Серебряная осень (СИ) - Беляев Николай Владимирович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне, кстати, было любопытно, обратят ли на посту внимание на Юркины детекторы. Нет, ни слова не сказали — то ли колдун вообще не проверял на наличие колдовских предметов, то ли увидел на них городскую метку и не стал задавать вопросов. Хотя девайсы лежали не на виду — убраны в спортивную сумку.
Вот на въезде нас будут трепать гораздо серьёзнее — вдруг приволокли с собой какую–нибудь заразу… ну, не в прямом смысле, конечно — о подцепленных за пределами города заразных болезнях, тьфу–тьфу, никто не слышал, а вот укус оборотня или бешенство с собой притащить вполне можно. Бывали прецеденты, даже при мне.
Выезжали через южный КПП. Когда–то это был железнодорожный переезд на идущей на юг ветке, но рельсы на бывшей станции давным–давно разобрали — к чему они, если поезда не ходят? Металл не должен пропадать зря. Остались лишь служебные пути, в основном по ним гоняют паровозы, исполняющие роль мобильных котельных. Судя по всему, этого добра в восьмидесятых в депо было много — чёрт его знает, то ли на слом подготовленные, то ли резерв… Но паровозы пригодились — они, в отличие от более современных локомотивов, всеядные, топить можно хоть обогащённым торфом, хоть дровами. Тепловозы же большей частью пошли на металлолом.
Бывший переезд выглядел примерно так же, как блокпост перед Болотом — собственно, они все делаются примерно одинаково, разве что этот сегодня без бронетехники, только укрепления. До аномальной зоны тут пара километров, пост считается более спокойным, выходят через него почти исключительно патрули, что время от времени патрулируют бывшую деревню и набережную до военчасти. Ну что ж… с Богом, как говорится.
Юрка вывернул налево, на дорогу — вперёд уходила бывшая насыпь, тут пути тоже разобраны, но на набережную лучше выехать сейчас, потом будет не съехать. Погода на удивление радовала — тепло, солнышко, разве что птички не поют. Если не знать, что мы за пределами стен — так вроде как и идиллия. Потом, конечно, замечаешь, что деревья и кусты разрослись, а частная застройка за ними поголовно заброшена и разваливается…
Приятель вёл машину небыстро — и дорога тут петляет, и качество её не ахти. Асфальт давно разбит, одни колдобины — впрочем, «козелку» они нипочём, главное — не вывалиться при тряске. Примерно километр — и выехали на открытую площадку напротив реки. Слева открывался шикарный вид на бывший железнодорожный мост, прямо — на Завод на территории Гидростроя, пыльный и ржавый.
Юрка остановил машину и хитро подмигнул:
— Ну что, экипируемся?
Вытащив датчики из сумки, он пришлёпнул их повыше приборной панели, посерединке — смотри–ка, они, оказывается, на магнитах! Продуманные штучки.
Маша аж рот открыла:
— Ой… а что это?
— А это твоя работа на сегодня, дорогуша, — ухмыльнулся Юрик, расплывшись в улыбке. — Вот в этом, — он ткнул пальцем в левый, — будут появляться точки. Это значит, что рядом что–то движется. Я тоже буду смотреть, ты дублируй меня. Если что — кричи, с какой стороны точка. Направление по часам знаешь?
— Нет…
— Тогда просто кричи, когда увидишь точки.
— Юр, ты её сейчас плохому научишь, — не удержался я, запихивая патроны в барабан нагана. — Если она будет кричать, нас от её крика кондратий хватит.
— Ну ладно, ладно. Не кричи, просто скажи, лады? А вот если увидишь, что вот этот шар краснеет, — ОМОНовец показал на второй датчик, — то можешь кричать. Это значит, что рядом нечисть. С той стороны, где гуще цвет. Поняла?
— Поняла, — пробормотала Маша, кутаясь в Юркину куртку. Ей бы на ноги что–нибудь приличное вместо этих легкомысленных кроссовок… Показалось, или она наконец–то начала задумываться, во что влипла? Впрочем, в одном Юрец прав: лишняя пара глаз, даже неопытных, не помешает.
Я защелкнул стопор и, подумав, убрал наган в карман. Не стоит пока что давать его Маше — пусть на деле сконцентрируется, это важнее.
— Ну, поехали, — демонстративно махнул рукой Юрик, трогая машину.
