Все имена птиц. Хроники неизвестных времен - Мария Семеновна Галина

– Гу-уль! – эхом отозвались разбойники, на сей раз придя к полному согласию, и вновь уперлись лбами в землю.

– Ну, друг Гиви, – в голосе Шендеровича звучал искренний академический интерес, – а ты что скажешь?

– Гулей не бывает, – констатировал Гиви, пытаясь сохранить остатки рассудка и на всякий случай прижимаясь беззащитной спиной к уцелевшей каменной кладке, – это, наверное…

– Гиена? – с готовностью подсказал Шендерович.

– Нет… это…

– Шакал?

– Нет…

У-оо-аа-АХ!

Верблюды забили копытами, а белая верблюдица предводителя истошно заревела, оправдывая свое прозвище.

Предводитель было втянул голову в плечи, но тут же выпрямился и вздернул подбородок. Гиви даже почувствовал к нему определенное уважение.

– Глядите, трусливые порождения земляных червей, – сказал он, обращаясь к двум согнутым спинам, – как до`лжно вести себя мужчине и воину.

Он выдернул саблю из изукрашенных сафьяновых ножен и крадущейся кошачьей походкой двинулся вдоль стены, углубляясь в развалины, а потом и вовсе скрылся за поворотом. Его спутники как по команде подняли головы, проводили его безнадежным взглядом, а потом снова уперли развившиеся чалмы в грунт.

– Линяем? – интимно проговорил Шендерович, оборачиваясь к Гиви.

– А птицы? – усомнился Гиви, озирая черную сыпь, усеявшую развалины.

– Да и хрен с ними? – предположил Шендерович.

Осторожно, боком они стали продвигаться к проему меж двумя полуобрушившимися каменными кладками. Ахмад и Хасан даже не обернулись в их сторону, продолжая удерживать свою смиренную позицию. Тем более что зловещий вой прозвучал снова, на этот раз в некотором отдалении, дошел до нестерпимо высокой ноты, а затем резко оборвался.

Раздался глухой удар, с каким падает на песок тяжелое тело.

Ахмад и Хасан вновь подняли головы.

– Эй, куда это вы? – завопил Хасан, заметив эволюции пленников.

– Да так, – ответил Гиви, рассеянно отряхивая песок со штанины, – прогуляться пошли…

– Я тебе прогуляюсь, выкормыш землеройки! – свирепо воскликнул Хасан, восстанавливая позорно утраченное лицо и одновременно обнажая кинжал. – Ахмад, держи их!

– Опомнись, о доблестный муж, – польстил Гиви, – или рискнули бы мы удалиться хоть на шаг в столь опасном месте, где на каждом шагу рыщут гули?

Хасан, которого вернули, если так можно выразиться, к реальности, слегка попятился, одновременно нервно озираясь по сторонам.

– С гулью, – раздалось у него за спиной, – покончено.

Ахмад и Хасан слегка подпрыгнули и одновременно обернулись.

Предводитель небрежно очищал саблю обрывком чалмы, вывалянном в песке.

– Не что иное, как трусость, проявленная вами, о переделанные женщины, – сказал он голосом, исполненным печального достоинства, укоризненно покачивая головой, – позволила мне проявить доблесть. Ибо вот эта сабля разрубила гуль пополам от макушки до причинного места, если оно у нее имелось.

Ахмад и Хасан издали короткий дружный вой, на сей раз выражающий восторг.

– Что он говорит? – прошипел Шендерович, пихая Гиви локтем в бок, на котором вследствие подобных манипуляций уже образовался изрядный синяк.

– Что убил гуль, – вздохнул Гиви.

– Это и вправду была гуль? – шепотом спросил Шендерович.

– Понятия не имею.

– Так спроси! Чего стал столбом?

– Не гневайся, о Источник Терпения, – робко проговорил Гиви, – но хотел бы я посмотреть на эту тварь, а также показать ее моему спутнику, ибо в наших краях такого не водится.

– Ежели у вас нет гулей, то кто же у вас есть? – удивился предводитель.

– Ну… волки, потом медведи… потом эти… алканосты… Йети! Во! Дикие люди в горах водятся, огромные и шерстью поросшие.

