"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли

- Дом в Саутенде надо перестроить, - Джон, улыбнулся, глядя на обведенный контур младенческой ручки, - следующим летом этим займусь.

- Питер, вместе с принцем Уэльским, открыл химический завод «К и К» в Ньюкасле, - читал Джон ровный почерк жены, - вся семья, конечно, была на церемонии. Я обещала Маленькому Джону, когда он подрастет, тоже туда поехать. Возвращайся быстрее, милый мой. Мы очень по тебе соскучились.

- И я тоже, - Джон вдохнул влажный аромат земли, запах мокрой, палой листвы. Днем прошел мелкий дождь.

Он шел к гостинице, думая о белом Рождестве, о том, как вся семья будет наряжать елку, в большом, уходящем каменными сводами вверх, обеденном зале. Джон думал, как будет гулять по парку, с детьми, и кормить оленей, а вечером, когда все отправятся спать, Полина усядется у камина и отдаст ему гитару: «Давно ты мне не играл, милый мой».

Джон обошел здание гостиницы и вскинул голову. В окнах номера Марты, через опущенные гардины, виднелся свет газовых рожков.

Он заметил какие-то тени, двигающиеся по комнате. Герцог нахмурился:

- Князь Карл, что ли, у нее в гостях? Она должна была со всеми попрощаться. Как бы мне это ей предложить…, - Джон нащупал в кармане почту для Марты. Ей написал сын из школы, Питер прислал записку, а еще один конверт был из Иерусалима.

- Предложить работать…, - Джон вздохнул: «Ладно, подумаю, как это лучше сделать».

Он взбежал по лестнице для слуг на второй этаж и постучал в дверь номера Марты.

- Федор Михайлович, - женщина мягко отняла у него руку. Он все стоял на коленях.

- Федор Михайлович, - повторила Марта, - я очень польщена, но я вас не люблю. И не полюблю, - она отвернулась. Достоевский, поднявшись, посмотрел на нее своими разными глазами:

- Зачем вы тогда меня пригласили, Марфа Федоровна? Играть со мной? - его голос стал высоким, резким. Он прошелся по комнате, взяв папиросу, чиркая спичкой: «Если я вам не по душе…, -Достоевский помолчал, - то так и скажите».

Она стояла, маленькая, хрупкая, в темном платье. Достоевский увидел у нее в руках какую-то бумагу.

- Я бы хотела остаться вашим другом, - зеленые глаза взглянули на него, - и, как друг, я считаю своим долгом отдать вам вот это, - Марта протянула ему документ.

- Я это взяла у жандарма, в Семипалатинске. Мне кажется…, - женщина помолчала, - вы знаете человека, что отправил распоряжение.

Достоевский пробежал глазами ровный почерк писаря и дошел до подписи: «Исполняющий обязанности начальника Третьего Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, коллежский советник Федор Петрович Воронцов-Вельяминов».

Он вспомнил высокого, рыжего студента с добрыми, голубыми глазами, провожавшего его домой, по ночному Петербургу, вспомнил, как Федор Петрович вздыхал:

- Я сиротой вырос, ни матери, ни отца не знал.

Достоевский увидел его улыбку. Сам не понимая, что говорит, он пробормотал:

- Слезинка ребеночка…., Нет, нет, Марфа Федоровна, - Достоевский скомкал бумагу, - это подделали, чтобы опорочить его. Он сын декабриста, он честный человек…, - Марта, было, рванулась к Достоевскому, но тот швырнул приказ в камин. Бумага вспыхнула, корчась в огне.

- Степушка так говорил, - подумала Марта, - но Федор Петрович был ему брат…, - документ рассыпался на мелкие искры. Она горько сказала себе:

- Теперь и не докажешь ничего. Хотя нет, - женщина рассердилась, - я этого так не оставлю.

- Это все ложь, - Достоевский выбросил окурок папиросы в серый пепел, оставшийся от бумаги:

- Ложь, Марфа Федоровна, Третье Отделение, на что угодно пойдет, чтобы порядочных людей очернить, - он поднес руку к голове и поморщился. В ушах шумело. Он, глядя на лицо Марфы Федоровны, внезапно почувствовал острую тоску:

- Не увижу ее больше, должно быть, - вздохнул Достоевский, - она в Россию приезжать не будет…, -Марта передала ему шкатулку.

Он смотрел на аккуратные пачки ассигнаций, а потом услышал ее нежный голос:

- Это для вас, Федор Михайлович. И вот еще, - Марта протянула ему тетрадь, - вы сможете сами издавать книги, не зависеть от журналов…, - Достоевский ничего не понимал. Он, дрожащей рукой коснулся ассигнаций:

- Здесь много, очень много…, Казино открыто, я удвою эту сумму, а потом…, - он даже закрыл глаза, так это было сладко.

