Древние знания – на службе современности. Ancient knowledge – to the service of today - Сергей Каменский

Сейчас такое понятие как добродетель практически исчезло из обиходного языка. Неотделимые от него по сути понятия совести, стыда, сочувствия, честности, чести, достоинства и долга остались, пожалуй, только в публичных речах, очень редких ныне на ТВ культурно-просветительских передачах, рассказах о жизни обездоленных да в церковных проповедях. На страницах приватизированной прессы, в тотально и умело биологизированных и сексуализированных теле– и радиоэфире, эти слова звучат редко и, очевидно, несколько диковато. Вянут они на гламурном фоне жизнерадостных призывов ловить свой шанс и рекламы – этого назойливого и не особо пристойного «двигателя прогресса». Что ж, еще с древности известно: какие времена, такие нравы.

Но наша сумасшедшая эпоха не исключение. Подтверждают это многие, к примеру, Эразм Роттердамский: «Стыд – это страх честности перед позором», а дополняет его Мишель Монтень: «Первый признак порчи общественных нравов – это исчезновение правды, ибо правдивость лежит в основе всякой добродетели». О том же размышляет Оноре де Бальзак: «Быть может, добродетель есть не что иное, как душевная деликатность». Очевидно, эти и все похожие мысли и выводы отражают различные грани многомерного, но целостного явления.

Понятие добродетели – пусть даже обобщенное и крайне трудно формализуемое строгими научными определениями – раньше, до нынешней бурной эпохи – интуитивно понималось большинством людей, во все времена и у всех народов. Хотя смысл в него вкладывается совершенно разный – зависящий не столько от ценностных ориентаций человека, сколько от национально-исторических традиций. Или, по науке, психокультурных особенностей конкретного этноса или народа, его стабильного «цивилизационного кода».

В нашем современном языке ближе всех к нему такие понятия: нравственность или мораль, нравственный или моральный человек. Действительно, такие определения как порядочность, порядочный, хороший, гораздо более неопределенны и многозначны – в каждом социальном слое свои.

(Чисто для разрядки, но тоже «в тему» показательный пример: в среде американских мафиози итальянского происхождения тоже есть, как известно, собственный, свято соблюдаемый «кодекс чести». Он включает не только закон «омерта» или молчания. Так, никто из своей или чужой «семьи» не скажет о себе или ком другом, что он «крутой» или нечто вроде этого: неприлично. Только «хороший человек» (“we are good people”). На обычном языке это значит, что он «замочил» по меньшей мере одного человека. Вот такая своеобразная, причудливо инвертированная и не человеческая мораль – по-простому, аморальность).

Продолжим наш анализ. Человеческий язык: не только средство общения и передачи эстафеты всей накопленной культуры по цепи поколений. Это еще и существующий многие столетия тонкий, эффективный и надежный фильтр, отделяющий случайные, пустопорожние, недолговечные слова от тех, которые наиболее верно отражают реальность. Они и остаются в живой речи народа. И здесь, как и в некоторых других характеристиках человека, как правило, две градации: моральный и высокоморальный, нравственный и высоконравственный. А вот отрицательная характеристика всегда однознозначна: аморальный, безнравственный.

Но давайте вспомним (чтобы не впасть в очередное типичное заблуждение), что и сама мораль может быть ооочень различной:

– индивидуальной, общественной или гипотетически, даже общечеловеческой;

– классовой, клановой, мещанской, революционной, религиозной (притом, у каждой религии своя!) и т.д.

Это наиболее общеизвестные ее подвиды. И все с очень сильно различающимися нормами и предписаниями – иногда как небо и земля, взаимоисключающими. Наши выводы подтверждает из 19-го века честный и язвительный Марк Твен: «Этика состоит из политической этики, коммерческой этики, церковной этики и просто этики».

Очевидно, наивысший, но крайне редко достижимый в реальной жизни эталон – мораль общечеловеческая – и ее столь же редкие носители. И скажем, для справки: этика – это наука, объектом изучения которой как раз и является мораль. Но в живом, обыденном языке оба слова стали практически синонимами, как и понятия этический, этичный, т.е. моральный, нравственный.