– Не иначе как тоже гули, – кивнул предводитель. – Однако не могу я исполнить твое желание, сын любопытной матери, ибо в обычае гули испаряться серым дымом, ежели вскроешь им нутро.

– А-а, – понимающе протянул Гиви и, обернувшись к Шендеровичу, пояснил: – Миша, ничего не выйдет. Тело покойницы испарилось серым дымом.

– Ох, крутит он что-то, – покачал головой Шендерович, – ох крутит.

– Шевелитесь же, о мои верные соратники, – обернулся предводитель к своим людям, – и оставьте страхи, ибо зло уничтожено вот этой рукой. Настоятельно необходимо ныне собрать все, что горит, и сотворить жаркое пламя, ибо близится ночь, а создания пустыни, обитающие во мраке, боятся огня.

– Ты посылаешь нас искать кизяк в развалины, о отважный? – робко спросил Хасан. – Но кто поручится, что сия гуль была единственной?

– Я, – холодно ответил предводитель, поигрывая саблей.

– Разве не следует нам двигаться дальше, о Первый Средь Первых? Не стоит гневить того, кто может разгневаться!

– Должно быть, ты лучше меня ведаешь, что потребно предпринять, так, Хасан? – совсем уж ледяным голосом спросил предводитель. – Отвечу тебе, что ежели найдешь ты способ поднять этих птиц в воздух и отправить их в горы Каф, а то и велеть им утопиться в Бахр-Лут – море Лота, то охотно последуем мы за тобой.

– Я… прости, Опора Тысячи Опор.

– Прощаю неразумного, – кивнул предводитель, пряча саблю в ножны, – однако добавлю, что ежели бы ты отдавал приказы, а я подчинялся, был бы ты предводителем, а я – Хасаном. Шевелитесь же, курдючные бараны, пока не облегчил я вас на вес ваших курдюков!

– А мы, о Пример Доблести? – с надеждой вопросил Гиви. – Разве не до`лжно и нам добавить свой кизяк к общему костру? Ибо, хотя и не разили врага в честном бою, ничем мы не уступим в отваге твоим доблестным спутникам!

Он осторожно оглянулся. Птицы анка явно устраивались на ночлег. Они прекратили перепархивать с места на место и сидели неподвижно, спрятав головы под крыло. Может, подумал он, ночью они вообще отказываются летать?

– Что ты ему сказал? – вновь заволновался Шендерович.

– Смыться хочу, – сквозь зубы пояснил Гиви. – Подрядился кизяк собирать.

– А!

– Оставайтесь на месте, о трудолюбивые, – сухо сказал предводитель, – без вас управимся.

Гиви открыл было рот, чтобы завести привычную шарманку о стоянке усердия, но передумал – предводитель выразительно похлопывал по навершию рукояти сабли, не спуская с пленников внимательных глаз. Сумерки загустевали, словно перенасыщенный раствор, в развалинах свистел ветер… Утихомирившиеся верблюды задумчиво чавкали, флегматично двигая челюстями. Хасан и Ахмад, не решаясь отдаляться на значительное расстояние, сновали в пределах видимости, что-то подбирая с земли в полы своих одеяний. Надо же, думал Гиви, сколько тут кизяка!

– Мусор, – вздохнул предводитель, глядя в согнутые спины разбойников, – взял я с собой негодных, несто`ящих, ибо многие знания, как рек один неглупый неверный, умножают скорбь. Так не лучше ли прекратить их земные скорби, дабы знания не растрачивались понапрасну?

– А что же ты, о Победитель Гулей? – осторожно поинтересовался Гиви. – Коли оно так, разве ты в не меньшей опасности?

– О! – рассеянно отмахнулся предводитель, – я бы на твоем месте, о любопытствующий, не стал бы тревожиться раньше времени, ибо тот, кто тревожится раньше времени, совершает рискованную продажу, ибо меняет неведомое будущее на треволнения в настоящем.

– Ну, ежели так… – протянул Гиви, чувствуя, что не в силах плести нить изысканной беседы по причине усталости и ноющего копчика. Вдобавок от страха в животе у него поворачивалось что-то холодное и скользкое, словно он ненароком проглотил лягушку.

Наконец на площадке меж камнями образовалась изрядная кучка бурого бесформенного топлива, изящно декорированная сухими веточками какой-то местной версии перекати-поля.