- Только вы должны мне обещать, - настойчиво сказала Марта, - что вы прямо отсюда поедете в Россию, и не будете больше играть…, Федор Михайлович, - она даже испугалась, - что с вами?

Его плечи тряслись. Он схватил из шкатулки пачку купюр и швырнул ее в камин.

- Зачем! - крикнул Достоевский, - зачем тогда все это…, Вы не понимаете…, - он выронил деньги, Марта заметила, как подергивается его лицо. Она бросилась к Достоевскому, удерживая его, осторожно опуская на ковер, укладывая его голову себе на колени.

Марта видела припадки. Когда они жили в Киото, в замке его светлости Есинобы, у одного из слуг был больной сын.

- Грегори с ним дружил, - Марта, поглаживала русую, с легкой проседью голову, вытирая платком слюну, лившуюся из полуоткрытого рта, - а потом мальчик выздоровел. Бедный Федор Михайлович…, - пачка денег догорала в камине, по ковру были разбросаны ассигнации. Марта сидела, покачивая Достоевского: «Не надо, не надо, все будет хорошо…»

Когда она открыла дверь герцогу, в гостиной уже было прибрано.

- У него припадок случился, - вздохнула Марта, указывая на Достоевского. Тот дремал на обитом бархатом диване:

- Он приказ в огонь бросил, Джон. Не поверил ему. Ты оказался прав, - Джон, на мгновение, коснулся ее руки:

- Мне очень жаль, Марта. Ты отдыхай, - велел он, - я его потом в пансион отведу. Держи, - герцог протянул ей письма.

Марта взяла кашемировую шаль и с чашкой кофе вышла на террасу. Сын писал, что в школе у него все идет отлично:

- Здесь есть мальчики из Индии, Гонконга и Америки, но в Японии и России никто не был. Они, мамочка, мне все в рот смотрят. Крестик я ношу, не волнуйся, икона у меня в комнате, и книги тоже. Милая мамочка, приезжай быстрее. Очень хочется тебя увидеть…, - письмо было на русском языке. Марта напомнила себе, что надо, по возвращению в Лондон, найти хорошего оружейника и переделать катану. Меч в Итон не поехал, а остался на Ганновер-сквер. Питер писал, что открытие завода прошло удачно:

- Теперь я занимаюсь сталелитейным предприятием, по соседству. Дорогая кузина, надеюсь, что у вас все в порядке и жду нашей встречи в Лондоне.

Марта распечатала третий конверт. Его переслали из Англии, но письмо было от Бет, со Святой Земли. Женщина улыбнулась, пробежав глазами, знакомый почерк и вернулась в гостиную. Джон сидел у стола, покуривая, блаженно вытянув ноги. Марта помахала письмом:

- Рождество я в Иерусалиме отмечу, дорогой мой. Бет и Джошуа женятся, в следующем месяце. Я у нее обещала подружкой быть. Отсюда отправлюсь в Ливорно.

- Наконец-то, - добродушно заметил Джон, - два года почти она училась. Я помню, ты мне говорила. Отменный она журналист. Наши газеты тоже ее колонки печатали. Послушай…, - он помялся. С дивана раздался слабый голос: «Марфа Федоровна…». Герцог велел себе: «Потом. Когда она в Англию вернется, поговоришь с ней».

Достоевский проснулся и обвел глазами свою скромную комнату. За открытыми гардинами виднелось полуденное солнце:

- Какой-то лакей меня сюда довел, из пансиона…, Господи, как неловко получилось, перед Марфой Федоровной…, - он приподнялся и увидел на столе шкатулку. Достоевский представил себе расчерченное на квадраты сукно стола, скачущий шарик. Перед ним встали зеленые, прозрачные глаза:

- Полина..., Господи, но ее не так зовут…, Нет, нет, именно так…, - он пошарил на ковре и чиркнул спичкой. Он шевелил губами, мотая головой. Достоевский видел бронзовую, склонившуюся к фортепьяно, голову, слышал ласковую, медленную музыку:

- И не понимаю, не понимаю, что в ней хорошего! Хороша-то она, впрочем, хороша; кажется, хороша. Ведь она и других с ума сводит…, Стройная. Очень тонкая только. Мне кажется, ее можно всю в узел завязать или перегнуть надвое. Следок ноги у ней узенький, мучительный. Именно мучительный. Волосы с рыжим оттенком. Глаза, настоящие кошачьи, но как она гордо и высокомерно умеет ими смотреть…., - он отложил перо. Опустив голову в ладони, Достоевский повторил: «Мучительный».