Отправляем в поход корабли - Михаил Куманин

События развивались быстро. Как-то вечером офицер связи радировал тревожную весть: двигаясь со стороны Черкесска, враг оттеснил ослабленные части Закавказского фронта, захватил Клухорский перевал; передовые отряды немецкого 49-го горнострелкового корпуса начали спускаться по южным скатам хребта.

Значит, враг от нас всего в 50-60 километрах!

Силы базы немедленно привели в боевую готовность. О случившемся докладываем командованию флота. Ф. С. Октябрьский в свою очередь радирует о сложившейся обстановке в Москву. Верховное Главнокомандование приняло срочные меры, чтобы выправить положение. К перевалам были брошены свежие части.

Но обо всем этом мы узнали много позже. А в те тревожные часы штаб базы вдруг перестал получать донесения от офицера связи. Мы провели бессонную ночь.

Что же происходит там, на склоне хребта? Обеспокоенный, утром я поехал в штаб 46-й армии в Сухуми. Разыскал Федорова.

- Почему молчите?

Капитан 3 ранга пожал плечами:

- Отстранили меня здесь от всего. Сам не пойму, в чем провинился.

Иду к командующему. Генерал удивляется: он никаких распоряжений не давал. Стали выяснять. Оказалось, на нашего представителя обиделись офицеры штаба армии. Они не могли простить ему, что Москва узнала о событиях на перевале от нас, моряков, а не от штаба армии. Да, бывает такое! Недавно, читая воспоминания генерала И. В. Тюленева, я нашел такое место: [68]

«Высланные в горы со стороны Закавказского фронта части 46-й армии не успели своевременно занять и организовать оборону. Враг воспользовался этим нашим упущением и бросил в горные проходы достаточно большие силы.

Своим 49- м горнострелковым корпусом немецкое командование намечало нанести удар в районе Черкесска и выйти к Сухуми.

15 августа начались бои.

На второй день боев штаб 46-й армии спокойно сообщил: «Положение без изменений…» А 18 августа мне стало известно, что передовые части 1-й и 4-й горнострелковых немецких дивизий уже появились на северных скатах Клухора и на перевале Донгуз - Орун - Ваши. Не встречая сколько-нибудь организованного сопротивления, «эдельвейсы» за несколько дней распространились на основных горных путях и завязали бои с оборонявшими перевал подразделениями 815-го полка 394-й стрелковой дивизии».

Вот только когда стали ясны причины нашей размолвки со штабом армии. Люди допустили ошибку, хотели ее потихоньку исправить, а мы по простоте душевной забили тревогу.

Инцидент быстро уладили. Командующий пожурил своих штабистов за самовольство, и Федоров получил возможность спокойно работать.

Кровопролитные бои за перевалы продолжались. Эти дни были для нашей базы самыми тревожными.

На командных и наблюдательных пунктах, на огневых позициях, в окопах люди несли круглосуточное дежурство. А враг наглел. У нашего побережья рыскали его подводные лодки. Дошло до того, что одна из них обстреляла из своих пушек поезд, шедший вдоль берега.

Несмотря на напряженность обстановки, мы не могли сокращать морские перевозки. Корабли и суда ежедневно выходили из портов. Они направлялись под Новороссийск, где на Мыс-Хако на небольшом плацдарме, сплошь перепаханном снарядами и бомбами, сражались морские пехотинцы. Шли к Туапсе, где наши части в беспрерывных боях сдерживали вражеские войска, рвавшиеся на побережье. Корабли везли [69] туда пополнение, боеприпасы и продовольствие, а выгрузившись, открывали огонь по неприятелю.

В начале сентября 1942 года крейсер «Красный Кавказ» еще не закончил полностью ремонта, а его командир капитан 2 ранга А. М. Гущин уже получил распоряжение принять на борт полк морской пехоты и доставить его в Туапсе. Когда я пришел на крейсер, Гущин встретил меня холодновато.

- Все наши планы нарушаются, - сказал он. - Мы же не успели как следует опробовать механизмы.

- На войне часто приходится корректировать планы, Алексей Максимович.

- Понимаю. Коль нужно, ничего не попишешь. Я уже отдал приказание срочно готовить корабль к походу.

Погрузка крейсера проходила высокими темпами. По трапам с причала на борт корабля поднималась вереница моряков с тяжелой ношей на плечах - с разобранными пулеметами и минометами, ящиками патронов. По другим сходням вкатывали полевые и зенитные орудия, повозки и походные кухни. Грузовые стрелы подхватывали и осторожно опускали на палубу танкетки и автомашины.

Распоряжались работами офицеры корабля. Среди них я увидел заместителя командира корабля по политической части Ивана Григорьевича Щербака и секретаря партийной организации Лазаря Ивановича Шишкина. Они встречали пехотинцев, помогали удобнее устроиться. На верхней палубе слышался громкий голос главного боцмана мичмана Тихона Суханова. Он поспевал всюду, старался лучше разместить грузы и попрочнее их закрепить.

Рота за ротой поднимается по сходням. У трапа, как всегда подтянутый, стоит старший помощник командира корабля капитан-лейтенант К. И. Агарков. Следит, чтобы подразделения занимали места, предусмотренные планом погрузки.

У соседнего причала в это время грузится эскадренный миноносец «Сообразительный», тоже принимает на борт морских пехотинцев.

В 15.00 на крейсере звучит сигнал: «По местам стоять, со швартовов сниматься». Корабль отваливает [70] от стенки и направляется к выходу из гавани. Впереди «Сообразительный».

На переходе моряки и пехотинцы пережили напряженный момент. Над морем показались вражеские самолеты-торпедоносцы. Корабли изготовились к бою. Но вражеские летчики, по-видимому, не рискнули нападать на хорошо вооруженные корабли и прошли вне досягаемости зениток. Полк морской пехоты был доставлен в Туапсе без всяких происшествий.

Такие рейсы стали для нас делом обычным. В октябре 1942 года отряд кораблей в составе того же крейсера «Красный Кавказ», лидера «Харьков» и эсминца «Беспощадный» срочно перебросил в Туапсе гвардейскую горнострелковую дивизию. Враг снова не осмелился напасть на мощные корабли в открытом море. Он попытался это сделать на фарватере, ведущем к порту Туапсе, рассчитывая, что здесь, в узкости, будет затруднен маневр кораблей. Именно в этом месте, заглушив моторы, притаились в темноте фашистские торпедные катера. Враг хотел из засады внезапно атаковать наши корабли. Но сигнальщики крейсера заметили на воде подозрительные черные точки. Гущин, возглавлявший отряд, послал лидер выяснить, что это за катера.

Нервы фашистов не выдержали. Наспех выпустив торпеды, они поспешили скрыться. Семь сильных взрывов раскололи тишину ночи: вражеские торпеды ударились в бетонный мол далеко от крейсера.