Вырулили на набережную. Надо сказать, что однажды, ещё «в той жизни», я проезжал этот городок транзитом, из Петрозаводска на Москву — маршрут шёл как раз по этой набережной. И не скажу, что она сейчас выглядит сильно хуже, чем тогда — всё те же колдобины, разве что тут заросло всё, да деревянные дома вдоль дороги ещё стоят, заброшенные и покосившиеся, а там давно уже всё снесено.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Приятель старался вести аккуратно — машина всё же своя, да и дорога неблизкая, но болтало всё равно изрядно. Мне и Маше оставалось лишь держаться за скобы и смотреть по сторонам. Хлипкий мост через ручей–приток, руины церквушки на холме, разрушенная плотина электростанции с покосившимся ржавым козловым краном, бараки с выбитыми окнами…
— Ой, краснеет, — пискнула Маша. Впрочем, я и сам уже смотрел на датчик нечисти — в прозрачном шаре клубился красноватый дым, собираясь «на два часа» — впереди и справа. Всё верно, воинская часть…
— Держитесь, попробуем проскочить на скорости, — процедил Юрка, а я, зажав карабин меж ногами, вытащил ТТ — на высокой скорости надо держаться, с карабином несподручно. Маша вцепилась в поручень напротив сиденья обеими руками.
Краснота сгущалась, понемногу переползая вправо. Второй датчик, что характерно, молчал — нечисть не всегда даёт физическое движение. Вот и сама военчасть — прямо перед ней большая площадка, скорее всего бывшее кольцо автобусного маршрута, если судить по бетонной коробке остановки. Заломило виски — не головная боль, а словно жуткое давление. Из–за высокого забора хорошо видны верхние этажи зданий — как новенькие, с целыми вымытыми стёклами.
Собственно, проблема воинской части была как раз в том, что она давала эту жуткую давящую ауру и при этом выходила почти вплотную к дороге — что называется, попробуй проскочи. А вот какого чёрта она выглядит так, словно нет разрухи — никто не знал. Из тех, кто рискнул сюда выбраться, ожидаемо никто не вернулся. И не объехать — территорию занимает неслабую, упираясь в насыпь железной дороги, и объезды давно заросли.
— Что это, — пробормотала Маша, зажимая одной рукой висок.
— Держись, Маруся, прорвёмся, — заорал Юра. У меня в глазах стояла чернота, голова, казалось, вот–вот взорвётся. Ворота части с КПП — закрыто, никакого движения… или не разобрать? Шар–датчик уже густо–малиновый, «козелок» скачет по ухабам, что твой козёл. Ощущение, будто не раннее утро, а тёмная ночь…
И — отпустило. Отпустило рывком, когда мы отмахали от военчасти метров на двести, уже перед первыми домами соседней деревеньки Горка, обычной и заброшенной, как и дома на набережной. Юрка ничего, нормально, а вот Маша вся бледная. Ну ещё бы! Такое не каждый взрослый мужик выдержит.
— Ну что, Маруся, не передумала? — не выдержал я. Но Маша упрямо крутнула головой:
— Нет! Едем.
С характером девчонка. Это, наверное, хорошо…
Я повертел ТТ. Останусь, пожалуй, с ним — не вся нечисть осталась позади. В Порогах тоже может быть весело — деревенька та ещё. Дикая.
На вид Пороги были совершенно безобидными — ну, деревня и деревня, дорога проходит её насквозь, прямая, как стрела, хоть и ожидаемо раздолбанная — хотя до таких ям, как нам позавчера устроил водяной или кто–то из его «подручных», никогда не доходило. Говорят, что не доходило — народу здесь ездит немного, это вам не маршрут на Гидрострой.
Проблема была чисто психологической, за что деревня и получила прозвище «дикая». Она постоянно меняла свой вид — в прямом смысле. Деревья и дома перемещались, дворы то выстраивались в ряд, то разлетались «каменкой», то казалось, что в деревне кипит жизнь — люди чуть ли руками не махали путникам, зазывая в гости, то дома все как один превращались в руины. Все одновременно могли вспыхнуть, на дороге могла появиться стая собак, можно было ехать и всё время видеть рядом с собой один и тот же дом…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Колдуны никакого конкретного вердикта по Порогам не выдавали. Аномалия, и всё тут. Что–то вроде эффекта от ЛСД — глюки в ассортименте. Впрочем, как рассказывал мне один приятель, давно, ещё в общаге, в «том мире» — привыкание к наркоте типа ЛСД чисто индивидуальное, психологическое. Кого и при долгом употреблении не вставит, а кто–то с катушек съедет при первой же попытке.