох, начальник! За такие шутки на Кавказе башку отрывают!» Вся бригада сразу бросила работу и ушла. Максим Маркович в это время на втором этаже дачи вставлял оконные рамы. Когда он спустился, Головчанский сердито ходил по комнате из угла в угол. Увидев Пятенкова, спросил: «Выпить хочешь, Маркович?» Пятенков не отказался. Александр Васильевич принес откуда-то с веранды пузатенькую бутылку коньяка с завинчивающейся пробкой. Выпили по наперсточку, недолго поговорили о засушливом нынешнем лете. После этого Головчанский передал Пятенкову ключ от дачи и попросил: «Будь другом, Маркович, постереги мое хозяйство, чтобы эти бичи не растащили. Вернусь из отпуска – заплачу. А теперь иди отдыхай, мне надо спокойно одному подумать…»

Пятенков сунул руку в карман и показал Бирюкову плоский бронзовый ключ от английского замка:

– Вот он, ключик Сан Силича!

– Вы можете нам показать, что там, внутри дачи? – спросил Бирюков.

– Отчего же не могу? Хоть сию минуту пойдем смотреть…

Внутри двухэтажный домина Головчанского был действительно еще не отделан. На полу засохли сгустки штукатурки. У стен громоздились плахи, шпунтовая рейка, большие листы добротной фанеры. Посередине просторной комнаты на нижнем этаже желтела кучка просеянного песка, рядом лежали бумажные мешки с цементом и алебастром, валялись строительные инструменты.

Пятенков провел оперативников по всему дому и, словно опытный экскурсовод, объяснил, где Головчанские планируют сделать кухню, где – зал для приема гостей, где – комнаты: хозяина, хозяйки, детскую. Когда «экскурсия» закончилась и оперативники спустились с верхнего этажа, Максим Маркович простодушно принялся пересказывать то, что уже рассказывал Бирюкову.

– Где те рюмки, из которых вы с Головчанским вчера выпивали? – спросил подполковник Гладышев.

Максим Маркович смущенно отвел глаза в сторону:

– Так мы всего по наперсточку из одного стакана дернули.

– Где тот стакан?

– Ну, может, не конкретно, что стакан, а как бы это… – окончательно смутился Пятенков и показал на эмалированную кружку, стоящую на ящике возле ведра с водой. – Вон из той посудины причастились.

Гладышев покачал головой:

– По полной?..

– Ни-ни! Говорю, по наперсточку, на донышке. Даже закусывать не стали.

В разговор вмешался прокурор:

– Перед тем как с вами выпивать, Головчанский трезвым был? – спросил он Пятенкова.

– Как стеклышко.

– А когда выпили, опьянел?

– Ни в одном глазу!

Прокурор, показывая на кружку, сказал следователю Лимакину:

– Оформи этот «наперсточек» на экспертизу…

Подполковник Гладышев отозвал Бирюкова в сторону, тихо спросил:

– Что скажешь, начальник розыска?

– Пока, Николай Сергеевич, ничего не скажу. Пытаюсь сообразить: почему Головчанский вчерашним вечером вместо Новосибирска оказался здесь, в кооперативе?..

– Чувствует мое старое сердце что-то недоброе… – Гладышев взглянул на жестикулирующего перед прокурором Максима Марковича. – Как бы этот свидетель не оказался обвиняемым…

Бирюков промолчал.

– Эх, неприятность… – Подполковник досадливо щелкнул пальцами. – Хотя, знаешь, Антон Игнатьевич, вскроет Борис Медников труп, а там обыкновенный инфаркт без малейших признаков насильственной смерти.

Бирюкову была понятна озабоченность начальника милиции. Лишение человека жизни – одно из самых тяжких преступлений. Вред, причиненный большинством правонарушений, можно как-то компенсировать, устранить или уменьшить. Последствия же убийства неустранимы.

– Все может быть… – ответил Антон вслух, а про себя подумал, что даже при «инфарктном исходе» смерть Головчанского – такой орешек, над которым придется в первую очередь маяться ему – начальнику отделения уголовного розыска.

– Какие неотложные действия считаешь нужным провести? – спросил подполковник.

– Прежде всего, надо установить, почему Головчанский вчера не уехал из райцентра…

2. Обморок Нади Тумановой

С места происшествия Бирюков возвращался в райцентр с Олегом Тумановым. Ехали в машине вдвоем. Антон завел разговор о Головчанском, однако Туманов, к сожалению, оказался из той категории личных шоферов, которые порой даже во вред делу старательно берегут репутацию своего шефа. По ответам Олега получалось, что Александр Васильевич был не только прекрасным руководителем, но и человеком, безупречным во всем.

– А вот дачу, кажется, не по карману себе он замахнул, – сказал Бирюков.

– О чужом кармане судить трудно, – не отрывая взгляда от раскисшей проселочной дороги, ответил Туманов. – Александр Васильевич вместе с заработком жены имел почти шестьсот рублей в месяц. Семья у него небольшая, всего один сынишка-первоклассник.

– Кем жена Головчанского работает?

– Старшей лаборанткой контрольно-семенной станции.