Как видим, в теории , даже с самими понятиями трудно разобраться (но вспомним – они отражают сущность, лежащую в самой глубине!). А в жизни еще сложнее найти согласие в оценке того, является человек нравственным или нет. Кому-то нравится человек, кому-то нет. «Всем мил не будешь», говорят в народе. А вот и подтверждения – от Аристотеля: «Друг всем – ничей друг» или «Кто нравится всем, не нравится никому» и Эразма Роттердамского: «Иметь много друзей – значит не иметь ни одного».

И никакие рейтинги, как принято сейчас, здесь не помогут, и голосование тоже не даст результата: вспомним, что выше говорилось о человеческой природе. Потому что люди не могут, как и в древности, договориться между собой, что такое – хорошо и что такое – плохо. (Об этом же из Древнего Рима Публий Теренций: «Сколько людей, столько и мнений»). Вернее, люди постепенно все-таки учатся, хоть и дорогой ценой – но, «по последним данным разведки», может не хватить исторического времени уже для всей цивилизации…

С миром материальным таких проблем не возникает. Убеждать никого не нужно, какая вещь хорошая, какая хуже: осмотри ее, подержи в руках, попробуй в деле – или, на худой конец, обратись за советом к специалисту. Правда, мы здесь не трогаем рекламу, способную «впарить» кому угодно что угодно. А с тем, что трудноуловимо и переменчиво, как и все, что порождают человеческий разум и язык, сложнее…

Но все же – и раньше и, тем более, сейчас – заявлять о собственной высокой нравственности среди нормальных людей не принято. Это проверяется известным с древности способом: по конкретным делам, а потом еще и по их соответствию словам и намерениям. Правда, вспомним сказанное раньше: даже о мелочах, а тем более о серьезных делах оценки, как правило, полярные, взаимоисключающие. И никакого среднего здесь никак не вывести. Поэтому нам и приходиться проверяться самыми общими, универсальными законами и пронятиями – в нашем случае это не что иное, как общечеловеческая мораль, сколь она ни условна.

Но это то, что касается обычных граждан. А что до «лиц общественно-значимых», то с ними куда сложнее: ведь им выносит не искаженную переменчивыми и преходящими страстями и заблуждениями современников оценку и ставит свою печать только История – вернее, само время… И с ними они остаются в памяти поколений – кто с благодарностью, кто с порицанием; а бывает, с проклятием.

Правда, все-таки, иногда встречались (и даже в наши дни встречаются) люди, сказать о которых плохое слово – ни при жизни, ни после смерти было бы, пожалуй, трудно – себе дороже обойдется. Ну, например, Конфуций, Сократ, Махатма Ганди, Мартин Лютер Кинг, Мать Тереза, Нельсон Мандела…; и в нашей истории были такие: Сергий Радонежский, Ярослав Мудрый… Сухие исторические хроники не отмечали, похоже, никаких недостойных, порочащих их деяний. Но это крайне редкие, близкие к абсолюту, живые воплощения достаточно абстрактной общечеловеческой морали.

Мы же должны делать выбор на высокие посты из людей реальных: не записных праведников, а тех, что есть, что живут среди нас. И желательно все знать заранее: чтобы не ошибиться и выбрать лучшего. Скажем еще точнее: именно здесь и сейчас – наиболее пригодного для этого дела. Ну, на худой конец, чтобы не выбрать совсем непригодного – тогда жди беды со всеми вытекающими последствиями: в виде неразберихи, разрухи, человеческих слез и крови.

Здесь напрашивается естественный вопрос: не слишком ли много разговоров вокруг этого, изрядно обветшавшего в наши дни понятия добродетели? Мы же не председателя парламентского подкомитета по надзору за моральными устоями выбираем, а главу государства. Ведь главное нам о претендентах известно: все, как говорится, добропорядочные и законопослушные граждане, все на виду (если, как водится, «компромата» и хватает на всех, то это же не доказанная судом вина, как того требует Конституция!).

Дело в том, что есть все основания утверждать следующее: добродетель, как это ни странно звучит, действительно является основным качеством, определяющим пригодность человека к занятиям общественными делами. Требования высокого профессионализма не оспаривается, но это профессионализм особого рода, сочетающий принципы науки и искусства в единой политической деятельности.

Только вот качество это, добродетель, в реальной жизни трудно сколько– нибудь четко определить и измерить – см. аргументы выше. Нам придется поискать какое-то другое…