Слово атамана Арапова - Александр Владимирович Чиненков

Гурьян возвращаться не хочет. И ей вдруг до слез стало жалко его, себя, сына. Но прежде всего его. Люди не поймут и осудят прежде всего не хана хивинского, насильно поженившего их, а Гурьяна.

– Што ж делать-то нам? А? Гурьяша? Но так жить среди зверюг тоже нельзя.

Казак обхватил голову руками.

– Я и сам тово не ведаю, как быть. Даже, грешным делом, хотел руки на себя наложить.

– А мож, обойдется? Гурьяша? – Матрена быстро смахнула набежавшие на глаза слезы, чтобы он не успел их увидеть. – Скажем людям: мол, так и так. С Хивы сообча бежали. А ребеночек-то мой, а не твой вовсе. Об том и не прознат нихто! Будешь со Степанидой-то жить, а мы со Степушкой рядышком. Мне многово не надо б. Лишь бы тебя, родненького, целым, здоровым и живым рядышком завсегда видеть!

– Ты што, ополоумела? – взорвался Гурьян. – Штоб я да вот эдак по-песьи поступил? Да не в жисть! По мне, ужо лучше в позоре, да сообча с тобою! Не захотят люди принять… Што ж, уйдем. Рядышком избу справим и на хуторе жить будем! Руки-ноги есть – не пропадем, выдюжим!

– Гурьяш, а мож…

– Цыц, не слова боля! С утречка прямо идем отселя.

– Куды?

– К людям!

Утром, когда сборы были закончены, Гурьян посмотрел с болью на оставляемое жилище и, борясь со слезами, сказал:

– Спасибочки тебе превеликое, кров наш! Не обессудь, што оставляем тебя! Благодарствуем за приют, за щастье, што получали в стенах твоих! И ешо… и ешо…

Казак проглотил подступивший к горлу ком и, не находя больше слов, замолчал. Трудно стало говорить ему. Он лишь посмотрел на плачущую Матрену и взял у нее сынишку.

– Ох, боюся я, Гурьяша. Ох, боюся!

– Да будя тебе реветь-то. Не покусают, не боись! Поглядят не так, выдюжим. Плюнут – утремся. Не к ворогам же путь зараз держим, а к своим! – Взвалив на плечи тюк со скудными пожитками, он посмотрел на улыбающееся или щурящееся от лучей солнца личико сына: – Ну што, Степка, потопали?

Мальчик шевельнул губками, и Гурьяну вдруг показалось, что он спросил: «Куды, папа?»

– К людям, сынок, к людям! – ответил он. – Там, где люди, там и жизнь, сынок! Жизнь настоящая, желанная и чистая!

Он передал ребенка Матрене, обнял ее за плечи и, поглядев на голубое небо, крикнул:

– Ничаво! Живы будем – не помрем! Хосподь зараз с нами, а значится, все невзгоды переживем и все мы выдюжим!

Послесловие

– Вот, пожалуй, и все, внучики мои разлюбезные. – Старушка последний раз перетасовала колоду карт Таро, которые за время рассказа все время перебирала пальцами, и отложила ее в сторону. – Все обсказала вам об походе казаков яицких на землю Сакмарскую. Все, што сама знала. – Она с любовью посмотрела на двух своих внуков и ласково улыбнулась. – Мож, што и запамятовала, ужо не взыщите. Чем больше годов, тем и память короче.

– Бабуль, – обратился к ней мальчуган лет четырнадцати, – а энто все взаправду было?

– Конешно, Савка, – ответил за бабушку ее старший шестнадцатилетний внук. – Бабуля завсегда правду кажет. Об том весь Сакмарск токо и говорит!

– Василь, а ты… – Но младший внук не успел договорить и осекся, услышав зазвучавший со двора грозный окрик деда:

– Марья, оглохла, што ль?

– Ой, Степушка, щас я. – Женщина засуетилась и посмотрела на внуков: – Идите… идите на двор от греха подальше, воробушки мои. А то дедуля обсерчает ненароком.

– Бабуль, а ты не обсказала, што с Мариулой стало? – уже от двери спросил младший внук Савка.

– Запамятовала я об ней, – ушла от ответа женщина. – Кады вспомню, так и обскажу.

Старый казак, хмуря брови, вошел в горницу и сурово взглянул на затихших внуков:

– А ну марш на двор, стригунки. Отец ужо умаялся один-то навоз тягать. Не наскучило вам ешо бабкины россказни слухать?

Внуки друг за другом выскользнули за дверь, а их дед посмотрел на бабулю и более ласково сказал:

– Ну чово деткам-то бошки морочишь, Мариула? Пусть новым живут и о большем мечтают.

– Нельзя прошлое забывать, грех энто, – возразила Мариула. – Ешо старец Андрон не раз сказывал – нет у тово будущево, хто не знат прошлово!

– Да ну тя, – отмахнулся Степан. – Айда, собирайся, идтить пора.

– Куды ешо? – удивилась Мариула.

– Аль запамятовала, старая? Нынче сорок днев Кочегуровы отмечают. Ужо сорок днев прошло, как Петро к Хосподу отошел. Царствие ему небесное!

– Надо ж. – Мариула смахнула кончиком платка набежавшую на глаза слезу. – Стоко годов со своей Юлдузкой душа в душу прожили, и на тебе. Горе-то какое.

– Не с Юлдузкой, а с Меланьей, – поправил супругу Степан. – Ee ж ешо Никифор окрестил зараз перед венчанием? Аль запамятовала?

– Стара стала, – вздохнула Мариула. – Я и Фому Сибирякова, покойничка, все как старца Андрона вспоминаю. До сих пор обвыкнуть не могу.

– Давай, давай, пошевеливайся. – Степан взял супругу под руки и помог подняться с табурета. – Малец Куракиных ужо прибегал. Ищут нас!

– И много людей собралося? – повязывая платок, спросила Мариула.

– Почитай весь Сакмарск тама. Аж столы на улице перед церковью накрывают!

– Уважаемый казак был Петро Кочегуров!

– И Куракины тама с детьми и внуками. И Араповы тожа. Даже поп Никифор с попадьей своею Стешкой за стол выйдут. Ох и плох батюшка наш, едва ноги волочит.

– Старость не радость, – беря мужа под руку, вздохнула Мариула. – Ну идем, Степушка. Покудова доковыляем, в самый раз все за столы рассаживаться будут.

Выглядывая из-за плетня, внуки провожали взглядом сгорбленные фигурки стариков.

– Васьк, а Васьк, – тронул брата за руку Савка, – а Мариула ведь бабуля наша?

– А ты токо об том проведал? – отдернул руку Васька. – Я ужо давно об том ведаю. Дед ее токо при людях Марьей зовет, а кады вдвоем оне – то Мариулой. Сам слыхал!

– Васьк, а для че она не хотит Мариулой зваться прилюдно? – все приставал с расспросами младший брат.

– Об том я не ведаю, – отмахнулся старший. – Не хотит и все! Тебе-то чево с тово?

– Васьк, а для че она нам об казаках обсказала? – снова спросил Савка. – Мы ж об колдунах просили?

– Тебе все сказки подавай, – усмехнулся Васька. – Бабуля нам об казаках для тово обсказывала, штоб знали мы, на какой земле проживать довелось!

– И на какой же?

Прежде чем ответить, старший брат на минуту задумался, а потом серьезно, прямо как взрослый, сказал:

– На нашей, на Россейской! Деды наши кровушкой своей ее залили, для державы завоевывая! И нам ешо с тобой, Савка, защищать ее доведется!

– Токо нам?

– Нет, не токо. И