Все имена птиц. Хроники неизвестных времен - Мария Семеновна Галина

– От какого предка? – заинтересовался Гиви.

– Не важно. Смотри на меня, о потомок Авраама! И хотя я не ангел Суруш, возможно, сумею повторить то, что уже сделано.

Он слегка помахал ладонью перед носом Шендеровича, и тот покорно потянулся за его рукой, точно привязанный на невидимой нитке. Гиви покосился на оборотня и слегка отпрянул, увидев, как в глазах того загораются красные огоньки. Наконец оборотень вновь резко взмахнул ладонью, обрывая нить, Шендерович отпрянул и затряс головой.

– Ну? – скептически поинтересовался он.

– Что – ну? – в свою очередь вопросил загадочный гость. – Или мои речи все еще темны для твоего слуха?

– Да вроде нет, – удивленно отозвался Шендерович, озадаченно потирая ладонью затылок.

– А коли так, – спокойно заметил пришелец, – я бы настоятельно советовал тебе и твоему другу взять этого незадачливого водителя вольных стрелков да и похоронить его как подобает. Недобрым он был человеком, как я уже сказал, но и он заслуживает того, чтобы быть похороненным по-человечески, а там уж пусть с ним разбирается Тот, кто знает о нас больше, чем мы с вами, о путники, заблудившиеся на просторах вселенной!

– А эти… гули… – поинтересовался Шендерович, истомленный вынужденным молчанием, – чудовищные порождения пустыни, или как их там? Они нас не тронут?

– Помилуй, мой отважный друг, – возразил пришелец, – неужто ты, просвещенный человек, веришь этим детским байкам?

– Ну, – неуверенно отозвался Шендерович, с опаской разглядывая незнакомца, – как сказать…

– А ежели честно, то гули есть для тех, кто в них верит, и гулей нету для тех, кто в них не верит. А потому берите попону вон с того верблюда, и пусть она будет последним прибежищем злодею – не такое уж это плохое прибежище для человека, чей нос давно уже почернел от грехов. Вон за тем рухнувшим караван-сараем видел я яму – как раз ему по росту.

Шендерович рассеянно огляделся вокруг, потом многозначительно покосился в сторону Гиви.

– И ежели вы намерены воспользоваться случаем и бежать, – сказал незнакомец, прочтя его мысли, – то оставьте это намерение, ибо птицы анка – мои.

Он сложил губы и как-то по-особенному свистнул. С места сорвалась, отделившись от черной стаи, крохотная точка и приблизилась, постепенно увеличиваясь в размере и трепеща крыльями, а потом уселась на плечо незнакомца. Склонив голову, она поглядела на путников насмешливым блестящим глазом.

– О! – удивился Шендерович. – Эту мы уже видели!

Птица подняла хохолок, поиграла им, потом опустила.

– Мы зовем ее худ-худ, – пояснил незнакомец, – эта птица очень полезна для поручений обитателям небес и духам. Нет более прославленной и почитаемой птицы на всем Востоке, так что извольте относиться к ней с должным почтением. Она проследит, чтобы вы исполнили все как подобает.

Птица вновь сорвалась с места и села на обломок скалы, выжидательно поглядывая на Шендеровича.

– У, зараза фискальная, – пробормотал Шендерович, неохотно поднимаясь с места.

– А как вернетесь, – благожелательно заметил незнакомец, – и омоетесь вон из того меха, то, полагаю, уместно будет приступить к трапезе, которая до некоторой степени есть трапеза поминальная. Ибо дух вашего пленителя, убитого трусливыми соратниками, взывает об успокоении.

– Ну да, ну да… – согласился Шендерович, стаскивая с верблюда изукрашенную попону и с той же неохотой направляясь к лежащему поблизости телу.

Гиви вздохнул и последовал за ним.

Взошла остророгая луна, и в ее холодном свете верблюды шумно вздыхали и переминались с ноги на ногу. Из-за развалин раздался долгий переливчатый вой, оборвавшийся на высокой ноте. Гиви вздрогнул.

– Всего лишь шакал, – успокоил его пришелец.

– А, – сказал Гиви, отгрызая кусок от жесткого мяса, завернутого в лепешку, – тогда ничего…

– А еще потомок Шемхазая, – укорил его Шендерович.

– Помилуй, о мой беспокойный друг, – удивился незнакомец, – какой же он потомок Шемхазая? Ог, царь Вассанский, единственный уцелевший на земле исполин, насколько мне известно, не оставил потомства. Что неудивительно: где ему найти пару – при таких-то габаритах? Впрочем, поскольку каждый из живущих на земле, без сомнения, чей-нибудь да потомок, то и другу вашему есть чем гордиться.

– А эти, Братья, говорили…

– А! – сказал незнакомец. – Маги? Ну, эти соврут не задорого. В их речах, ежели честно, вообще нет ни крупицы истины, поскольку истина им вообще неведома.

– Допускаю, – согласился Шендерович, наглея на глазах, – но они, по крайней мере, представились!

– Не имена то были, но лишь прозвания, каковыми они для пущей важности сами себя именовали. А если ты, о сын Авраама, намекаешь, что не назвал я вам своего подлинного имени, то, значит, есть тому своя причина. Можете называть меня Шейхом, ибо это до какой-то степени соответствует истине. Еще добавлю, что не желаю я вам зла.

– Поверю на слово, – мрачно сказал Шендерович.

– Погоди, Миша, – поспешно проговорил Гиви, поскольку Шендерович, угнетенный вынужденным молчанием и общим унизительным положением, явно лез на рожон, – ежели все так, как ты говоришь, о Шейх, не прояснишь ли, куда мы попали и кому мы тут потребны? Ибо за нами гоняются уж, почитай, не первые сутки люди, нам вовсе неведомые.

– Зачем и кому вы потребны, я сказать не могу, поскольку нет у меня на то права, но добавлю, что сие должно открыться вам в соответствующее время, – сказал Шейх, – скажу лишь, что испытания ваши еще не закончились и потребуют равно мужества и проницательности. Впрочем, – он чуть поклонился путникам, – успели вы выказать оба этих качества, так что не сомневаюсь я, что Тот, кто держит весь мир, точно драгоценный камень в ладони, избрав вас, вновь явил любовь свою и милосердие, изначально Ему присущие.

– Э-э… – Шендерович почесал затылок, – польщен. А все-таки где мы находимся? Типа с географической точки зрения? Ибо пребывали мы в Стамбуле, он же Константинополь, он же Византия, он же Цареград, а потом очутились неведомо как неведомо где…

– Где? – сурово переспросил Шейх. – В сердце мира. Ибо сердцем мира зовется то, что существует везде – и нигде. Всегда – и никогда. И то, что происходит здесь, так или иначе происходит во всех мирах, подобно кругам по воде, что распространяются от брошенного камня. И не только на земле во всех ее проявлениях, но и в горних сферах, ибо все, что делается наверху, есть результат действий человека.

– С точки зрения географии это как-то сомнительно, – заметил Шендерович, скептически поджав губы.

– А кто говорит о географии? – воскликнул Шейх, и в глазах его вновь загорелись красные огоньки. – География – услада простецов, изначально положивших сущему жесткие пределы. Для тех же, кто смотрит глубже и дальше, пределов нет. Ибо они лишь завесы, стенки сосудов, отделяющих один мир от другого, но проницаемые для посвященных…

– Ну да, ну да… – устало подтвердил Шендерович, у которого имелась уже практика общения с облеченными властью умопомешанными. – В сердце мира, понятное дело… И вообще – что такое география?